Читая книги...

1828 г.

25-го [июля] ввечеру я виделся на весьма короткое время с Грибоедовым, который, отъезжая в Персию в звании генерального Консула, заехал повидаться с Паскевичем и принять от него приказания. Но сему посещению была еще следующая причина. Грибоедов съездил курьером к государю с донесением о заключении мира с Персиею, по­лучил вдруг чин статского советника, Анну с бриллиан­тами на шею и 4000 червонцев. Человек сей, за несколько времени перед сим едва только выпутавшийся из неволи, в которую он был взят по делу заговорщиков 14 декабря и в чем он, кажется, имел участие (за что и был отвезен с фельдъегерем в Петербург к допросу), достижением столь блистательных выгод показал редкое умение свое. Сего было мало: он получил еще в Петербурге место генераль­ного консула в Персии с 7000 червонцами жалованья, присвоенными к сему месту. Грибоедов таким образом вмиг сделался и знатен, и богат. Правда, что на сие место государь не мог сделать лучшего назначения; ибо Грибоедов, живши долгое время в Персии, знал и хорошо обучился персидскому языку, был боек, умен, ловок и смел, как должно, в обхождении с азиатцами. Притом же, по редким способностям и уму, он пользовался всеобщим уважением и лучше кого-либо умел поддерживать в на­стоящей славе звание сие как между персиянами, так и между англичанами, имевшими сильное влияние на по­литические дела персиян и пребывающими постоянно в Таврисе, под предлогом учителей или образователей регу­лярного войска.

Я, кажется, выше упоминал, в каких личных сношениях я находился с Грибоедовым. Я был весьма далек от того, чтобы к нему иметь дружбу и (как некоторые имели) уважение к его добродетелям, коих я в общем смысле со­всем не признавал в нем, а потому и не буду повторять сего. Но как я сам удалялся от него, то и всякое сбли­жение его с семейством моим было для меня неприятно. Мне всегда было досадно видеть, сколько Прасковья Нико­лаевна имела к нему доверенности, и тем неприятнее было узнать о сильном участии, которое она приняла в помолвке Грибоедова на Нине Чавчавадзевой, ибо он к нам под Ахалкалак приехал, к удивлению всех, уже же­нихом ее.

Грибоедов имел много странностей, а часто и старался прослыть странным, для чего говорил вещи странные и удивлял других неожиданностью своих поступков. Нина прежде его еще несколько занимала, и как он извлекал изо всего пользу для своей забавы, то пользовался пущенным о том слухом, дабы выводить пз себя ее страстного обожателя Сережу Ермолова. За это однажды у них дошло было почти до поединка, что и прекратило насмешки Гри­боедова. Приехавши из Петербурга со всею пышностью посланника при азиатском дворе, с почестями, деньгами и доверенностью главнокомандующего, коего он был род­ственник, Грибоедов расчел, что ему не доставало жены для полного наслаждения своим счастьем. Но, помышляя о жене, он, каягстся, не имел в виду приобретение друга, в коем мог бы уваягать и ум, и достоинства, и привязан­ность. Казалось мне, что он только желал иметь краси­вое и невинное создание подле себя для умножения своих наслаждений. Нина была отменно хороших правил, добра сердцем, прекрасна собой, веселого нрава, кроткая, по­слушная, но не имела того образования, которое могло бы занять Грибоедова, хотя и в обществе она умела себя ве­сти. Не имея никого другого в виду, Грибоедов думал о Нине и с сими думами отправился в Гумры, дабы от­туда приехать в Карс к Паскевичу, но дорогою вздумал жениться и внезапно возвратился в Тифлис, приехал ко мне в дом и открыл свое намерение Прасковье Николаевне, которая от сего была в восхищении. Кроме того, что она надеялась видеть их счастливыми, потому что заблужда­лась насчет Грибоедова, ей льстил выбор Грибоедова, ибо Нина была ею воспитана. Она, может быть, вспом­нила вскоре после первой радости своей, что сие супру­жество подает ей средства поправить свои дела по дове­ренности, которую Грибоедов имел у Паскевича. Оса вмиг побежала к Чавчавадзовым и без затруднения нашла ско­рое согласие на спе матери и бабки Нины, двух грузинок, из коих последняя хотя и умная женщина, но прельща­лась связью и сближением с великою, единою ведомою им властью главнокомандующего в Грузни, коего участие было весьма нужно в расстроенном состоянии дел семейства их и тяжбах, [которые они] имели с казною.

Грибоедову сказано было испросить согласие Нины. Он к сему приступил весьма простым образом и получил свое. Нина после говаривала, что она давно уже имела душев­ную склонность к Грибоедову и желала его иметь супру­гом. Все сие было улажено у меня в доме. Послали курьера к отцу Нины, который начальствовал войсками и обла­стью в Эр^ивани> ^и ответ от него получен, без сомне­ния, утвердительный; он всех более радовался сему союзу.

Итак, Грибоедов из Тифлиса приехал к нам в Ахалкалакский лагерь женихом. Я его видел, так сказать, мельком в палатке у Паскевича, и он хотел уже со мною быть на родственной ноге, ибо Ахвердовы были через князей Челокаевых в родстве с Чавчавадзевыми; но я не отвечал ему тем же образом, и он мог видеть во мне прежнюю мою недоверчивость к нему. Мне весьма не нравилось, на­против того, сближение его с моим семейством, и я без­ошибочно был уверен в сильном участии, которое Пра­сковья Николаевна принимала в сем браке. И Сережа Ермолов был в досаде, но он старался скрыть сие и говорил, что более не думает о Нине и желает ей всякого счастья.

Грибоедов женился по возвращении в Тифлис со всею пышностью посланника, и с таковой же отправился вме­сте с женою в Персию, где он был убит в народном воз­мущении. Происшествие сие будет описано в своем ме­сте. К удивлению многих прочитали в журнале Греча после смерти Грибоедова напечатанное письмо его к Гречу, в коем он описывает обстоятельства его женитьбы. На Нину он взирал более как на забаву, чем на жену. Я дал сие заметить Прасковье Николаевне, коей выражения его также не нравились; но будучи уже слишком ослеплена им, она не могла сознаться в своем ошибочном о сем человеке понятии.