1 сентября

1 сентября - всем, кто любит узнавать новое, - с удовольствием предлагаем отрывок из чрезвычайно увлекательной книги Марины Белозерской "Жираф семейства Медичи, или Экзоты в большой политике". В легкой и ненавязчивой "упаковке" - вполне серьезные сюжеты, исторические параллели и знаменитые характеры.

Глава III

 КАК  ЖИРАФ  ПРЕВРАТИЛ
КУПЦА  В  ГОСУДАРЯ

...Государю нет необходимости обладать
названными добродетелями, но есть прямая
необходимость выглядеть обладающим ими...
Каждый знает, каков ты с виду, но  немногим
известно, каков ты на самом деле; и эти последние
не посмеют оспорить мнения большинства, за

спиной которого стоит государство.

 

Никколо Макиавелли,

«Государь»*

 

Палаццо Веккио, ратуша Флоренции, возвышается над площадью Синьории. Щедро украшенное фресками, это здание прославляет достижения многих и многих членов семейства Медичи. Комната Лоренцо Великолепного укра­шена фреской, изображающей прием иностранных послов. Лоренцо сидит на высокой платформе, его обступает толпа гостей, преподносящих ценные дары. Справа усатый человек склоняется под тяжестью вазы, сделанной из драгоценного металла. Ниже трона другой человек подводит к Лоренцо двух лошадей и  двух львов. Наиболее впечатляющий дар находится прямо перед Лоренцо и привлекает к себе наибольшее внимание: это — жираф. Нас, привыкших славить Лоренцо за то, что благодаря ему во Флоренции начался золотой век искусства Возрождения, поражает, что на фреске изображено лишь экзотическое животное, присланное египетским султаном Кейтбеем. Но для Лоренцо, для его современников и потомков это был крайне выразительный символ того, что он достиг.

 

Лоренцо пришел к власти 3 декабря 1469 года. Позднее он писал в своих воспоминаниях:

На следующий день после кончины отца (хотя я, Лоренцо, был тогда еще очень молод мне шел всего двадцать первый год) старейшины города и государства пришли в наш дом утешить нас в нашей потере. Они предложили мне принять на себя заботы о городе и государстве, как делали до меня мой отец и мой дед. Это предложение противоречило инстинктам юного возраста, и, считая, что бремя будет для меня слишком тяжело, да еще и сопряжено с опасностью, я принял его очень неохотно. Но я сделал это, чтобы защитить наших друзей и собственность; ибо во Флоренции плохо приходится тому, кто обладает богатством, но не имеет влияния на правительство.

Лоренцо знал, как работает флорентийская система. Флоренция была республикой; ее конституция тщательно распределяла политическую власть между большим числом флорентийских граждан. С помощью различных юридических приемов предотвращалось создание политических партий, а также господство в городе одного семейства или одного человека. Государственные служащие назначались на должности сроком от двух до шести месяцев, в зависимости от занимаемых ими постов, так чтобы власть не оставалась долго в одних руках. Более того, большинство служащих избирались не общим голосованием, а жребием — их имена буквально вытаскивались из мешка.

Медичи были банкирами и купцами. Их банк имел отделения по всей Европе, они торговали разнообразными доходными товарами: тканями, оливковым маслом, специями, драгоценными металлами, произведениями искусства и даже мальчиками-певчими. Семья первоначально занялась политикой, лишь чтобы сохранить свое состояние. Вступая в браки с влиятельными флорентийскими семьями и укрепляя круг «друзей», семейство Медичи создало как бы неофициальную партию: люди, служа в правительстве, голосовали по велению Медичи и создавали в городских торговых гильдиях атмосферу, выгодную Медичи.

Дед Лоренцо — Козимо, основатель политической династии Медичи, — был мастером закулисного управления флорентийской политической системой. Манипулируя своими приверженцами, он достигал своих целей, не нарушая флорентийских конституционных законов. Его биограф Веспасиано да Бистиччи писал:

Он действовал скрытно и очень осторожно, чтобы обезопасить себя, и если хотел добиться какой-то цели, то всегда умудрялся представить дело так, будто действовать для достижения этой цели начал не он, а кто-то другой.

Разумный и расчетливый организатор и осмотрительный политик, Козимо старался выглядеть всего лишь старомодным купцом с немудреными вкусами (хотя дом его был роскошным) и простым гражданином Флорентийской республики. Благодаря его международной банковской деятельности и особенно его положению банкира папы римского Козимо часто доверяли поручения внешнеполитического характера, что увеличивало его власть и престиж. Но, хотя он обладал большим авторитетом за границей, во Флоренции Козимо делал все возможное, чтобы быть как можно незаметнее.

