Поколение оттепели

Год издания: 2006

Кол-во страниц: 430

Переплёт: твердый

ISBN: 5-8159-0603-4

Серия : Биографии и мемуары

Жанр: Воспоминания

Тираж закончен

Людмила Михайловна Алексеева (род. 1927) – историк, редактор. Участвовала в правозащитных выступлениях, начиная с первых протестов против ареста и осуждения в 1966 году писателей А.Синявского и Ю.Даниэля. Она стала одним из инициаторов оказания материальной помощи политическим заключенным и их семьям. В 1968–1972 гг. была первой машинисткой правозащитного бюллетеня «Хроника текущих событий». В феврале 1977 года эмигрировала в США. Вернулась в Россию в 1993 году. В мае 1996 года избрана председателем Московской Хельсинкской Группы. С ноября 1998 года по ноябрь 2004 года – президент Международной Хельсинкской Федерации по правам человека.

В этой книге Людмила Алексеева рассказывает о своей жизни, полной неожиданных поворотов, о времени, в котором ей и ее друзьям-правозащитникам довелось жить и сделать свой выбор. Андрей Сахаров, Натан Щаранский, Лариса Богораз, Александр Солженицын... Вот неполный список тех, с кем предстоит встретиться читателям в «Поколении оттепели».

 

 

 

Людмила Алексеева, Пол Голдберг
ПОКОЛЕНИЕ ОТТЕПЕЛИ
Перевод с английского З.Е.Самойловой

Ludmilla Alexeyeva and Paul Goldberg
THE THAW GENERATION
Coming of Age in the Post-Stalin Era
1990

Содержание Развернуть Свернуть

Содержание

Предисловие к русскому изданию 5

Введение 13

Глава 1 17
Глава 2 36
Глава 3 62
Глава 4 86
Глава 5 122
Глава 6 155
Глава 7 169
Глава 8 184
Глава 9 198
Глава 10 210
Глава 11 243
Глава 12 251
Глава 13 288
Глава 14 311
Глава 15 317
Глава 16 328

Послесловие 332

Кто такие шестидесятники?
(Беседа с Я.М.Бергером и С.А.Ковалевым) 335

Евгений Ясин. Шестидесятники
(8 заметок к возможной дискуссии) 361

Виктор Воронков. Аналитическое обозрение 371

Комментарии 384

Биографические комментарии 396

Именной указатель 424

Почитать Развернуть Свернуть

Посвящается Ларе и Толе


Предисловие к русскому изданию

Эта книга впервые вышла пятнадцать лет назад, в 1990 гду, не на русском, а на английском языке, и не в СССР, а в Соединенных Штатах Америки (издательство Литтл Браун). Почему так? Потому что задумана она была не для моих сооте¬чественников, а для американского читателя, но подвигли меня взяться за книгу для американцев события на родине.
К 1985 году вымерли все генеральные секретари ЦК КПСС, стоявшие у кормила власти в Советском Союзе, и эту должность занял Михаил Сергеевич Горбачев. Я к этому времени уже восемь лет находилась в эмиграции (участие в правозащитном движении грозило завершиться серьезным тюремным сроком, и это было причиной отъезда). Я с замиранием сердца следила из американского далека за происходившим дома: есть ли надежда на выход из маразматического застоя, в котором Советский Союз пребывал во времена Брежнева и который продолжался при генсеках — его преемниках — Андропове и Черненко? Наверное, внутри страны те, кто ждал какого-то дуновения свежего ветерка, почувствовали его раньше, чем я в Америке, — ведь цензура поначалу была такой же непробиваемой, как прежде, а слово «перестройка» первое время сам новый лидер расшифровывал как «ускоренное развитие», прежде всего в экономике на основе обновления ее технической базы. Меня же, как все поколение оттепели, к которому я принадлежу, интересовала более всего свобода слова и степень участия граждан в принятии решений, определяющих условия их жизни. Время от времени в словах и поступках Михаила Горбачева проявлялась склонность к переменам и в этом отношении, но проблески надежды гасили его заявления, такие, например, как заявление, что в СССР нет политических заключенных (он сказал это в Париже в феврале 1986 года).
Мое тогдашнее отношение к новому советскому лидеру можно было охарактеризовать как осторожный оптимизм. Американцы же, даже те немногие, кто следил за событиями в СССР, знали об этом еще меньше, чем я. Они у меня постоянно спрашивали, что я думаю о новом генсеке и о том, куда он направит страну. Лишь разрушение Берлинской стены приковало внимание широкой американской публики к происходящему в СССР. Это событие было встречено как нежданное чудо. Все в одночасье поверили в окончание «холодной войны» по мановению волшебной палочки, которую держал в руках Горби — так любовно стали называть американцы этого посланца небес. На меня обрушился шквал приглашений на выступления в самых разных аудиториях. Телефон звонил непрерывно. Все — и знатоки СССР, и просто любопытные американцы — хотели знать, кто такой этот Горби, откуда он взялся в стране, где никогда не слыхали слова «свобода» и где она никому не нужна: так они представляли себе мою родину.
Я каждый раз объясняла, что в России никогда не умирало стремление к свободе, что на протяжении веков в каждом поколении были люди, посвящавшие свою жизнь борьбе за свободу и жертвовавшие ею ради свободы. И Горби (которого я ценю и которому благодарна за многое) все-таки не сделал бы того, что сделал, если бы и в стране, и даже в партии рядом с ним не было людей, рвущихся к свободе. Для тех дней это были шестидесятники — поколение оттепели. Все они, а не только диссиденты, составлявшие их малую часть, ринулись в узенькую щелочку дозволенного, приоткрывшуюся благодаря перестройке, и своим напором расширяли эту щелочку день за днем, месяц за месяцем, чтобы в образовавшуюся брешь хлынул поток инициатив и требований, который увлек за собой генсека Горбачева, превратив его в Горби, ставшего для американцев символом нашей свободы.
Я повторяла это ежедневно по много раз иногда по-русски, но чаще — по-английски. И мне пришла в голову мысль: не написать ли об этом? Не исследование, нет, а книжку для широкой публики, раз это многим стало интересно. Если так, то писать нужно было не только просто, но и в привычной для американцев, но в не свойственной мне манере. Необходим был соавтор, владеющий такой манерой. Издательство Литтл Браун, выразившее готовность выпустить такую книгу, предложило мне на эту роль знаменитого автора нескольких книг о Советском Союзе. Но я отказалась от лестного предложения, сулившего большие тиражи, опасаясь, что при авторе-знаменитости окажусь лишь поставщиком фактического материала, не влияющим на его интерпретацию.
Я пригласила в соавторы молодого журналиста Пола Голдберга. Выбор оказался правильным. Пол (по-нашему Павел) родился в Москве. Его родители эмигрировали вместе с ним в США, когда мальчику было четырнадцать лет. В Америке он закончил школу и престижный университет Дюка. Превратившись из Павла в Пола, он сохранил отличный русский язык, но думал уже по-английски и усвоил американский журналистский стиль. Пол хорошо помнил Москву и Россию. Я познакомилась с ним, когда он был еще студентом. Он хотел стать журналистом, и у меня возникла идея приохотить его писать о Советском Союзе и о происходящих там событиях, о которых не писала официальная советская печать. В Америке была явная нехватка журналистов, пишущих на эти темы. Я рассказывала Полу о диссидентах, о преследуемых верующих и участниках национальных движений в СССР. Мои усилия имели успех: Пол написал (на грант Фонда Форда) книгу «Final Act», то есть «Заключительный акт» (русский перевод «Заключительного акта» вышел в 2006 году, одновременно с переводом «Поколения оттепели»). Это книга о той среде, в которой в 1976 году возникла независимая правозащитная организация Московская Хельсинкская группа, и о первых девяти месяцах ее работы. Со своей задачей Пол справился блестяще: «Заключительный акт» основан только на фактах, с привлечением соответствующих документов, но, будучи чистой нон-фикшн, книга читается как детектив — впрочем, материал этому способствовал.
В работе над «Поколением оттепели», имея соавтора, я обрекла себя на роль сказительницы. Я рассказывала Полу все по порядку на присущем мне русском языке, он по ходу рассказа что-то вносил в компьютер, уже по-английски. Потом превращал введенный текст в соответствующую главу, оставляя из рассказанного только то, что казалось ему интересным и понятным для американского читателя, и отдавал написанный кусок мне на растерзание. Вторично я расправлялась с текстом уже готовой книги. Именно расправлялась, потому что пригодное, по мнению Пола, для американской публики не всегда нравилось мне. Во-первых, в написанном Полом тексте все было гораздо проще, чем в моем повествовании, исчезали какие-то важные для меня оттенки и подробности. Я понимала, что так и надо писать для читателей, не знающих наших реалий, но мне было трудно с этим смириться. Так, например, рассказывая о том, что мне было особенно интересно в отечественной истории, я говорила о декабристах, о Герцене, о шестидесятниках ХIХ века, о народниках и народовольцах, о земцах и либералах и т. д., вплоть до меньшевиков и большевиков. А Пол оставил только декабристов. Почему декабристов? Конечно, исторические аналогии между временем декабристов и временем диссидентов просто напрашиваются, но такие аналогии возможны и по отношению к кадетам, например, которые намного ближе к нашей эпохе. А Пол убеждал меня: все это читателям будет очень трудно объяснить. Так и остались в этой книге одни декабристы как непосредственные предшественники диссидентов послесталинского времени.
Были у меня с Полом и стилистические несогласия. Я стремилась «подсушить» слишком сентиментальные, с моей точки зрения, эпизоды. В русской литературной традиции сентиментальность не является признаком хорошего вкуса. Американцы на этот счет более снисходительны. Пол уверял меня, что в книге, рассчитанной на массового читателя, некоторая сентиментальность просто обязательна. Еще больше, чем сентиментальность, меня пугала этакая победная интонация в эпизодах, где описывалась пусть самая малая удача моя или симпатичных мне персонажей. Я и без Пола знала, что американцы стремятся в любой ситуации выглядеть успешными людьми, и это очень привлекательная для меня черта их национального характера. Но я так и не научилась так себя подавать, и в книге меня это коробило.
В сражениях с Полом иногда я ему уступала, иногда он мне. Но я ему безусловно благодарна за то, что он сумел придать книге, написанной от моего имени, мою интонацию. Я понимаю, что это непросто сделать.
Но главная трудность была в невозможности получить необходимые для книги материалы из СССР — не хватало даже не столько письменных материалов, сколько возможности поговорить с людьми, принадлежащими к поколению оттепели. Ведь эта книга о тех, кто пережил годы сталинского террора и воспрянул после разоблачения сталинских преступлений в докладе Никиты Хрущева на ХХ съезде КПСС (февраль 1956 года). Таким образом, следовало объяснить американскому читателю, что пережили люди этого поколения, начиная с детских лет. Только тогда будет понятно, почему стало для них поворотным моментом официальное признание сталинского террора преступным. Я должна была описать, как складывались судьбы шестидесятников на протяжении всей их жизни вплоть до появления на исторической сцене Горби. Но я не так уж много об этом знала и не все, что знала прежде, помнила в конце 1980-х годов. Восполнить же пробелы возможности не было: меня в СССР не пускали, даже телефонные звонки из Америки были редкой удачей. А книгу эту по самому ее замыслу следовало выпустить в свет как можно быстрее. Поэтому она поневоле оказалась более автобиографичной, чем мне бы хотелось.