В отличие от своего деда, Лоренцо не был удовлетворен статусом купца-магната, он хотел подняться до положения настоящего властителя. Вдобавок к унаследованному им огромному богатству и высокому положению он обладал природным политическим даром. И, несмотря на то, что его путь к власти будет переменчивым и трудным, жираф, изображенный на потолке палаццо Веккио, символизирует яркость и незаурядность этого пути.

Как отмечают современники, в Лоренцо было как бы два человека: его личность так же противоречива, как и его внешность. Биограф Никколо Валлори пишет, что он «выше среднего роста, но очень близорук и почти ничего не видит, у него приплюснутый нос и грубый голос». Современные портреты изображают его с широким лицом и высокими скулами, вогнутым и кривым носом, челюстью,  выступающей немного вперед, и маленькими глазками под нависшими веками. Он выглядит как бандит. Разглядывая черты его лица на посмертной маске во дворце Питти, трудно  поверить, что это был человек утонченный, с чувством юмора, тонким умом и глубоким пониманием искусства.

Это был здравомыслящий и дальновидный политик, а также поэт, любивший и классическую литературу, и непристойные песенки. Он был глубоко религиозен и в то же время скептичен; он легко сходился с простонародьем, но хотел, чтобы его принимали за аристократа. В юности он получил великолепное образование и рано был обучен дипломатии. Его посылали за границу, чтобы при дворах итальянских принцев изучить политический протокол и познакомиться со своими будущими союзниками и противниками.

Юность его была бурной,  он много волочился за женщинами. Когда пришло время становиться политическим лидером, старейшины партии Медичи внушили ему, что он должен следовать по стопам мудрого и расчетливого Козимо. Лоренцо был отправлен изучать моральную философию у прославленного гуманиста Марсилио Фичино, под наблюдением которого он написал сложную философскую поэму «Высшее благо». Но Лоренцо не пожелал расставаться с наслаждениями юности: он с удовольствием сочинял грубые карнавальные песни и устраивал пышные рыцарские турниры, в которых, естественно, был звездой. Надменный, жестокий и мстительный по отношению к своим врагам, Лоренцо был внимателен и добр с друзьями и политическими покровителями. Его критики сетовали на его гордыню, а сторонники славили смирение и гуманность. Но главным образом он заботился о своей чести.

Живя в иерархическом обществе, Лоренцо четко осознавал различие между торговцами и аристократами. Он родился в семье купцов и в городе, который не терпел монархии. Но он вырос как принц в роскошном дворце и провел много времени при иноземных королевских дворах. Когда Флоренцию посещали важные сановники, его дед, стремясь повысить престиж семейства Медичи, принимал их скорее как фактический правитель, чем как просто богатый горожанин.

Например, в апреле 1459 года, когда Лоренцо было только десять лет, он стал свидетелем того, как Козимо принимал папу Пия II и Галеаццо Сфорцу, сына могущественного герцога Миланского. Готовясь к их визиту, Козимо украсил свой дворец с особой роскошью. Ошеломленный член свиты Галеаццо Сфорцы писал:

Кабинеты, часовни, салоны, спальни и сад — все это было сооружено и украшено с достойным восхищения мастерством, декорировано золотом и мрамором, узорами, скульп­турами и барельефами, картинами и инкрустациями, выполненными в перспективе — и создано самыми искусными и совершенными мастерами. Так же, как скамьи и полы в доме, гобелены и домашние орнаменты из золота и шелка, изделия из серебра и бесчисленные книжные шкафы...

Вся эта роскошь, хотя и достойная внимания, сама по себе не была необычной. От каждого государя ожидали, что у него будет превосходный дом, полный произведений искусства, отражающих его изысканный вкус. Хотя члены семейства Медичи не были государями, они хотели произвести на иностранных сановников впечатление, что таковыми являются. Поэтому Козимо решил поразить своих гостей чем-то выдающимся, что могло бы ошеломить даже папу Пия II — человека широкой эрудиции, объездившего много стран. И Козимо устроил для него состязание животных — такое, как устраивали великие государственные деятели в Древнем Риме. Животных для этого зрелища — благородных львов — он заимствовал у города, но все ­остальные расходы финансировал сам.

Лоренцо помогал своему деду принимать почетных гостей. Когда Сфорца прибыл во дворец Медичи, Лоренцо встретил его, изящно продекламировав приветственные стихи. В честь папы он проехал по ночной Флоренции во главе кавалькады флорентийских юношей из лучших семей, за­тмевая всех мальчиков статью и роскошью наряда. Один очевидец писал:

                            

Он скачет на коне во всей красе,

А конь покрыт попоной золотою,

И видя то, ему дивятся все...

Отвагою его сияет взор,

И вот, когда он едет через город,

Мы видим, что он — истинно синьор.