Моя биография довольно типична для моего поколения, и этот материал лучше всего мне известен. Немало сведений, важных для характеристики поколения оттепели, открылось позднее, уже после выхода в свет книги, а кое-что известное тогда лишь узкому кругу лиц было неизвестно мне. Это особенно касается экономистов и партийных работников, принадлежавших к шестидесятникам. Их идеи и деяния знали лишь близкие и некоторые коллеги — так же, как о диссидентах знали очень немногие. В «Поколении оттепели» они смогли быть описаны лишь потому, что это была известная мне среда. Да и память оказалась не очень надежным помощником — немало важного для характеристики поколения шестидесятников в книге упущено. Не написала я о многих известных мне тогда замечательных людях, определивших характерные черты этого поколения, придавших ему его неповторимость. Это замечательный философ Григорий Померанц, известный социолог Юрий Левада, литератор Юрий Карякин, поэты Владимир Корнилов и Юрий Левитанский, журналисты Лен Карпинский и Отто Лацис, театральные режиссеры Олег Ефремов (театр «Современник»), Юрий Любимов (театр на Таганке), Анатолий Эфрос (театр на Малой Бронной), Марк Розовский (его я знала как режиссера Студенческого театра МГУ) и др. — всех не перечесть. Каждый из них оказал огромное влияние на окружающих. Они не упомянуты в «Поколении оттепели» — или я в тот момент о них не вспомнила, или рассказала не так, и Пол решил, что это не будет понятно и интересно американцам. Нет упоминаний о тех шестидесятниках, которые ярко проявили себя в годы перестройки, когда книга уже была написана, — например, Егор Яковлев, сделавший незаметную газетку «Московские новости» главной газетой перестройки; Александр Яковлев — соратник Горбачева, больше всех в его окружении сознававший необходимость демократизации советского авторитарного строя; яркие политические фигуры начала перестройки Гавриил Попов, Юрий Афанасьев, Леонид Баткин; экономисты Евгений Ясин и Татьяна Заславская. И тут всех перечесть невозможно, кого очень не хватает в книге о «поколении оттепели». Но дописывать эту книгу для русского читателя через пятнадцать лет после ее написания — невозможно. Просто нужна книга (и, наверное, не одна) об этом поколении, написанная не в Америке, а в России, и не для американской публики, а рассчитанная на отечественную аудиторию. Но это уже задача для другого автора или других авторов.
«Поколение оттепели» имело успех в Америке. Книга хорошо разошлась и даже была включена в список литературы для тех, кто намеревался побывать в России, — ее читали дипломаты, профсоюзные деятели, журналисты и просто туристы.
Меня неоднократно спрашивали, не думаю ли я о переводе ее на русский язык. Пол тоже не раз предлагал заняться этим. Однако я была решительно против русского издания. Исходя из вышеперечисленных соображений, я просто боялась отдать книгу на суд соотечественников. Повторю эти доводы: 1) в книге слишком просто, может быть, даже примитивно трактуются очень сложные проблемы; 2) для книги о поколении шестидесятников там слишком много меня самой, а для целого ряда заслуживающих внимания судеб там не нашлось места; 3) события, попавшие в книгу, Пол отбирал в расчете на американского читателя, а читатель отечественный заметит, что кое-что первостепенно важное здесь упущено, а некоторые второстепенные события подаются как самые главные. Я ведь рассказывала Полу как помнилось, и это было очень субъективно. Да к тому же еще налет сентиментальности и «победные» интонации! Нет, эта книга была задумана для американцев, пусть они ее и читают.
Но шло время, и пару лет назад аспирантка из провинции, работавшая в архивах московского «Мемориала» над диссертацией по истории правозащитного движения в СССР, прочла эту книгу. Оказалось, ей все это очень интересно. Потом ее прочла очень интеллигентная молодая москвичка. И тоже утверждала, что это ей интересно. Поскольку выяснилось, что молодым соотечественникам это может быть интересно, я уже не была категорически против перевода. Но организовать его, наверное, так и не собралась бы, если бы не добрые ангелы — мои американские друзья Эндрю Блейн и Эдвард Клайн, которые нашли деньги на перевод и даже переводчицу!
С переводчицей мне повезло не меньше, чем с соавтором. Зоя Евгеньевна Самойлова отнеслась к этой работе с такой любовью, с таким энтузиазмом и с таким усердием, что стала практически соавтором русского текста. Она не просто доб¬росовестно переводила, а замечала огрехи в английском тексте, и они были поправлены в русском переводе. Она разыскивала упоминавшиеся в книге документы, цитаты и т. д., чтобы дать их не в обратном переводе, а по оригиналу, и благодаря ей даты, имена или что-то еще указанное неверно было исправлено.
Читая уже готовый перевод, я тоже делала некоторые исправления — иногда вычеркивала утверждения, достоверность которых трудно сейчас проверить. Кое-что, наоборот, в русском тексте добавлено. Так, в 1989 году, когда закончилась работа над книгой, я не решилась писать об участии в диссидентском движении моего старшего сына Сережи — родственники его жены Люды жили в Москве, и мы опасались еще их «засветить». Были и другие изъятия, вставки и поправки, поскольку уже можно было проверить детали, обращаясь к участникам описываемых событий. Таким образом, русский перевод не полностью соответствует первоначальному английскому тексту. Но все-таки книга не переделывалась, а была всего лишь несколько доработана. Новой стала последняя глава — понятно почему. Со времени выхода в свет «The Thaw Generation» прошло пятнадцать лет. Зачем обрывать 1989 годом книгу, издаваемую в 2006-м, если поколение, в ней описанное, не сошло со сцены?
Мне пришла в голову счастливая мысль использовать в русском издании возможность, отсутствовавшую у меня пятнадцать лет назад — дать слово самим шестидесятникам. Пусть это будет их взгляд на свое поколение в историческом ракурсе, из сегодняшнего дня.
Моими собеседниками стали Яков Михайлович Бергер и Сергей Адамович Ковалев. Они оба достойно представляют поколение оттепели и в жизни, и в этой книге. Мы обсудили, кого мы считаем шестидесятниками, чем отличается наше поколение от предшествовавших и последующих и каков вклад шестидесятников в российскую историю и в современность. Расшифровка магнитофонной записи этой беседы составила заключительную главу вместе с заметками на эти же темы известного экономиста Евгения Григорьевича Ясина, тоже по праву причисляющего себя к шестидесятникам.
Для особо любознательных читателей в русском издании добавлено приложение. Это отрывок из статьи Виктора Михайловича Воронкова «Аналитическое обозрение». В этом приложении я соблазнилась представить отечественному читателю взгляд на поколение оттепели исследователей, то есть взгляд профессионалов.
Наконец, расширен справочный аппарат. Кроме именного указателя (который имелся и в «The Thaw Generation»), русское издание снабжено биографическим указателем и комментариями. Над справочным аппаратом работали сотрудник Московской Хельсинкской группы Николай Костенко и сотрудники исследовательского центра «Мемориала» Геннадий Кузовкин, Дмитрий Зубарев, Алексей Макаров и Семен Чарный; кроме того, Николай Костенко, Геннадий Кузовкин, а также Наталия Ларичева участвовали в подготовке к публикации текста книги — огромная им за это благодарность.
Благодарю еще раз за неоценимую помощь в подготовке русского издания Зою Евгеньевну Самойлову. Хотелось бы выразить искреннюю признательность профессору Эндрю Блейну, которым первым подал идею перевести книгу на русский язык и с деятельным интересом вникал в подробности реализации этой идеи. Глубокая благодарность Издательству имени Чехова за финансовую поддержку работы над переводом. Благодарю Сергея Адамовича Ковалева и Якова Михайловича Бергера за содержательную беседу о шестидесятниках. Благодарю Евгения Григорьевича Ясина и Виктора Михайловича Воронкова за любезно предоставленные собственные труды, включенные в русское издание. Благодарю Яну Зыкову и Татьяну Локшину, прочитавших «The Thaw Generation» и убедивших меня в том, что пришло время для русского издания этой книги. Благодарю Владимира Матлина, Наталью Николаевну Садомскую и Александра Юльевича Даниэля, сделавших ценные исправления и добавления в русский текст; директора архива «Мемориала» Татьяну Михайловну Хромову за предоставление ряда фотографий для русского издания; Наталью Костенко и сотрудников Московской Хельсинкской группы Ирину Горшкову, Юлию Габидулину, Нину Таганкину, Анастасию Асееву и Ирину Сергееву за помощь в подготовке русского издания к печати. Благодарю Игоря Валентиновича Захарова за любезное согласие издать «Поколение оттепели» на русском языке.



Введение

В юные годы будущие советские руководители и будущие диссиденты сидели за партами в одинаковых классах, слушали учителей, преподававших по стандартной методике одни и те же предметы, и каждый день видели перед собой образ Сталина. Не было школы, где не стояли бы его бюсты и не висели портреты. На знаменитой фотографии 1936 года улыбающийся в усы Иосиф Виссарионович держит огромный букет и темноволосую девочку в матроске. Сияющая малышка обнимает вождя как отца родного: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!»
Я родилась в 1927-м, через три года после его прихода к власти. В 1937-м, когда мне было десять лет, из нашего дома в Москве начали исчезать люди. Я не видела в этом ничего особенного и не задавала вопросов. Я не знала другой жизни.
Поворотные вехи в истории моего поколения можно обозначить точными датами, иногда даже часами и минутами. Первое на моей памяти историческое событие произошло
22 июня 1941 года, ровно в 4 часа утра, — Германия напала на Советский Союз. В школе нам говорили, что наша армия непобедима. Теперь эта армия отступала к Москве, теряя сотни тысяч солдат. И у нас впервые зародилось сомнение — неужели учителя могли ошибаться?
Война окончилась, но сомнения остались. Не ослабевало смутное ощущение: что-то не так. Я не чувствовала себя счастливой и не видела вокруг людей, которых можно было назвать счастливыми. Если революция 1917 года совершалась ради счастливого будущего, то где оно, это будущее? В чем же дело? Что-то не то с системой или с нашими руководителями? А может, я какая-то не такая? Откуда у меня эти мысли? Ими даже поделиться не с кем.
5 марта 1953 года радио объявило о смерти Сталина. Как и большинство людей, я расплакалась. Плакала от беспомощности, оттого, что не могла представить, чт теперь с нами будет. Плакала, потому что чувствовала — к лучшему или к худшему, эпоха закончилась.
Не имея представления о другой жизни, мы оказались совершенно не готовы к периоду либерализации, получившему впоследствии название «оттепель», по одноименной повести Ильи Эренбурга.
25 февраля 1956 года, когда мне было около тридцати, Хрущев потряс делегатов XX съезда Коммунистической пар¬тии и весь народ разоблачением Сталина. Великий вождь оказался преступником. Этот съезд положил конец одиноким попыткам подвергнуть сомнению советский строй. Люди переставали бояться, начали высказывать свои мнения, делиться информацией, обсуждать волнующие их вопросы. По вечерам мы собирались в тесных квартирах, читали стихи, предавались воспоминаниям, обменивались новостями. В результате возникала реальная картина того, что происходит в стране. То было время нашего пробуждения.
Руководителей и наставников у нас не было, мы могли учиться только друг у друга. «Оттепель» стала для нас временем поиска альтернативной системы ценностей, собственного мировоззрения. Пережив сталинизм, мы уже не смогли бы принять никакое «прогрессивное» учение, навязываемое сверху.
Стремясь избавиться от сталинской доктрины коллективизма, мы постепенно осознавали, что мы не винтики в государственной машине, не безликие члены «коллектива». Каждый из нас — единственный в своем роде, и каждый имеет право быть самим собой. Не спрашивая разрешений у партии и правительства, мы стали рассуждать и делать выводы: писатели имеют право писать, что они хотят, читатели имеют право выбирать, что им читать, и каждый из нас имеет право говорить то, что думает.
Не мы изобрели стремление к свободе, мы только заново открыли его для себя, в своей стране. По милости «вождя и учителя» мы даже не знали, что на Западе подобные идеи существовали веками. Мы почти ничего не знали о политической философии, отличной от большевистского варианта коммунизма.
Люди начинали жить по новой морали, и делали это ради самих себя. Правительство продолжало упорствовать в своей приверженности коллективизму. По мере того как каждый из нас обретал свою индивидуальность, общество постепенно все больше отдалялось от властей. Тем не менее мы оставались лояльными гражданами. Я не знала ни одного противника социализма в нашей стране, хотя нас и возмущала негуманность нашего общества. Мы подхватили лозунги чехословацких реформаторов, которые вели свою борьбу со сталинизмом. Мы разделяли близкую нам идею «социализма с человеческим лицом». Надежды «пражской весны» нашли отклик в Москве.
Ночью 21 августа 1968 года советские войска вошли в Чехословакию — подавляя реформы в братской стране, власти спасали коммунистическую идеологию у себя дома. Вторжение ознаменовало конец «оттепели». Теперь каждый из нас должен был сделать выбор: следовать линии партии и делать профессиональную карьеру; забыть о карьере и тихо ждать следующей «оттепели» или продолжать жить как при «оттепели» со всеми вытекающими отсюда последствиями — сломанной карьерой и участью отверженных.
Немногие выбрали третий путь, и я горжусь тем, что была среди них. Отвергнутые и властями и обществом, мы жили в своем маленьком замкнутом кругу. Мы не сразу заметили, что наша борьба за свободу личности от государства стала борьбой за права человека — не только для нас самих и наших друзей, но и для всех сограждан. Многие дорого заплатили за эту борьбу, проведя годы в тюрьмах и лагерях. Некоторые были вынуждены эмигрировать, и я — в их числе. И все же я убеждена, что наша судьба была не хуже, чем у большинства современников, которые провели эти годы, продвигаясь по служебной лестнице и соглашаясь с неизбежностью компромиссов, или у тех, кто просто ждал, пытаясь жить «по правилам», не принимая ни ту, ни другую сторону. За эти годы некоторые из моих бывших друзей предпочли перестать думать, другие просто спились, а кое-кто отказался от старых идей.
Тех, кто боролся за права человека, стали называть диссидентами. «Диссидент» — значит «несогласный». Этого слова не было в русском языке; впервые его использовал кто-то из переводчиков зарубежной радиостанции, чтобы избежать труднопроизносимого «инакомыслящий». Впоследствии в советской прессе нас стали презрительно именовать «так называемыми диссидентами». В конце концов слово «диссидент» вошло в русский язык наряду со словом «инакомыслящий».
Диссиденты обличали всех партийных бюрократов, не делая различий между поколением Брежнева и нашими ровесниками — последние в нападках на диссидентов были так же безжалостны, как и их старшие товарищи. Мы не верили, что человек может оставаться преданным идеалам «оттепели» и одновременно получать чины и звания в такой циничной и коррумпированной организации, как Коммунистическая партия. Поначалу, в конце шестидесятых, общественное мнение было на стороне диссидентов, но год от года эта поддержка ослабевала, и к середине восьмидесятых, когда большинство инакомыслящих оказалось или в тюрьмах, или в изгнании, о нас просто забыли.
В 1985 году, когда к власти пришел Горбачев, никто и предположить не мог, что он воспользуется нашими идеями двадцатилетней давности. Скорее можно было ожидать, что он останется в плену своего многолетнего опыта партийного функционера, сводящего на нет любые благие намерения. Распознать шестидесятника в новом советском руководителе было нелегко. Однако с приходом Горбачева многие функционеры выступили в поддержку реформ, напоминавших «пражскую весну». Генерального секретаря поддержала и интеллигенция — те, кто молчал двадцать лет после вторжения в Чехословакию, сохраняя нейтралитет и ожидая своего часа. Но никто из диссидентов не присоединился к его команде. Слишком велик был раскол между отверженными и истеблишментом; наше духовное различие было непреодолимо.
В феврале 1986 года Горбачев заявил, что в СССР нет политзаключенных и что Андрей Сахаров — душевнобольной. Позже он признал, что кризис советской экономики нельзя преодолеть без реорганизации политической системы и единственный путь осуществления реформ лежит через соблюдение прав человека и верховенство закона. Этими заявлениями он фактически разрушил опоры советского строя. Временами он пользовался нашими лозунгами и заимствовал наши идеи, но мы не держим обиды на Горбачева и его соратников за то, что они не ссылались на нас как на первоисточник. Наши идеи обрели новую жизнь.
Теперь мы знаем, что такие идеи общеизвестны на Западе, да и в российском прошлом иногда бывали слышны. Мы зажгли огонек свободы и поддерживали его все двадцать лет брежневского правления. Мои сверстники, те, кто сохранил свои души в годы застоя, присоединились к перестройке. Все мы пережили горечь сталинской эпохи, и наш общий опыт давал надежду, что это потепление будет чем-то большим, чем оттепель в середине зимы.



Глава 1

На моем столе — фотография родителей, сделанная в 1926 году. Им по девятнадцать лет. По революционной моде оба одеты в косоворотки. Они вышли из бедных семей, были комсомольцами. Революция дала им возможности, которых никогда не было у их предков: отец изучал экономику, мама — математику. Можно сказать, моим родителям повезло.
Я росла в уверенности, что награждена судьбой жить в счастливой стране, где дети окружены отеческой заботой вождя. Правда, родители никогда его при мне не славили, но я постоянно слышала о «мудром, родном и любимом» — и по радио, и на детских утренниках — повсюду:

Я маленькая девочка,
Играю и пою.
Я Сталина не видела,
Но я его люблю.