 

В день с нетерпением ожидавшейся схватки животных Лоренцо сидел рядом с Козимо, папой и молодым герцогом Миланским и старался сдерживать  нетерпение и выглядеть взрослым. Площадь Синьории была превращена в арену; ведущие к ней улицы перегородили, по периметру стояли трибуны для зрителей, а перед ареной — защитные барьеры. На деревянных скамейках,  в окнах окрестных домов и даже на крышах толпились тысячи зрителей — флорентийцев и приезжих.

Наконец началось представление. На арену вывели дикого вепря, двух лошадей, четырех быков, двух молодых буйволов, нескольких козлов, корову и теленка. Им дали несколько минут, чтобы они привыкли к шуму возбужденной толпы; животные робко блуждали по арене, нервно нюхая воздух. Затем на арену были выведены двадцать шесть львов. Бедных животных, которые должны были стать жертвами, обуял ужас, и они прижались к стенам арены. Зрители затаили дыхание, а могущественные хищники стали неторопливо разгуливать по арене, иногда издавая рычание. Неожиданно один лев единым прыжком вскочил на спину лошади — как заметил один наблюдатель, «сразу показав себя царем зверей». Зрители приготовились к кровавому зрелищу. Но лев тут же  потерял интерес и к лошади, и ко всем остальным животным. Безразлично оглядев собрание трепещущих тварей, львы зевнули, улеглись на арене, вытянулись и уснули.

Козимо был в ужасе. Он рассчитывал на ярость львов. Какой просчет! Оказалось, что львы не в настроении охотиться: до представления их регулярно кормили, и они вовсе не были голодны.

Лев — яростное, гордое и экзотическое животное — был одним из символов Флоренции. Живые львы содержались в городе с XIII века, и о них заботились за счет городской казны. Тщательно выбирался смотритель, следивший за львами; от него требовалось наличие бороды и бакенбардов — должно быть, чтобы он выглядел более похожим на льва или его можно было легко распознать и оказать должное уважение. Ему надлежало быть «самым почтенным, способным и благородным», и во время заседаний Совета республики он имел право сидеть вместе с аристократами.

Флорентийские львы жили в самом центре города. Сначала их поместили там, где потом будет построена Лоджия деи Ланци — напротив ратуши. Жилось им  вполне благополучно, и они хорошо размножались: пара львов, привезенных в город в XIII веке, к XIV веку превратилась в две дюжины. Если львов хорошо кормить, они могут очень долго жить в неволе и стать вполне ручными. Получая около девяти фунтов мяса в день, они вырастают здоровыми и упитанными, и у них нет никакого желания охотиться. К 1330 году флорентийским львам стало тесно на площади Синьории, и им пришлось найти новое пристанище — позади ратуши, на улице, которая до сих пор носит название виа деи Леони (Львиная улица). Там они обитали в течение двух веков — до тех пор, пока другой Козимо Медичи*  не решил превратить ратушу в свою личную резиденцию. Когда он начал расширять здание ратуши в соответствии со своими нуждами, львятник стал ему мешать, и Козимо переселил львов в новое помещение на площади Сан-Марко, напротив больницы Сан-Маттео. Пациенты больницы жаловались, что их постоянно тревожит львиный рык, но герцог остался непреклонен.

Высоких гостей Флоренции постоянно водили смотреть на львов во время экскурсий (местные жители тоже могли любоваться ими за небольшую плату). В редкие морозные зимы на улицах появлялись львы, слепленные из снега.
В XV веке некий Лука Ландуччи писал в своем дневнике:

Во время четырехдневной пурги несколько мастеров слепили на улице замечательных львов-снеговиков; среди них был очень большой и красивый снеговик, стоявший перед собором Санта-Мария дель Фьоре, и один — перед церковью Святой Троицы.

Флорентийцы постоянно усматривали в действиях львов те или иные знамения. Когда на свет появлялись львята, это считалось хорошим предзнаменованием. Если лев умирал, это предвещало беду. Даже обычно скептически настроенный историк Франческо Гвиччиардини писал:

Кончине Лоренцо Медичи в 1492  году предшествовало несколько дурных знамений... Некоторые львы подрались друг с другом, и один очень красивый лев был убит.

«Что может лучше развлечь высоких гостей, — вероятно, решил Козимо, — нежели игрища с участием этих потрясающих животных?» Но каким конфузом все это обернулось! Чтобы возбудить ярость непослушных зверей и изменить ситуацию, Козимо выпустил на арену «троянского коня» — деревянную скульптуру на колесах, внутри которой спрятались вооруженные люди: они попытались раздразнить и расшевелить львов, но ничего не добились, и представление окончилось провалом. Папа ворчал, что в его честь было пролито больше вина, чем крови.