Помню, как однажды, еще дошкольницей, я глядела на котенка и думала, какая я счастливая, что я человек. Было бы ужасно родиться котенком, жить только инстинк¬тами, не иметь мыслей. Это привело меня к дальнейшим рассуждениям: а что, если бы я родилась в капиталистической стране, где все несчастны? А если бы я родилась у других родителей? К концу этих умственных упражнений я почувствовала себя счастливой. Не только потому, что родилась человеком, но и потому что мои родители, Михаил Славинский и Валентина Ефименко, — самые лучшие в мире родители. А моя страна, Союз Советских Социалистических Республик, — самая лучшая, самая прогрессивная страна в мире. Я — избранница судьбы.
В 1935 году, вскоре после того как я поступила в первый класс, отец принес домой карту мира. Она была огромна. Должно быть, у Сталина и Гитлера были такие же. Карта закрыла всю стену над моей кроватью. Я взяла у мамы булавки, привязала к ним красные ленточки и стала отмечать линии фронта в Испании, где «наши» боролись с фашизмом. Я спала под этой картой и мечтала о славных битвах в далеких краях с романтическими названиями: Мадрид, Толедо, Валенсия, Барселона, Герника, Теруэль. Я знала, что Испания — это поле боя мировой революции, и после нашей победы испанские дети станут такими же счастливыми, как я. Когда вам восемь лет и вы живете в лучшей в мире стране, вам хочется поделиться своим счастьем с другими.
Каждое утро мои родители открывали «Правду» и читали военные репортажи, после чего мы — разочарованные — сдвигали булавочные флажки вверх, к французской границе. «Наши» несли потери, но я продолжала надеяться, что наступит день, когда мы передвинем флажки на карте вниз. В то время я ходила в красной пилотке-«испанке», точно такой, какие носили республиканцы.
Мама работала в Институте математики Академии наук, и я посещала драмкружок для детей сотрудников. Мне дали роль испанской девочки Аниты. Она произносила одну фразу: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях». Во дворе, где мы с ребятами играли в казаки-разбойники, и «казаки», и «разбойники» при встрече поднимали правую руку со сжатым кулаком и выкрикивали: «Но пасаран!» («Не пройдут!»).
В школе мы читали повесть о пионере-герое Павлике Морозове. Обнаружив, что его отец, председатель сельсовета, сговорился с кулаками утаивать часть зерна от инспектора по продразверстке, Павлик сообщил об этом властям. Враги народа убили Павлика. Я не могла представить себя на его месте. Не только потому, что знала: мои родители — честные советские граждане, но и потому, что даже вообразить страшно, как можно доносить на родителей.

* * *
Не знаю, понимал ли это товарищ Сталин, но советский человек — новая разновидность людей, лишенных пережитков буржуазного индивидуализма, — воспитывался, как правило, бабушкой. Пока наши мамы учились в университетах и сидели на комсомольских собраниях, бабушки с нежностью качали внуков в колыбелях и напевали песни, которые они слышали от своих матерей в те времена, когда большевики еще только появлялись на свет. В души детей исподволь проникали вечные ценности, зачастую прямо противоречившие символам новой эры. Тому пример — мое инстинктивное неприятие Павлика Морозова.
Мое раннее детство прошло в Останкино. Тогда это была далекая окраина Москвы. В двухэтажных деревянных бараках, наспех построенных километрах в двух от трамвайной линии, жили рабочие завода «Калибр»; большинству было немногим за двадцать. Они уехали из деревень в начале коллективизации и, найдя работу и жилье в городе, перевезли своих матерей — ухаживать за детьми.
Бабушкам тогда было лет под сорок. Моей было сорок два года, когда я родилась, и сорок шесть, когда она переехала к нам в Москву. Звали ее Анетта Мариэтта Розалия Яновна Синберг. Она была из эстонских крестьян, но родилась в Крыму, где ее предки поселились во времена Екатерины Великой, когда Крым был присоединен к России. В девятнадцать лет она вышла замуж за украинского коробейника Афанасия Ефименко. Осталось невыясненным, как они смогли договориться о женитьбе. Бабушка не говорила ни по-русски, ни по-украински, а мой будущий дед ни слова не знал по-эс

Дополнения Развернуть Свернуть

Именной указатель

Аганбегян А.Г.* — 248, 249
Аджубей А.И. — 39, 363
Аксенов В.П. — 363
Александр Второй — 331, 365
Александр Михайлович (сотрудник КГБ) — 275, 276
Алексеев В.И. — 42, 43, 45—48, 57, 64, 74, 76, 77, 92, 93, 116, 117, 136, 159, 161, 302
Алексеев М.В. — 92, 93, 115, 116, 158, 176, 208, 288, 298, 301, 302, 307
Алексеев С.В. — 11, 47, 74, 92, 93, 115, 116, 150, 154, 176, 289, 298, 308—310
Алешковский Юз — 164
Аллилуева С.И. — 39, 208
Альбрехт В.Я. — 258
Амальрик А.А. — 172, 173, 341
Амальрик Г.К. — 172, 252
Андреев А.А. — 88
Андропов Ю.В. — 5
Аржак Николай — см. Даниэль Ю.М.
Архангельский А.Н. — 355
Асеева А.В. — 12
Афанасьев Ю.Н. — 9, 354
Ахмадулина Б.А. — 361, 363
Ахматова А.А. — 34, 35, 44, 59—62, 64, 77, 92, 107, 123, 190
Ацаркин А.Н. — 51, 67

Бабицкий К.И. — 228, 233
Барто А.Л. — 137
Барышников Е. — 103
Барышникова О. — 280
Баткин Л.М. — 9
Беллоу С. — 134
Белль Г. — 134
Белогородская И.М. — 221, 222, 256, 274, 277, 279, 281—283, 285
Белый А. — 332
Бергер Я.М. — 11, 12, 245
Бердяев Н.А. — 103
Берия Л.П. — 76, 77, 79, 92, 257
братья Берриган — 349, 350
Блейн Э. — 10, 12
Богораз И.А. — 234, 252
Богораз Л.И. — 118—120, 124—128, 138, 146, 147, 150—153, 155, 158—162, 165—168, 172, 175, 178—180, 183, 184, 186, 194, 195, 209, 220, 221, 225, 228—242, 253, 255, 258, 261, 273, 274, 280, 282, 295, 308, 316, 317, 319, 321, 325, 330
Богушис В. — 299
Боннэр Е.Г. — 294, 312, 313, 327
Бонэм К.М. — 134
Борисов В.Е. — 263
Брегель Ю.Э. — 121, 122, 144, 145
Брежнев Л.И. — 5, 196, 216, 219, 220, 248, 290, 293
Бродский И.А. — 108, 174, 246, 361, 374
Буковский В.К. — 170, 174, 203, 210, 231, 266—269
Булгаков М.А. — 174
Бурмистрович И.Е. — 241, 260, 261

Валенса Л. — 352
Васильев А.Н. — 137
Великанова Т.М. — 212, 262, 287, 309—311
Венцлова А. — 299
Венцлова Т. — 298—301
Верн Ж. — 23
Вигдорова Ф.А. — 174
Визбор Ю.И. — 363
Вильямс В.Р. — 95
Вильямс Н.Н. — 95, 96, 182, 194—201, 205, 222, 224, 236, 271, 286—288, 301, 307, 309
Вильямс Р. — 95, 136
Владимир Павлович (сотрудник КГБ) — 283—285, 309
Власов А.А. — 33
Вознесенский А.А. — 361, 363, 374
Вольпин А.С. — 113—116, 125—131, 149, 170, 174, 176, 184, 197, 210, 212, 213, 264, 265, 285, 295
Вольпин Н.Д. — 113
Волынский А. — 94—96
Воронков В.М. — 11, 12
Ворошилов К.Е. — 88
Высоцкий В.С. — 109, 246, 247, 363

Габай И.Я. — 170
Габидулина Ю.Р. — 12
Гавел В. — 330
Гайденко П.П. — 187, 188
Галансков Ю.Т. — 174, 176—178, 184, 185, 196, 214, 260, 273, 295
Галанскова Е. — 252
Галич А.А. — 109, 226, 227, 265, 328, 336, 363, 374
Гандлевский С.М. — 361
Гастев А.К. — 94
Гастев Ю.А. — 94—100, 201
Гегель Г.В.Ф. — 103
Гельфанд И.М. — 343, 345
Гельштейн Г.Х. — 75, 76
Гельштейн Е.М. — 75, 76
Гельштейн В.Е. — 75
Гельштейн М.Е. — 75
Герцен А.И. — 8, 21, 41, 42, 103, 106, 120, 121, 153, 162, 228, 250, 251
Герчуки (Герчук Ю.Я.и Домшлак М.И.) — 177
Гинзбург А.И. — 137, 149, 157, 159, 162—166, 171, 172, 174, 176—178, 180, 184, 185, 196, 214, 256, 260, 294, 295, 302, 306
Гинзбург А.С. — 256, 258
Гинзбург Е.С. — 108
Гинзбург Л.И. — 252
Гитлер А. — 16, 118
Глазков Н.И. — 106
Гневковская Н.В. — 256, 257
Гнедин Е.А. — 108
Гоголь Н.В. — 332
Голдберг П. — 52
Гольдфарб А.Д. — 323, 324
Гольдфарб Д. — 324, 325
Горбаневская Н.Е. — 214, 218, 225, 228, 231, 258, 262, 263, 281
Горбачев М.С. — 5, 6, 9, 16, 39, 319—323, 327, 328, 344, 348, 349, 364
Горбачева Р.М. — 322
Горшкова И.Н. — 12
Гостев (сотрудник КГБ) — 171
Грабарь И.Э. — 94
Грабарь М.И. — 94—96, 104, 181, 182, 194, 195, 199, 201
Гранин Д.А. — 363
Грасс Г. — 134
Григоренко П.Г. — 74, 210, 240, 255, 258, 260, 261, 263, 294, 303
Гудзенко С.П. — 32
Гулык С. — 269, 270, 278, 279
Гумилев Н.С. — 37, 45, 107, 227, 246

Давыдов Ю.В. — 187, 188
Даниэль А.Ю. — 12, 124, 150, 225, 233—236
Даниэль Ю.М. — 39, 117, 118, 120—126, 131, 133—149, 151—155, 159, 160, 174, 176, 177, 180, 186, 210, 222, 233, 241, 246, 255, 273, 328, 338, 339, 341, 342, 350, 351
Дворкис С. — 52, 53, 61, 64, 190
Делоне В.Н. — 228, 233, 274, 280, 285
Делюсин Л.П. — 244, 245
Демидов Н. — 84, 85
Деннис Ю. — 39
Джемилев М. — 263, 294
Добинас — 300
Добровольский А.А. — 174, 178
Добрушин Р.Л. — 182, 183
Домшлак М.И. — см. Герчуки
Донской М.C. — 226
Дремлюга В.А. — 228, 233, 258, 259
Дубинин Ю.В. — 323, 324
Дубчек А. — 219, 220, 239, 330
Дудинцев В.Д. — 104, 362
Дюма А. — 23, 154
Дюра М. — 134

Евтушенко Е.А. — 137, 361, 363, 374
Ельцин Б.Н. — 364
Есенин С.А. — 31, 32, 113, 131
Есенин-Вольпин А.С. — см. Воль¬пин А.С.
Еськов Е. — 189, 190, 244
Ефименко А.И. — см. Синберг
А.М.Я.
Ефименко А.П. — 19
Ефименко В.А. — 17—19, 23, 29—31, 35, 42, 54, 55, 63, 64, 116, 117, 151, 179, 180, 209, 210, 289, 297, 298, 302, 303, 307, 308, 313—317
Ефименко Е.А. — 19, 29, 31, 32
Ефремов О.Н. — 9, 363

Жаворонков (однокурсник) — 50—53
Жданов А.А. — 44, 123
Жовтис Е. — 348
Жолковская А.С. — см. Гинзбург А.С.
Журавков — 339

Замойская Э. — 143, 144
Заславская Т.И. — 9, 248, 249
Захаров И.В. — 12
Захаров М.А. — 363
Зеленский И.А. — 24
Зиман Л. — 204, 205
Зинкевич Б. — 46
Злобина М. — 104
Золотухин Б.А. — 214
Зощенко М.М. — 44
Зубарев Д.И. — 12
Зыкова Я.В. — 12

Иван Грозный — 228
Иоэльс В.М. — 128

Кабо В.Р. — 55—59, 122, 144
Каверин В.А. — 235
Калатозов М.К. — 363
Каллистратова С.В. — 213, 309, 312, 313, 331
Каминская Д.И. — 213, 229, 233, 258
Камю А. — 349
Кантов Г.П. — 125, 126
Капитанчук В.А. — 231
Караванский С.И. — 147
Карпинский Л.В. — 9, 363
Картер Дж. — 301, 317
Карякин Ю.Ф. — 9
Кассен Р. — 266
Кашлев Ю.Б. — 328
Кестлер А. — 108
Киркланд Л. — 321
Клайн Э. — 10
Ковалев С.А. — 11, 12, 212, 287, 316, 317
Коган П.Д. — 37
Копелев Л.З. — 104, 199, 227
Копелева Е.Л. — 104, 182, 199
Коржавин Н.М. — 328
Корнилов В.Н. — 9
Коротич В.А. — 224, 245, 246
Космодемьянская З.А. — 27—29, 36, 68—70
Космодемьянская Л.Т. — 70
Космодемьянский А.А. — 70
Костенко Н.В. — 12
Костенко Н.Ю. — 12
Костерин А.Е. — 211
Косыгин А.Н. — 248
Красин В.А. — 211, 258, 260, 263, 269, 270, 272, 273, 276, 278—280, 285, 343
Краснов-Левитин А.Э. — см. Ле¬витин А.Э.
Краснопевцев Л.Н. — 112, 249, 250
Кузовкин Г.В. — 12
Кукк Ю. — 311
Куронь Я. — 352

Лаврин П. — 53, 58—61
Лавут А.П. — 212, 311
Ланда М.Н. — 316, 317
Ларичева Н.С. — 12
Лацис О.Р. — 9, 363
Лашкова В.И. — 174, 178
Левада Ю.А. — 9
Левитанский Ю.Д. — 9
Левитин А.Э. — 263
Ленин В.И. — 51, 73—75, 81—84, 86, 92, 156
Леонтович М.А. — 159
Литвинов Макс. Макс. — 108, 171
Литвинов Мих. Макс. — 203
Литвинов П.М. — 170—172, 174, 178, 180, 203, 215, 216, 222, 223, 225, 227—229, 233, 261, 295
Литвинова Т.М. — 203
Локшина Т.И. — 12
Лоуэлл Р. — 134
Лубенцова В.Г. — 231, 232, 234
Лукьяненко Л.Г. — 39
Любарский К.А. — 270
Любимов Ю.П. — 9, 363