Принято думать, что Италия эпохи Возрождения была менее жестоким местом, чем Древний Рим. При одном лишь упоминании Флоренции нам представляется прекрасный собор, украшенный величественным куполом работы Брунеллески, мы мысленно прогуливаемся по очаровательной площади Синьории, в восторге останавливаемся перед «Давидом» Микеланджело в Академии и купаемся в чувственных лучах «Рождения Венеры» Боттичелли в Галерее Уффици. Однако Флоренция XV века тоже была достаточно суровым обществом. Вышеупомянутый горожанин Лука Ландуччи вспоминает о частых публичных казнях:

Десятое апреля 1465 года. Молодая женщина, дочь Дзаноби Черукки, была судима за то, что убила и бросила
в колодец маленькую дочь ювелира Бернардо делла Дзекка. Она совершила убийство ради жемчужного ожерелья
и серебряных украшений, которые девочка носила на шее. Преступница была отвезена на площадь в телеге палача
и обезглавлена
.

Так что кровавое зрелище убийства львами мирных животных никак не могло шокировать флорентийцев, их только раздосадовало, что не удалось развлечь высоких гостей.

Наблюдая провал представления, маленький Лоренцо усвоил для себя важные политические уроки. Он понял, что на иностранные делегации большое  впечатление производит прекрасный дворец, наполненный произведениями искусства, и лицезрение диких зверей — это также памятное зрелище. Но по-настоящему публику впечатляют лишь зрелища, в которых участвуют более экзотические существа, чем перекормленные львы. Более того, эти животные не были собственностью Козимо, он не привез их с помощью хитрости или силы из далеких земель, они принадлежали Флоренции. Лоренцо мечтал, что, когда вырастет, он постарается заполучить более удивительных животных, которые сделают его настоящим, всеми уважаемым государем.

В отличие от своего деда, который вел себя как обычный человек и управлял Флоренцией из-за кулис, Лоренцо стремился к более высокому положению и более явной власти. Он хотел подняться над купечеством, из которого вышел, взять в свои руки бразды правления Флоренцией и приобрести то же положение, которое занимали главы других итальянских государств — герцог Миланский, король Неаполитанский или папа римский. Он хотел, чтобы его уважали не за его богатство, а за политическую власть — на родине и за границей.

 

Первое десятилетие Лоренцо как неофициального правителя Флорентийской республики было испытанием его решимости и характера. В июне 1472 года взбунтовалась Вольтерра — город, подчиненный Флоренции; жители Вольтерры отказались выполнить решение флорентийского правительства относительно возникшего в городе конфликта. Желая показать свою твердость, Лоренцо потребовал для города сурового наказания, чтобы предотвратить неповиновение в будущем. Для выполнения этой задачи был избран профессиональный наемник Федериго де Монтефельтро, герцог Урбинский. Он целый месяц осаждал Вольтерру, а когда город наконец сдался и открыл ворота, армия несколько дней грабила, жгла и насиловала. Лоренцо долго не могли простить этой жестокости.

В течение нескольких следующих лет у Лоренцо серьезно испортились отношения с папой римским Сикстом IV, который был известен своей склонностью к кумовству. Посвятив шестерых своих племянников в сан кардинала, Сикст хотел оставить за ними ценную недвижимость в северной Италии, но Лоренцо был против. Осенью 1473 года он отказался ссудить Сиксту сорок тысяч дукатов на приобретение города Имола для его племянников кардинала Пьетро Риарио и графа Джироламо Риарио. Семейство Пацци — противники семейства Медичи как во Флоренции, так и в международном банковском бизнесе, — быстро ссудили Сиксту требуемые деньги, но Лоренцо по-прежнему отказывался продать город. Папа сделал семейство Пацци своим главным банкиром, изъяв ватиканские вклады из банков Медичи, где они лежали уже несколько десятилетий. Он предполагал, что без этих вкладов у Лоренцо не будет достаточного количества денег, чтобы удерживать в подчинении как Флоренцию, так и зависимые от Флоренции города. Но Лоренцо не сдался. Гордые флорентийцы, которые к тому же ценили обильные налоги, поступающие из зависимых городов, поддержали Лоренцо. Папа был возмущен и стал думать, как бы избавиться от непокорного. Он пригрозил: «Мы применим силу, чтобы напомнить Лоренцо, что он — гражданин, а мы — папа, потому что так было угодно Богу».

Тем временем в самой Флоренции силовая тактика Лоренцо по отношению к его политическим соперникам постепенно начинала вызывать раздражение. Как мы видели, еще со времен Козимо семейство Медичи приобрело власть, манипулируя обширным кругом друзей и клиентов. Хотя теоретически государственные чиновники избирались по жребию — их имена вытаскивались из мешка, — практически именно Лоренцо через своих сподвижников решал, чьи имена клали в мешок и чьи из мешка вытаскивали. Для богатого и знатного флорентийца не служить в правительстве считалось бесчестьем. Семейство Пацци было среди тех, кого Лоренцо устранил из флорентийской политики и обложил высокими налогами; он даже по своему усмотрению мешал им заключать браки. Терпение семейства Пацци иссякало.