Макаров А.А. — 12
Маленков Г.М. — 39
Малкин Л.М. — 94, 95, 98—101, 155
Малкина М.С. — 74, 75
Мандельштам Н.Я. — 208
Мандельштам О.Э. — 45, 107, 227, 355
Маркизов А.А. — 88, 89
Маркизова Э.А. — 86—90, 107
Маркс К. — 46, 103, 131
Маркузе Г. — 245
Мартов Ю. — 51
Марченко А.Т. — 74, 146, 147, 152, 153, 155—159, 166—169, 176, 180, 194, 195, 220, 222, 225, 229, 230, 235, 246, 255, 262, 263, 273, 282, 311, 321—328
Матлин В.Г. — 12, 205
Маяковский В.В. — 59
Медведев Ж.А. — 247
Медведев Р.А. — 247, 249
Медведский Л.А. — 94, 95
Мейлер Н. — 134
Мейман Н.Н. — 312
Меникер В.Д. — 136, 137, 142, 205, 240
Микоян А.И. — 79
Миллер Г. — 91
Милюков П.Н. — 361
Миролюбов (сотрудник КГБ) — 162—166
Миронов Л.К. — 177, 178
Михалевская Е. — 250
Михалевский Б.Н. — 111, 112, 249, 250
Михник А. — 352
Михоэлс С.М. — 50, 51
Млынарж З. — 39, 219, 349
Можайский А.Ф. — 45
Молотов В.М. — 25
Морозов А.А. — 202
Морозов Павлик — 18—20, 36, 68, 92, 108
Мэйсон Д. — 303

Наполеон Бонапарт — 41
Некрасов Н.А. — 59
Некрич А.М. — 189, 190, 192
Нельсон Л.-Э. — 241, 242
Немцов Б.Е. — 359
Николай Первый — 123
Никольская А.Н. — 111, 127—129, 200
Никольский В.А. — 127, 128, 130
Никсон Р. — 111
Новинская М.И. — 62
Новодворская В.И. — 350

Овсянников И. — 205
Огибалов П.М. — 113
Оден У.Х. — 134
Окуджава Б.Ш. — 109, 117, 246, 332, 333, 363, 374
Олицкая Е.Л. — 108
Орлов Ю.Ф. — 74, 94, 231, 289—296, 298—307, 321, 322, 327, 328, 333, 340
Орлова Р.Д. — 227
Оруэлл Дж. — 108
Осипов В. — 347
Осипова Т.С. — 231

Пажитнов Л.Н. — 202
Пастернак Б.Л. — 108, 111, 117, 227, 246
Паустовский К.Г. — 362
Пахомов В.А. (следователь КГБ) — 159—162
Писарев С.П. — 210, 211
Плеханов Г.В. — 51, 157
Подгорный Н.В. — 248
Подрабинек А.П. — 329
Покровский Н.Н. — 112, 249
Помазов В.В. — 311, 312
Померанц Г.С. — 9
Померанцев В.М. — 81, 104, 362
Попов А.С. — 45
Попов Г.Х. — 9, 364
Путин В.В. — 365, 369
Пушкин А.С. — 21, 22, 41, 44, 59, 92, 123, 129, 250, 251, 332
Пяткус В. — 298—301

Райан Т. — 39, 111, 202, 203
Райт, братья — 45
Рассел Б. — 134
Рейган Р. — 322
Рен К. — 295
Рендель Л.А. — 61, 62, 112, 147, 148, 152, 153, 249
Римкус — 299
Рождественский Р. — 374
Розанова М.В. — 125, 138, 146, 150, 175, 255
Розенцвайг М. — 39, 202, 203
Розовский М.Г. — 9
Рот Ф. — 134
Рубин В.А. — 304, 306
Рудаков И.В. — 281
Руденко М.Д. — 181, 182, 186, 191, 311
Руденко Р.А. — 311
Румянцев В.З. — 153
Рыбаков А.И. — 332
Рязанов Э.А. — 363

Садомская Н.Н. — 12, 90, 92, 93, 98, 99, 103, 117, 137, 141, 142, 155, 181, 184, 194, 195, 202
Самойлова З.Е. — 10—12
Самсонов М. — 189—193, 244
Сартр Ж.-П. — 245, 349
Сахаров А.Д. — 16, 39, 170, 216—218, 247, 249, 264—266, 290, 306, 311—313, 320, 321, 327, 328, 331, 347, 352—355, 364, 365
Светличная Л. — 223
Светличная Н.А. — 163
Светличный И.А. — 223—225, 245, 269, 270
Семенов Н.Н. — 339
Сергеева И.В. — 12
Симонов К.М. — 32, 59, 104
Синберг А.М.Я. — 19, 20, 25, 26, 29
Синельникова Ю. — 59—62
Синявская М.В. — см. Розанова М.В.
Синявский А.Д. — 117, 120, 121, 123—126, 131, 133—141, 143—146, 148, 149, 153, 155, 159, 160, 174, 176, 177, 186, 210, 241, 246, 255, 338, 339, 341, 350, 351
Славинский Б.Л. — 17, 18, 20, 23—26, 29, 32, 33, 36, 63, 164, 165
Славинский М.Л. — 179—181
Слепак А.В. — 323, 324
Слепак В.С. — 323, 333
Слуцкий Б.А. — 32
Смирнова А.А. — 355, 356
Снегов А.В. — 79
Соколов Н. — 62
Солженицын А.И. — 104, 107, 108, 174, 247, 265, 347, 355, 363
Соломаха Т.Г. — 28
Стайрон У. — 134
Сталин И.В. — 13, 14, 17, 18, 33, 38, 39, 45, 46, 50, 67, 68, 71, 74, 75, 84—86, 88—90, 92, 93, 105, 114, 118, 138, 171, 189, 210, 211, 244, 246, 252, 333, 338, 340
Старовойтова Г.В. — 354
Стрельцов Б. — 218
Стриженов С.И. — 196
Строкатая Н.А. — см. Строкатова Н.А.
Строкатова Н.А. — 147, 148, 163, 180, 269, 278
Сурков А.А. — 32, 59, 81

Таганкина Н.А. — 12
Танюк Л.С. — 182, 183, 202
Тарковский А.А. — 360
Тарсис В.Я. — 174
Твардовский А.Т. — 32, 104, 137, 360
Твердохлебов А.Н. — 264, 266, 296
Телесин Ю.З. — 213, 308
Терляцкас А. — 298
Терц Абрам — см. Синявский А.Д.
Тимофеев Т. — см. Райан Т.
Титов Ю.В. — 130
Тойнби Ф. — 134
Толстая Т.Н. — 355, 356
Толстой Л.Н. — 332, 366
Топешкина А.М. — 178
Тот Р. — 303
Троцкий Л.Д. — 51
Тульчинский М.Р. — 90, 184, 185, 187, 189—191, 202
Турчин В.Ф. — 247, 249, 295, 296
Турчина Т. — 296

Улановская М.А. — 118
Улановская Н.М. — 118, 253
Улановский А.П. — 118, 119, 253

Фадеев А.А. — 154
Файнберг В.И. — 228, 231
Фалеева В. — 202, 203
Фейгина М. — см. Розенцвайг М.
Фенвик М. — 295—297, 318
Фонвизин Д.И. — 346
Фурсова Л. — 86
Футман А. — 153

Хайкина Н. — 58
Харитон Т.Ю. — 39
Харитон Ю.Б. — 39
Хаустов В.А. — 170, 174, 203
Хеллман Л. — 134
Хмельницкий С.Г. — 58, 59, 121, 122, 141, 144, 145
Ходорович Т.С. — 287
Хромова Т.М. — 12
Хрущев Н.С. — 8, 14, 39, 76, 79, 84, 93, 105, 108, 110—112, 146, 216, 337, 362
Хуциев М.М. — 363
Хемингуэй Э. — 106, 108

Цветаева М.И. — 45, 107, 227, 332
Цеткин К. — 131
Цукерман Б.И. — 213, 264, 265, 327, 343
Цизин Ю.С. — 94—96

Чайковский П.И. — 23
Чалидзе В.Н. — 212, 213, 264—270, 285, 295, 318, 328
Чаликова В.А. — 354
Чарный С.А. — 12
Черепановы Е.А.и М.Е. — 45
Черненко К.У. — 5, 38
Черник О. — 219
Черниговский В.Н. — 339
Чернышевский Н.Г. — 106
Чичибабин Б.А. — 103
Членова Н.Л. — 57, 59
Чорновил В.М. — 269, 270
Чухрай Г.Н. — 363

Шамберг В. — 39
Шапошникова Л. — 52
Шафаревич И.Р. — 362
Шиханович Ю.А. — 272, 280—282, 284, 285
Шнейдер М. — 94—96
Шолохов М.А. — 134, 149, 150
Шостакович Д.Д. — 170
Шрагин Б.И. — 103, 137, 181, 182, 184, 187, 188, 202
Шуб А. — 179, 241, 242
Шульц Дж. — 321

Щаранский А.Б. — 303—306, 321, 322, 327, 333

Эйдельман Н.Я. — 250, 251, 328, 331, 346
Эренбург И.Г. — 14, 80, 81, 362
Эфрос А.В. — 9

Юдович Л.А. — 39

Яблочков — 45
Явлинский Г.А. — 359
Якир В. — 271
Якир Иона — 211
Якир И.П. — 272, 280, 285
Якир П.И. — 211, 258—261, 269—273, 276, 278—280, 285
Якобсон А.А. — 117—119, 141, 143, 261, 272, 285, 286
Яковлев А.Н. — 9
Яковлев Е.В. — 9
Якубович М.П. — 107
Якунин Г.П. — 231
Ясин Е.Г. — 9, 11, 12, 352
Яхимович И.А. — 260

Рецензии Развернуть Свернуть

Поколение оттепели. Людмила Алексеева

00.06.2006

Автор: 
Источник: Читаем вместе


Людмила Алексеева - живая история советского правозащитного движения. Она в нем с самого начала - еще с середины 1960-х годов, со времен выступлений в защиту писателей Андрея Синявского и Юрия Даниэля. Без преувеличения можно сказать, что имидж правозащитного движения на Западе сформировался во многом благодаря ее усилиям - она активно участвовала в распространении информации о нарушении прав человека в СССР и деятельности правозащитников, работая над нелегальным бюллетенем "Хроника текущих событий". В 1977 году она вынуждена была эмигрировать, а в 1990 подготовила эту книгу - для американцев, тогда воодушевленных перестройкой и желавших лучше узнать, как русские боролись за свободу. Теперь книгу перевели на русский язык.

 

Диссиденты были обречены

01.06.2006

Автор: Андрей Мартынов
Источник: НГ Ex Libris


Авторы книги – известный диссидент, глава Московской Хельсинкской группы по защите прав человека Людмила Алексеева и американский журналист Пол Голдберг. Соавторство связано с тем, что мемуары Алексеевой впервые вышли в 1990 году в Америке. Естественно, по-английски. «Поколение оттепели» повествует о сложном процессе, в результате которого вполне лояльный советский человек постепенно приходил к неприятию режима и ненасильственной оппозиции ему. Помимо хрестоматийных правозащитных сюжетов (выступления в защиту Синявского и Даниэля, демонстрации против вторжения в Чехословакию) и портретов диссидентов (Ларисы Богораз, Андрея Сахарова, Анатолия Марченко) они описывают ранние формы протеста и саму атмосферу эпохи. Всего лишь один пример. Москва, 9 мая 1945 года. Группа людей у американского посольства, а сотрудники дипмиссии угощали их шампанским. Это и сейчас трудно себе представить. Алексеева рассказывает и о «Братстве нищих сибаритов» – группе студентов мехмата МГУ и МХТИ, возникшей в 1945 году. «Сибариты» не занимались (и не стремились) к каким-либо формам правозащитной деятельности. Их протест выражался в отрицании существующего порядка посредством сатиры. Может быть, именно поэтому сроки, данные членам «братства», были по сталинским меркам даже не детскими, а младенческими (5 лет). Говоря о первых образованиях собственно диссидентского движения, в частности о «Союзе борьбы за дело революции» (1950–1951), кружке Льва Краснопевцева (1956– 1957), в которых стремление к демократии причудливо сочеталось с коммунистической догматикой. К сильным сторонам правозащитного движения относится готовность пожертвовать благосостоянием, карьерой, свободой ради идеи. Не все правозащитники или просто «подписанты» (люди, ставившие свои подписи под открытыми письмами) оставались последовательными до конца, как, например, талантливый поэт Юрий Галансков или сама Людмила Алексеева. Сын расстрелянного командарма и узник сталинских лагерей Петр Якир и его одноделец Виктор Красин, также сидевший при Сталине, создатели Инициативной группы по защите прав человека в СССР, участники знаменитой «Хроники текущих событий», не выдержали давления следствия и публично осудили правозащитную деятельность. Естественно, что сломленных концлагерями людей недопустимо осуждать за подобные действия. Интересно, что протесты по поводу вторжения советских войск (а точнее, войск целого ряда стран Варшавского блока) в Чехословакию, обозначившего конец «оттепели» и подавление «социализма с человеческим лицом», сочетались с индифферентным отношением к аналогичной акции против Венгрии в 1956 году. Отечественное диссидентство так и не оформилось в качестве альтернативной политической (или просто социальной) доктрины в отличие от диссидентства Восточной Европы. Очевидно, именно поэтому после падения СССР правозащитники не смогли эффективно включиться в политические процессы, в том числе и связанные с либерализацией. Другой стороной дефицита идеологии оказалась ее замкнутость на себе, непопулярность в обществе. Это вынужден признать и автор глубокого исследования диссидентства Виктор Воронков, ссылка на его «Аналитическое обозрение» есть в книге Алексеевой. Воронков, в частности, пишет, что диссидентство «не коснулось большинства населения: чаще всего социальная среда не позволяла выйти за пределы идеологических догм и стереотипов поведения». Так что известный анекдот о двух работягах-алкоголиках, рассуждающих о том, что академик Сахаров не допустит повышения цен на водку, не более чем анекдот.

 

Воспоминания

04.05.2006

Автор: Дюк Митягов
Источник: Ваш досуг, № 17


Историк и редактор Людмила Михайловна Алексеева участвовала во многих правозащитных выступлениях, начиная с протестов против ареста и осуждения писателей А.Синявского и Ю.Даниэля в 1966 году. Она стала одним из инициаторов оказания материальной помощи политзаключенным и их семьям, была первой машинисткой подпольного бюллетеня «Хроника текущих событий». Судьба поколения героев-диссидентов и подробности тяжелого времени, в котором им пришлось жить и бороться за свои права, - в мемуарах очевидца.

 

Поколение оттепели. Людмила Алексеева

04.05.2006

Автор: 
Источник: Ex Libris


Книга эта впервые вышла по-английски в 1990 году. Авторы ее – известный правозащитник Людмила Алексеева и американский журналист Пол Голдберг. Вспоминает Алексеева (а это именно книга воспоминаний, несмотря на просветительские задачи по отношению к американской аудитории) о либеральном буме шестидесятых годов, из которого и выросло, собственно, правозащитное движение. Самиздат, дело Синявского–Даниэля, перепечатка легендарной «Хроники текущих событий», допросы в КГБ, эмиграция из страны, «опасной для жизни»... «Наша квартира круглосуточно прослушивалась. Мы жили, как на сцене». Советский Союз был своего рода открытым обществом. Настолько открытым, что скрыться от всевидящего ока в нем было практически невозможно.

Отзывы

Заголовок отзыва:
Ваше имя:
E-mail:
Текст отзыва:
Введите код с картинки: