ГЛАВА ПЕРВАЯ
I

В среду 25 июня 1796 года, без четверти четыре утра,
в Царском Селе разрешилась от бремени великая княгиня Мария Федоровна. Императрица Екатерина, всегда присутствовавшая при родах невестки, на этот раз, вероятно по нездоровью, прибыла в покои великой княгини уже по рождении внука; в присутствии государыни духовник ее, Савва Исаев, совершил молитву над новорожденным, которого нарекли небывалым в царственном доме от времен святого Владимира именем: Николай.
По словам Шарлотты Карловны Ливен, записанным великой княгиней Марией Павловной, императрица была поражена величиной и красотой младенца и благословила его.
Рождение великого князя Николая Павловича было встречено в Царском Селе пушечной пальбой и колокольным звоном, а в Санкт-Петербург послано известие с нарочным. Ранним утром того же дня цесаревич Павел Петрович, отец младенца, один отслушал благодарственный молебен в Царскосельской придворной церкви, а в десять часов утра явились к нему с поздравлениями придворные особы. Парадный молебен в присутствии императрицы и всего двора был совершен в полдень, после чего всеми придворными чинами были принесены поздравления императрице Екатерине. Затем в Царскосельском дворце состоялся парадный обед на 64 куверта.
Императрица не замедлила тотчас же сообщить Гримму о своей новой семейной радости: «Сегодня в три часа утра мамаша родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него бас, и кричит он удивительно; длиною он аршин без двух вершков, а руки только немного меньше моих. В жизнь мою в первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать, как начал, то братья окажутся карликами перед этим колоссом».
2 июля императрица извещала Гримма, что «в воскресенье будут крестить рыцаря Николая, здоровье которого превосходно». 4 июля, то есть менее чем через две недели после рождения внука, к этим сведениям Екатерина присовокупляет следующие подробности о первых днях жизни великого князя: «Рыцарь Николай уже три дня кушает кашку, потому что беспрестанно просит есть. Я полагаю, никогда осьмидневный ребенок не пользовался таким угощением, это неслыханное дело. У нянек просто руки опускаются от удивления: если так будет продолжаться, придется по прошествии шести недель отнять его от груди. Он смотрит на всех во все глаза, голову держит прямо и поворачивает не хуже моего».
Великая княгиня Мария Федоровна, отвечая 10 июля 1796 года на полученное ею по поводу рождения великого князя поздравительное письмо, выразилась о младенце почти в тех же выражениях: «Бог пожелал сохранить мне сына, и я надеюсь на Его милость, так как мальчик кажется очень сильным, крепким и хорошо сложенным; его находят красивым, и я осмелюсь признаться, что таковым он выглядит и в моих глазах».
«Рыцарь Николай» сделался 14 декабря 1825 года императором Николаем I и оправдал своей жизнью и царствованием предсказание Екатерины: Николай Павлович действительно жил и умер рыцарем.
Через несколько дней после рождения великого князя Николая Павловича были объявлены некоторые милости. 1 июля императрица уведомила московского главнокомандующего М.М.Измайлова, что «для рождения внука» она всемилостивейше жалует погоревшим крестьянам дворцовой деревни Панок по 25 рублей на каждый двор, всего 1450 рублей. Сверх того, Екатерина на следующий день написала тому же Измайлову, что, рассмотрев дело о нескольких купцах, торговавших запрещенными книгами и приговоренных к разным наказаниям, она «для рождения любезного внука» всемилостивейше их прощает.
Обряд крещения новорожденного князя происходил
в воскресенье 6 июля в церкви Царскосельского дворца. Крестными были назначены великий князь Александр Павлович и великая княжна Александра Павловна; последняя должна была заступить место императрицы Екатерины, которая по нездоровью не могла присутствовать при крещении внука и только провела некоторое время на хорах. Младенца принесла в церковь статс-дама Шарлотта Карловна Ливен, ассистентами ее были обер-шталмейстер Нарышкин и граф Николай Иванович Салтыков. Крещение и миропомазание совершал протоиерей Савва Исаев.
Во время литургии великий князь Александр Павлович поднес своего новокрещенного брата к чаше, а перед окончанием литургии возложил на него знаки ордена св. Андрея Первозванного.
В тот же день императрица и цесаревич Павел Петрович принимали поздравления от всего двора, после чего был дан парадный обед на 174 особы. Вечером состоялся придворный бал.
Державин не упустил случая восторженно приветствовать появление на свет третьего внука Екатерины. В стихотворении «На крещение великого князя Николая Павловича» мы читаем:

Дитя равняется с царями...
Он будет, будет славен,
Душой Екатерине равен.

Тридцать лет спустя, в царствование императора Николая I, эти стихи часто приводились как пророчество.
Тотчас после крещения сына цесаревич Павел Петрович уехал в Павловск; великая княгиня Мария Федоровна пребывала в Царском Селе до 3 августа, а затем тоже отправилась в Павловск. Что же касается новорожденного великого князя Николая Павловича, то, по заведенному обычаю, он остался на попечении бабушки, которая почти каждый день навещала его.
Вскоре в исторической жизни России совершился перелом: 6 ноября 1796 года скончалась Екатерина Великая,
и над Россией, по выражению Карамзина, пронесся грозный метеор. Утрата просвещенной бабушки невыгодным образом отразилась и на будущем развитии великого князя Николая Павловича, который получил иное воспитание, уже не похожее на то, какое было дано его старшим братьям Александру и Константину.
Императрица Екатерина успела, однако, сделать одно: выбрать для Николая Павловича няню, и нужно признать, что выбор государыни был превосходным. Это была англичанка или, точнее, шотландка, Евгения Васильевна Лайон, дочь лепного мастера, вызванного императрицей в Россию в числе других художников. В течение первых семи лет жизни великого князя она была его единственной руководительницей; она всегда гордилась тем, что первая учила его произносить молитвы «Отче наш» и «Богородице»,
а также складывать пальцы для крестного знамения. Николай Павлович очень привязался к своей, как он ее называл, «няне-львице» (каламбур самого императора).
Барон М.А.Корф высказывает предположение, что в первые годы жизни великого князя, когда все чувства, впечатления, антипатии воспринимаются ребенком бессознательно, между ним и няней существовала глубочайшая родственная связь: геройский, рыцарски благородный, сильный и открытый характер няни-львицы должен был неизбежным образом повлиять на формирование будущего русского самодержца. Она была весьма вспыльчива, но, как большая часть вспыльчивых людей, необыкновенно добра. Привязанность к вверенному ее попечению августейшему воспитаннику доходила в ней до страсти, до фанатизма, это отношение она сохранила до конца своей жизни.
Будущая няня Николая Павловича в 1794 году совершенно случайно попала в Варшаву и вместе с русскими дамами была вынуждена оставаться в семимесячном заключении. Пленницы наконец были освобождены Суворовым после штурма Праги. Впоследствии император Николай не раз рассказывал, что свою ненависть к полякам унаследовал от няни со времен ее рассказов об ужасах и жестокостях, происходивших тогда в Варшаве.
Существенную, но не основную роль в воспитании Николая Павловича играли также статс-дама Шарлотта Карловна Ливен и гувернантка Юлия Федоровна Адлерберг (урожденная Багговут).
Ш.К.Ливен родилась в Лифляндии в 1743 году и была дочерью вестфальского уроженца, генерала русской службы барона Гаугребена, а затем стала женой барона Ливена, артиллерийского генерала, киевского коменданта, умершего в 1781 году. Она была вызвана ко двору еще императрицей Екатериной, доверившей ей воспитание великих княжон, детей цесаревича Павла Петровича; позже ей был поручен надзор за великим князем Николаем Павловичем, а затем за великим князем Михаилом Павловичем. Император Павел пожаловал Ш.К.Ливен графское достоинство, а император Николай I — княжеское. Княгиня Ливен скончалась 24 февраля 1828 года, незадолго до кончины императрицы Марии Федоровны. По свидетельству современника, это был личный друг Марии Федоровны: «женщина редкого ума, необыкновенного хладнокровия и, можно сказать, почти мужественной энергии». Хоть и без высшего научного образования, Ш.К.Ливен была одарена живым и проницательным умом и (по выражению великой княгини Марии Павловны) необыкновенным тактом командования, что вполне выразилось в той энергии, с которой она управляла многочисленным женским легионом, окружавшим царских внуков и внучек. Вообще графиня умела вести себя с таким искусством, что одинаково удовлетворяла запросы и императрицы Екатерины, и родителей вверенных ей детей, несмотря на разность характеров и натянутость отношений внутри семьи.
Юлия Федоровна Адлерберг заняла место гувернантки при великом князе Николае Павловиче в 1797 году, уже после кончины императрицы Екатерины, и была рекомендована ко двору доверенным секретарем Марии Федоровны бароном Николаи. Полковница Адлерберг оставалась при дворе до 1802 года, затем именным указом была пожалована в генеральши и назначена начальницей Воспитательного общества благородных девиц (Смольный институт). Ее сын, граф Владимир Федорович Адлерберг, был товарищем детства Николая Павловича и другом будущего императора.
28 января 1798 года родился великий князь Михаил Павлович. С тех пор как стали возможны совместные игры, Николай и Михаил были неразлучны, подобно тому как великий князь Константин Павлович рос вместе с братом Александром.
Немедленно по вступлении на престол, 7 ноября 1796 года, император Павел назначил великого князя Николая Павловича в конную гвардию полковником, а затем он был облечен званием шефа этого полка. Это звание Николай Павлович продолжал носить до 28 мая 1800 года, когда последовало его назначение шефом Измайловского полка, а цесаревич Константин Павлович стал шефом Конного полка.
Император Павел страстно любил своих малолетних детей, особенно великого князя Николая. По этому поводу Анна Павловна, будущая королева Нидерландская, оставила следующую заметку: «Мой отец любил окружать себя младшими детьми и заставлял нас, Николая, Михаила и меня, являться к нему в комнату играть, пока его причесывали, это был его единственный свободный момент в течение дня. Особенно часто это случалось в последнее время его жизни. Он был нежен и так добр с нами, что мы любили ходить к нему. Он говорил, что его отдалили от старших детей, отобрав их у него с самого рождения, но он желает окружить себя младшими, чтобы познакомиться с ними».
Барон М.А.Корф пишет: «Великих князей Николая
и Михаила Павловичей он обыкновенно называл “мои барашки”, “мои овечки” и ласкал их весьма нежно, чего никогда не делала их мать». Точно так же, в то время как императрица довольно высокомерно и холодно обходилась с лицами, находящимися при ее младших детях, строго заставляя их соблюдать в своем присутствии придворный этикет, император совсем иначе обращался с ними, значительно ослабляя в их пользу придворные правила, во всех других случаях строго им соблюдавшиеся.
Императрица же, не обращая ни малейшего внимания на эти неудобства и маленькие мучения няни или гувернанток, никогда не разрешала им ни малейшего отклонения от чопорного этикета того времени, а так как этот этикет простирался и на членов императорской фамилии, то великие князья Николай и Михаил в первые годы детства общались со своей августейшей матерью в атмосфере церемонности и холодной учтивости; отношения же сердечные и притом самые теплые наступили для них лишь впоследствии, в годы отрочества и юности.
Великий князь Николай Павлович недолго оставался на женском попечении. Вскоре по вступлении Павла на престол императора начала занимать мысль о выборе для сына подходящего воспитателя. Внимание императора первоначально остановилось на графе Семене Романовиче Воронцове, занимавшем тогда место посланника при лондонском дворе. 9 апреля 1797 года Федор Васильевич Растопчин писал графу Семену Романовичу: «Не знаю, известно ли вам, что на вас имеют виды по поводу воспитания великого князя Николая, и по прошествии четырех или пяти лет вас ожидает эта трудная задача».
Но еще прежде, чем графу Воронцову успели сделать какие-либо предложения, он поспешил отклонить от себя эту честь. В письме к барону Николаи от 11 августа 1798 года граф Воронцов пишет: «Говорят, есть предположение вернуть меня через три или четыре года, чтобы сделать воспитателем великого князя Николая. Таковое назначение стало бы для меня большим несчастьем, и я буду поставлен в безусловную необходимость отказаться от него, ибо не чувствую себя пригодным для столь важных обязанностей».
Затем в письме к своему давнишнему другу граф Воронцов подробно развивает свое мнение относительно обязанностей, предстоящих будущему воспитателю великого князя, и в заключение пишет: «Народ, который в наши дни произвел столь выдающиеся таланты в области военного дела, политики и государственного управления, в области наук и искусств, который дал Румянцова, Безбородко, Ломоносова, Румовского и Баженова, такой народ не бессмысленный народ, и нет нужды отправляться искать за 400 лье немощного старца, чтобы дать ему место, с которым он не в силах справиться. Это место должно быть занято человеком лишь от 30 до 40 лет и крепкого здоровья. Стоит только постараться немного, и подходящий человек найдется... Я уверен, что обо мне никогда не думали, и слух, дошедший до меня, лишен малейшего основания, но так как мне приходилось видеть, как сбывались самые невероятные вещи, я пишу вам это столь пространное письмо, чтобы вы дали ему подходящее употребление, если будет поднят вопрос о назначении меня на указанное место».
Барон Николаи, как известно, пользовался абсолютным доверием императрицы Марии Федоровны, и поэтому цель, преследуемая графом Семеном Романовичем при отправлении этого письма, была вполне достигнута. В то же время на изменение намерений императора Павла, вероятно, повлияло нерасположение, которое государь почувствовал к графу Воронцову как стороннику союза с Англией, когда отношение России к лондонскому кабинету совершенно изменилось и приняло враждебный характер. Кроме того, еще в 1782 году, будучи цесаревичем, Павел Петрович в разговоре с Леопольдом, великим герцогом Тосканским, крайне резко и недоброжелательно выразился о графе С.Р.Воронцове, прибавив, что, лишь власть перейдет в его руки, граф в числе других названных лиц будет высечен, разжалован и изгнан. Цесаревич также упомянул, что императрица Екатерина намерена назначить графа С.Р.Воронцова воспитателем его сыновей, однако они совместно с великой княгиней «прибегнут к любым крайностям», но не согласятся вручить своих детей подобному человеку. Конечно, с тех пор прошло много времени, но едва ли мнение цесаревича было забыто императором.
Вопрос о воспитателе Николая Павловича получил вскоре развитие, на которое никто не рассчитывал. «Подходящий человек» нашелся: император Павел поручил воспитание своих младших сыновей генералу Матвею Ивановичу Ламздорфу.
Граф Ламздорф происходил из старинного рода, владевшего обширными поместьями в Вестфалии, а в XI столетии переселившегося в Остзейский край. В 1620 году прадед Матвея Ивановича был утвержден в правах дворянства (получил 1-й класс Курляндского рыцарства). Отец Матвея Ивановича воспитывался в Петербургском шляхетском корпусе и командовал впоследствии Венденским полком. Матвей Иванович родился в 1745 году и также посвятил себя военной службе; будучи назначен адъютантом генерала Николая Ивановича Салтыкова, он принимал участие в первой турецкой войне императрицы Екатерины II. В 1770 году Ламздорф сопровождал генерала Салтыкова в путешествии за границу и пробыл там три года. В 1773 году он вместе
с Салтыковым возвратился в Петербург ко времени бракосочетания цесаревича Павла Петровича и был произведен в премьер-майоры. В 1784 году Ламздорф, командуя Казанским кирасирским полком, получил повеление состоять кавалером при великом князе Константине Павловиче;
в этой должности Матвей Иванович пробыл десять лет. Затем в чине генерал-майора был назначен императрицей Екатериной первым русским губернатором во вновь присоединенную Курляндию. Когда император Павел во время первого своего путешествия по России в 1797 году посетил столицу Курляндии Митаву, он весьма милостиво отнесся к Ламздорфу. Заметив однажды, что Матвей Иванович стесняется занять место за столом рядом с великим князем Константином Павловичем, по его же приглашению, император перед всеми громогласно обратился к графу:
— Садитесь здесь, мой генерал; он от вас унаследовал то немногое хорошее, что у него есть.
Это обстоятельство не помешало Ламздорфу испытать
в царствование Павла Петровича милости и невзгоды наравне с прочими сановниками, находившимися на службе в столь тревожную эпоху. За время управления Курляндией он оставил о себе самые лучшие воспоминания. Барон Гейкинг, восхваляя в своих записках благородство и бескорыстие курляндского губернатора, присовокупляет: «Сменить его могли, но заменить — невозможно».
В 1797 году Ламздорф был пожалован в тайные советники и награжден орденом Святой Анны первой степени, а через два года назначен директором Сухопутного кадетского корпуса. Император Павел, посетив корпус, остался всем доволен и очень благодарил Ламздорфа, но на другой день последовал приказ, в котором было сказано, что начальству корпуса следовало бы брать пример с начальства других заведений. Оказалось, директор другого учебного заведения, в котором в тот же день побывал император Павел,
в момент отъезда государя преклонил колена, чего не догадался сделать Ламздорф. Вслед за этим косвенным выговором Ламздорфу явилось повеление прибыть на следующее утро в 6 часов в Зимний дворец. В то время подобные приглашения возбуждали в семьях справедливую тревогу, и, конечно, никто не мог предвидеть, что этот неожиданный призыв грозного владыки послужит к будущему возвышению Матвея Ивановича.
— Я избрал вас воспитателем моих сыновей, — сказал удивленному генералу император Павел.
В ответ на скромные слова Ламздорфа о том, что, вполне чувствуя великую к нему милость и доверие монарха, он не смеет, однако же, принять такого лестного предложения из опасения не уметь исполнить его с ожидаемым успехом, государь возразил: «Если вы не хотите взяться за это дело для меня, то обязаны это исполнить для России; одно только скажу вам: не сделайте из моих сыновей таких шалопаев, каковы немецкие принцы».
После этих слов государя генералу Ламздорфу оставалось только покориться судьбе и приняться за свои новые обязанности. В Высочайшем приказе от 23 ноября 1800 года было объявлено: «Генерал-лейтенант Ламздорф назначен быть при Его Императорском Высочестве великом князе Николае Павловиче. Отставной генерал-фельдцейхмейстер князь Зубов принят в службу генералом от инфантерии
и назначен директором 1-го кадетского корпуса, ему в помощь определен туда генерал-майор барон Дибич, а генерал-майору Клингеру оставаться по-прежнему командиром этого корпуса».
1 февраля 1801 года император Павел переехал во вновь отстроенный (по его мысли и указаниям) Михайловский замок. «На этом месте я родился, здесь хочу и умереть», — замечал император. Предчувствие его исполнилось через несколько недель. Младшие дети государя оставались еще некоторое время в Зимнем дворце, где их ежедневно посещала императрица Мария Федоровна. Незадолго до кончины императора Павла великий князь Николай Павлович
с братом и малолетней сестрой, Анной Павловной, также были перевезены на жительство в замок.
Вечером 11 марта 1801 года, в последний день своей жизни, император Павел посетил великого князя Николая Павловича. Великий князь, которому уже шел пятый год, обратился к своему родителю со странным вопросом, отчего его называют Павлом Первым.
— Потому что не было другого государя, который носил бы это имя до меня, — отвечал ему император.
— Тогда, — продолжал великий князь, — меня будут называть Николаем Первым.
— Если ты вступишь на престол, — заметил государь.
Погрузившись в раздумье и устремив взгляд на великого князя, Павел затем крепко поцеловал сына и быстро удалился из его комнат.
В ту же ночь император Павел внезапно скончался*.
— Теперь ты их отец, — сказала императрица Мария Федоровна, приведя на другой день своих младших сыновей
к воцарившемуся императору Александру Павловичу. Новый государь не отменил распоряжений своего отца относительно генерала Ламздорфа, которому по-прежнему был поручен главный надзор за воспитанием великих князей Николая и Михаила Павловичей. В день коронования императора Александра Ламздорф был награжден орденом Святого Александра Невского.
Во время коронационных торжеств юные великие князья вместе с прочими членами императорского дома находились в Москве. Это было первое путешествие, совершенное великим князем Николаем Павловичем.
Император Александр предоставил воспитание своих братьев исключительному усмотрению вдовствующей императрицы. В заметке, написанной великой княгиней Анной Павловной, читаем: «Император Александр всегда говорил мне, что уклоняется от всякого вмешательства в воспитание братьев из-за деликатности по отношению к нашей матери». Таким образом после событий 12 марта 1801 года императрица Мария Федоровна сделалась полноправной
и вполне ответственной руководительницей подготовки великого князя Николая Павловича и его младшего брата
к высокому сану.
Приняв на себя все заботы по воспитанию младших сыновей, Мария Федоровна задалась целью отклонить их от всего военного, желая, чтобы внимание их было обращено вместо военной выправки и маршировки к предметам более существенным и полезным. Цели, преследуемые императрицей, были, без сомнения, похвальны, но за их исполнение взялись неумелыми руками. К тому же парадомания и экзерцирмейстерство, насаждаемые с таким увлечением Петром III и снова воскресшие под тяжелой рукой Павла, пустили в царственной семье глубокие и крепкие корни. Александр Павлович, несмотря на свой либерализм, был жарким приверженцем вахтпарада и всех его тонкостей. Не ссылали при нем в Сибирь за ошибки на учениях и разводах, но виновные подвергались строжайшим взысканиям, доходившим, касательно нижних чинов, до жестокости.
О великом князе Константине и говорить нечего: живое воплощение отца, как по наружности, так и по характеру, он только тогда и жил полной жизнью, когда был на плацу, среди муштруемых им команд. Нет ничего удивительного, что наследственные инстинкты проявились и у юных великих князей; они вполне разделяли симпатии и увлечения своих старших братьев.
Воспитатели Николая Павловича не были способны направить ум своего ученика к преследованию иных плодотворных идеалов, а потому им не удалось победить врожденные наклонности и отвлечь его от страсти ко всему военному. Напротив, по вине всей системы воспитания, настойчиво проводимой императрицей-матерью, военная служба приобретала в глазах великого князя всю прелесть запретного плода.
Итак, обнаруженное с ранних лет пристрастие к военному ремеслу осталось основной чертой характера Николая Павловича и не покидало его впоследствии даже на престоле. В записках графа А.X.Бенкендорфа по этому поводу сохранилось следующее любопытное указание. «Государь, — говорит граф, описывая гвардейские маневры 1836 года, — был неутомим, целый день на коне под дождем, вечером у бивачного огня, в беседе с молодыми людьми своей свиты или в рядах войск, окружавших его маленькую палатку; большую же часть ночи он проводил за государственными делами, течение которых нисколько не замедлилось от развлечения государя с своими войсками, составлявшего, по собственному его признанию, единственное и истинное для него наслаждение».
Можно привести и другой рассказ, относящийся к более ранней эпохе, а именно к 1825 году. Очевидец Михайловский-Данилевский пишет: «Необыкновенные знания великого князя по фрунтовой части нас изумили: иногда, стоя на поле, он брал в руки ружье и совершал ружейные приемы так хорошо, что вряд ли лучший ефрейтор мог с ним сравняться; к тому же показывал барабанщикам, как им надлежало бить. При всем том его высочество говорил, что он в сравнении с великим князем Михаилом Павловичем ничего не знает; каков же должен быть тот? — спрашивали мы друг друга».
С 1802 года великого князя Николая Павловича начали занимать учением; вместе с тем старались, чтобы он реже видел своих гувернанток и нянюшку. Затем, с 1803 года, Николай Павлович остался уже под надзором одних мужчин. Генеральша Адлерберг стала начальницей Смольного монастыря; мисс Лайон вышла замуж и с тех пор весьма редко навещала своего питомца.
В жизни Николая Павловича, остававшегося неразлучным с братом Михаилом, настал новый период, не слишком радостный для них обоих.
Установившаяся система воспитания была суровой, и телесные наказания играли в ней большую роль. Такими мерами тщетно старались обуздать и исправлять порывы строптивого и вспыльчивого характера Николая Павловича. Испытанные на нем в детстве педагогические приемы принесли и другие печальные плоды: они, несомненно, повлияли на миросозерцание будущего венценосца, который впоследствии ввел подобные правила в воспитание современного ему подраставшего поколения. Суровость обращения, усвоенная при воспитании обоих великих князей, всецело отразилась на страницах ежедневных журналов воспитателей; эти журналы, а также рапорты о ходе воспитания представлялись императрице Марии Федоровне, тщательно за ними следившей и безусловно одобрявшей. «Продолжайте, — писала императрица-мать генералу Ламздорфу 25 июня 1811 года, — ваши заботы о Николае, ваши истинно отеческие заботы, и он оправдает все наши ожидания».
Кавалерами при великом князе Николае Павловиче состояли: генерал-майор Ахвердов, полковники Арсеньев и Ушаков. В их действиях до некоторой степени проглядывают меры кротости, желание воздействовать на нравственную сторону воспитанника, хоть и строптивого, но одаренного нежным, любящим сердцем.
Если обратиться к избранным для Николая Павловича преподавателям, то выбор их также не может вызвать одобрения. Некоторые из числа этих наставников были людьми весьма учеными, но ни один из них не смог в полной мере овладеть вниманием своего ученика и вселить в него уважение к преподаваемой науке. В этом отношении весьма замечательно мнение, высказанное впоследствии императором Николаем Павловичем о своих преподавателях. Государь припомнил в разговоре, как его и великого князя Михаила Павловича мучили отвлеченным преподаванием: «Два человека, очень добрые, может статься, и очень ученые, но оба несноснейшие педанты: Балугьянский и Кукольник. Один толковал нам на смеси языков, из которых не знал хорошенько ни одного, о римских, немецких и Бог знает еще каких законах; другой — что-то о мнимом “естественном праве”. Потом появлялся еще Шторх со своими усыпляющими лекциями о политической экономии: он читал нам по своей французской книжке, ничем не разнообразя этой монотонности.
И что же выходило? На уроках этих господ мы или дремали, или рисовали какой-нибудь вздор, иногда карикатуры на них же, а потом к экзаменам выучивали кое-что вдолбежку, без плода и пользы для будущего».
Касательно религиозно-нравственного воспитания император Николай заметил, что его с братом «учили только креститься в известное время обедни да говорить наизусть разные молитвы, не заботясь о том, что делалось в нашей душе». Вообще император Николай откровенно признавал, что они с братом получили «бедное образование».

II

Детский период жизни великого князя Николая Павловича (1802—1809 гг.) любопытен в том отношении, что уже в течение этого времени проявились задатки характера и наклонностей, составлявших впоследствии отличительные черты императора Николая. Настойчивость, стремление повелевать, сердечная доброта, страсть ко всему военному, особенная любовь к строительному инженерному искусству, дух товарищества, выразившийся в позднейшее время, уже по воцарении, в непоколебимой верности союзам, несмотря на вероломство союзников, — все это сказывается уже в раннем детстве и подчас в самых ничтожных мелочах.
Дух товарищества развивался в Николае Павловиче под влиянием совместного воспитания с младшим братом Михаилом Павловичем. Братья нежно любили друг друга. Если находившиеся при них кавалеры выказывали свое недовольство одним из них, другой, не бывший виновным, жалел того и играл без всякого удовольствия. Их взаимная привязанность доходила до того, что если один был болен, другой не хотел никуда идти, даже к императрице Марии Федоровне, где им обыкновенно бывало очень весело. Однажды, во время своего пребывания у императрицы, младший провинился в чем-то перед матерью, и, когда они вернулись на свою половину, Николай Павлович рассказывал дежурному кавалеру, что у него все время были слезы на глазах от страха за брата, который мог рассердить императрицу своим упрямством, но, слава Богу, она ему простила.
Удивительно, что вопреки стараниям, которые прилагались, чтобы предохранить великого князя Николая Павловича от увлечения военной службой, страсть ко всему военному проявлялась и развивалась в нем с неодолимою силой. Она особенно сказывалась в характере его игр. Как только Николай Павлович вставал по утрам, он почти тотчас же принимался за военные игры. У братьев было большое количество оловянных солдатиков; зимой они расставляли их по столам в комнатах, а летом играли этими солдатиками в саду, строили редуты, крепости и атаковали их. Кроме солдатиков, оловянных и фарфоровых, у них был целый арсенал других игрушек, напоминавших о военном быте: ружья, алебарды, гренадерские шапки, деревянные лошади, барабаны, трубы, зарядные ящики и т.д. Любовь ко всему военному поддерживалась и под влиянием одного из кавалеров, Ахвердова, учившего великого князя строить и рисовать крепости, делавшего ему из воска бомбы, картечи, ядра и показывавшего, как атаковать укрепления и оборонять их.
Вообще все военное было до такой степени на первом плане в мыслях маленького Николая Павловича, что даже когда он строил для няни или гувернантки дачу из стульев, земли или игрушек, то никогда не забывал укрепить ее пушками «для защиты». Здесь следует заметить, что Михаил Павлович, более живой по характеру, настолько же любил разрушать, насколько старший — строить, и поэтому старший, заботясь о сохранности своих построек, опасался присутствия младшего.
Склонность Николая Павловича к строительству начала проявляться очень рано: в его играх заметно было стремление ко всякого рода постройкам; он любил рисовать не столько фигуры и другие предметы, сколько «домики» и «крепости», и однажды, когда за обедом вели разговор об Александровской мануфактуре и ее машине, которую собирались отстроить вновь (год назад ее испортил лед), он вскричал: «Для этого надобно вот что: вбить сваи в Неву или поставить столбы, обить их железом и сверху поставить машину». Ему было тогда шесть лет. И впоследствии из всех учебных занятий великий князь более всего любил уроки полковника Джанотти, преподававшего ему инженерную часть; а когда уже был на престоле, часто говорил: «мы, инженеры», «наша инженерная часть».
У Михаила Павловича, напротив, к строительной части вовсе не было симпатии, и его живость в играх составляла совершенную противоположность терпению, спокойствию и усидчивости старшего брата. Но оба сходились в любви ко всему военному, и нередко утром один из них шел будить другого, надев гренадерскую шапку и с алебардой на плече для рапорта. Иногда же, подражая часовым, они по целым часам стояли на карауле, и даже — сохранилось предание, — несмотря на строгий присмотр кавалеров, иногда вскакивали с постели по ночам, чтобы хоть немножко постоять на часах с алебардой или ружьем у плеча.
В то же время Николай Петрович в детстве не отличался воинственным духом и порой обнаруживал даже совершенно противополо

Указатель имен

А

Аббас-Мирза (1789—1833) — 407, 448—453, 546, 547, 570, 571
Аделунг Федор Павлович (1768—1843) — 25, 28, 29
Александр I (1777—1825) — упоминается почти на каждой странице.
Александра Павловна (1783—1801) — 7
Александра Федоровна (1798—1860) — 71, 73, 74, 76, 78, 85, 86, 88—90, 92, 94, 114, 115, 122—124, 126, 134, 144, 146, 152, 233, 234, 291, 387, 393, 432, 480, 485, 506, 550, 556, 597, 683, 686
Анна Павловна (1795—1865) — 10, 14, 15, 24, 26, 33, 48, 62
Аракчеев Алексей Андреевич (1769—1834) — 36, 81, 85, 111, 112, 127, 128, 136, 139, 141, 159, 175, 180, 185, 187, 192, 193, 232, 233, 249, 265, 276, 285—290, 413, 414, 416—422, 424—428, 446, 671
Арсеньев Константин Иванович (1789—1865) — 431
Арсеньев Павел Иванович (1770—1840) — 17, 26, 35
Ахвердов Николай Исаевич (1754—1817) — 17, 19, 20, 23, 25, 26, 31, 53

Б

Балугьянский Михаил Андреевич (1769—1847) — 17, 28, 53, 376—378
Баранов Дмитрий Осипович (1773—1834) — 349, 360
Батенков Гавриил Степанович (1793—1863) — 127, 128, 209, 214, 220, 410
Безбородко Александр Андреевич (1746—1799) — 11
Бенкендорф Александр Христофорович (1782—1844) — 16, 193, 222, 227, 232, 246, 247, 264, 266, 271, 290, 291, 322, 358, 359, 362, 369, 370, 371, 373, 379, 380, 382, 384, 387, 392, 396, 400, 401, 403, 424, 425, 432, 443, 446, 451, 462, 471, 481, 482, 485, 488, 489, 494, 500, 501—506, 511, 516, 518, 519, 521, 524, 527, 550, 552, 555, 556, 558—560, 566—568, 570, 581, 585, 587, 588, 598, 600, 601, 603—605, 609, 610, 624, 625, 628, 638, 640, 641, 647, 664, 666, 668, 671, 674, 676, 683, 685, 686, 689
Бестужев Александр Александрович (1797—1837) — 362, 366, 367, 410
Бестужев Михаил Александрович (1800—1871) — 187, 218, 219, 231, 273
Бестужев Николай Александрович (1791—1855) — 208, 212, 218, 220, 221, 239—241, 273
Бестужев-Рюмин Михаил Павлович (1803—1826) — 299, 307, 361, 370
Бистром Карл Иванович (1770—1838) — 98, 201, 214, 216, 247, 518
Бороздин Николай Михайлович (1777—1830) — 186—188, 360, 361
Бургоэн Жан-Франсуа (1748—1811) — 607, 611, 612, 616, 617, 619, 680, 682

В

Вадковский Федор Федорович (1800—1844) — 139, 185, 186, 188, 189, 191, 192, 257, 295, 296
Васильчиков Илларион Васильевич (1777—1847) — 54, 99, 117, 150, 230—232, 361, 500, 537, 538,  666
Веллингтон Артур Уэлсли, 1-й (1769—1852) — 64, 332, 333, 338—340, 342
Вилламов Григорий Иванович (1771—1842) — 33, 143, 526, 531
Вильгельм (Виллем) II (1792—1849) — 53, 556, 557, 615, 626
Вильгельм Прусский (1797—1888) — 44, 67, 69—72, 74—76, 78, 84, 86, 113
Витгенштейн Петр Христианович (Людвиг Адольф Петер, 1769—1843) — 123, 129, 187, 189, 239, 289, 296, 438, 471, 472, 478, 480, 484, 487, 489, 490, 492, 493, 496, 499, 500, 507, 508, 521, 522, 533, 535, 539, 541, 544
Витт Иван Осипович (1781—1840) — 140, 187, 188, 295, 418, 509, 687, 688
Воинов Александр Львович (1770—1831) — 144, 147, 205, 222, 224, 227, 411, 483, 484, 500
Волконский Петр Михайлович (1776—1852) — 29, 50, 119, 134, 143, 145, 170, 196, 249, 291, 324, 325, 332, 347, 348, 393, 413, 446, 480, 506, 511, 557, 640, 664
Волконский Сергей Григорьевич (1788—1865) — 192, 257, 362, 370, 374
Воронцов Михаил Семенович (1782—1856) — 120, 194, 282, 341, 471, 485, 506, 511, 513, 517, 519, 520, 542, 581, 605
Воронцов Семен Романович (1744—1832) — 10—12, 59, 100

Г

Галиль-паша (Рифат Халил-паша, 1784—1839) — 590, 591, 595—597, 604
Георг IV (1762—1830) — 62
Герман Карл Федорович (1767—1838) — 431
Гладкий Иосиф Михайлович (1789—1866) — 486, 489, 490
Глинка Федор Николаевич (1786—1880) — 26, 54, 59, 62, 175, 364—366
Гнейзенау Август (1760—1831) — 660
Голенищев-Кутузов Павел Васильевич (1773—1843) — 54, 58, 62, 63, 147, 266, 291, 369, 392
Голицын Александр Николаевич (1773—1844) — 110, 112, 134, 148, 153, 158, 159, 191, 330, 331, 416, 417, 446,  476, 577, 586
Голицын Дмитрий Владимирович (1771—1844) — 111, 112, 156, 164, 193, 194, 226, 262, 275, 599
Гримм Фредерик Мельхиор (1723—1807) — 5, 6, 72, 234

Д

Дараган Петр Михайлович (1800—1875) — 76—78
Дашков Дмитрий Васильевич (1784—1839) — 481, 577
Дибич-Забалканский Иван Иванович (1785—1831) — 14, 79, 119, 140, 143, 145, 161, 167, 168, 170, 181, 183—185, 191—193, 196, 239, 266, 267, 292—296, 299, 300, 322, 326, 334, 351, 370, 371, 374, 392, 399, 404, 405, 418—420, 421, 424, 427, 432, 434, 436—441, 443—447, 451, 476, 478, 480, 484, 487, 496, 500, 502, 507, 508, 510, 514, 517, 519, 521, 522, 529, 534, 535, 539, 540, 542—546, 561—563, 566, 568, 571, 572—576, 578, 579, 581, 583, 584, 587, 588, 604, 606, 607, 621, 622, 627, 633, 634—636, 642, 643, 646, 648—652, 657, 659, 660
Дивов Павел Гаврилович (1765—1841) — 26, 232, 254, 255, 363, 372, 410

Е

Евгений Вюртембергский (1787—1857) — 162, 163, 232, 235, 238, 239, 244, 245, 247, 269, 270, 473, 481, 500, 508, 529, 530, 692
Елисавета Алексеевна (Елизавета, Луиза-Мария-Августа Баденская, 1779—1826) — 47, 71, 74, 75, 89, 90, 112, 126, 134, 137, 142, 144, 195, 324, 344, 347, 348, 365, 366, 387
Екатерина II Великая (1729—1796) — 5—9, 12, 88, 93, 96, 315, 316, 318, 354

З

Закревский Арсений Андреевич (1783—1865) — 120, 156, 175, 291, 350, 413, 482, 610, 666, 689

К

Канкрин Егор Францевич (Георг Людвиг) (1774—1845) — 119, 155, 244, 424, 446, 581, 627, 635
Карл X (1757—1836) — 134, 327, 387, 606—608, 610, 615, 618, 620, 630
Карл, принц Прусский (1801—1883) — 44, 70, 387, 605
Киселев Павел Дмитриевич (1788—1872) — 126, 296, 297, 349, 446, 478, 480, 482, 484, 486, 487, 489, 490, 507, 541, 543, 581
Клейнмихель Петр Андреевич (1793—1869) — 35, 36, 265, 276, 288, 418, 427, 446
Кодрингтон Эдвард (1770—1851) — 465, 467
Комаровский Евграф Федотович (1769—1843) — 260—262, 361, 392
Коновницын Петр Петрович (1764—1822) — 35, 36, 42—44, 46—48, 50, 54
Константин Павлович  (1779—1831) — упоминается почти на каждой странице.
Корнилович Александр Осипович (1800—1834) — 187, 194, 239
Корсаков Алексей Иванович (1751—1821) — 21
Корф Модест Андреевич (1800—1876) — 8, 10, 23, 27—31, 57, 105, 157—160, 185, 201, 205, 223, 284, 350, 372, 376, 377, 389, 399
Кочубей Виктор Павлович (1768—1834) — 410, 538
Криницкий Павел Васильевич (ум. после 1828 года) — 89, 145, 146
Кукольник Василий Григорьевич (1765—1821) — 17, 28
Курута Дмитрий Дмитриевич (1769—1833) — 104, 167, 168, 172, 176, 308

Л

Ланжерон Александр Федорович (Луи Александр Андре, 1763—1831) — 120, 522, 541, 668
Ланской Василий Сергеевич (1753—1831) — 120, 313, 351, 380, 386
Ливен Христофор Андреевич (1777—1838) — 8, 59, 62, 340, 360, 377, 463, 465, 611
Лобанов-Ростовский Дмитрий Иванович (1758—1838) — 148, 152, 233
Лович Жаннета Антоновна (графиня Иоанна Грудзинская, 1795—1831) — 105, 130, 133, 161, 167, 389, 551, 552, 554, 561, 661, 663—665, 674, 689
Лопухин Петр Васильевич (1753—1827) — 148—151, 154, 155, 172—174, 182, 197, 198, 206, 207, 233, 257, 358, 362, 363, 376
Луиза (Августа Вильгельмина Амалия, 1776—1810) — 50, 67, 71
Львов Алексей Федорович (1798—1870) — 54
Любецкий Франциск-Ксаверий (Друцкий-Любецкий, 1779—1846) — 388, 389, 548, 639, 640
Людовик-Филипп (Луи Филипп I, 1773—1850) — 610

М

Майборода Аркадий Иванович (умер в январе-феврале 1844) — 140, 185, 190—192, 194, 295
Мария Павловна (1786—1859)  — 5, 9, 35, 62, 130, 557
Мария Федоровна —  5—7, 9, 11, 14, 15, 17, 19, 21, 24, 26—28, 30, 32—34, 36, 40—44, 46—48, 50, 53, 54, 58, 59,  62, 63, 71, 75, 77, 78, 80, 81, 85, 89, 92, 98, 100—103, 109, 112,  114, 134, 136, 141—146, 152, 159, 163, 169, 177,  179, 181, 195, 223, 232—234, 244, 245, 269, 270, 324, 331, 348,  366, 387, 393, 416, 481, 525, 527, 529, 530, 531
Меншиков Александр Сергеевич (1787—1869) — 80, 97, 291, 292, 408, 425, 433, 434, 446, 463, 479, 493, 500, 503—507, 513, 514, 517, 586, 610, 666, 689
Мердер Карл Карлович (1788—1834) — 122, 550
Милорадович Михаил Андреевич (1771—1825) — 117, 127, 143—145, 147, 149, 150, 153, 156, 157, 162—164, 166, 175, 176, 191—194, 205, 212, 223, 225, 226, 233, 237—241, 243, 261, 268, 269, 285, 287, 365, 366, 374, 428
Михаил Павлович (1798—1849) — 150, 155, 161, 167, 168, 170, 171, 177, 178, 181, 182, 197, 200
Михайловский-Данилевский Александр Иванович (1790 [или 1789]—1848) — 16, 45, 137, 289, 323, 335, 418, 573
Моден Гаврило Францевич (1774—1833) — 86, 291
Мольтке Хельмут Карл Бернхард фон (Мольтке Старший, 1800—1891) — 466, 491, 495, 522, 545, 564
Мордвинов Николай Семенович (1754—1845) — 150, 207, 214, 257, 258, 349
Муравьев Александр Николаевич (1792—1863) — 187, 257, 362, 369
Муравьев Никита Михайлович (1796—1843) — 190, 192, 194, 362
Муравьев-Апостол Матвей Иванович (1793—1886) — 299, 300, 362
Муравьев-Апостол Сергей Иванович (1796—1826) — 298, 299, 349, 356, 361, 364, 370
Мюфлинг Карл фон (Мюффлинг, 1775—1851) — 559, 575, 593, 597, 598

Н

Нарышкин Кирилл Александрович (1786—1838) — 7, 86, 104, 207
Натцмер Олдвиг Антон Леопольд фон (1782—1861) — 67—70, 74, 79, 80, 84—87
Нелидова Екатерина Ивановна (1756—1839) — 77, 78
Нессельроде Карл Васильевич (1780—1862) — 60, 61, 64, 74, 150, 206, 292, 301, 335, 339, 340, 342, 350, 446, 465, 471, 500, 519, 547, 571, 577, 579—581, 583, 584, 586, 609, 627, 628, 635, 640
Николаи Андрей Львович (1737—1820) — 9, 11
Новосильцев Николай Николаевич (1761—1838) — 168, 308, 313, 548, 687

О

Оболенский Евгений Петрович (Первый) (1796—1865) — 127, 205, 212, 214—218, 227, 230, 239, 241, 354, 355, 366, 374
Опочинин Федор Петрович (1779—1852) — 100, 155, 307, 311, 312, 314, 315, 548, 635, 650, 661, 662
Опперман Карл Иванович (1765—1831) — 30, 41, 569, 668
Орлов Алексей Федорович (1787—1862) — 97, 226, 291, 292, 446, 519, 556, 573, 581, 587, 590, 591, 615, 621, 622, 648, 658, 672, 686
Орлов Михаил Федорович (1788—1842) — 126, 187, 257, 364, 365

П

Павел I (1754—1801) — упоминается почти на каждой странице.
Паскевич Иван Федорович (1782—1856) — 39, 80, 81, 98—100, 177, 404, 406, 407, 436—440, 443, 446—448, 451—455, 463, 472, 523, 524, 532, 546, 547, 570, 572, 581, 582, 584, 652, 657, 659, 660, 667, 668, 671, 674, 675, 686
Плещеев Александр Алексеевич (1778—1862) — 75
Плисов Моисей Гордеевич (1782—1853) — 431
Потоцкий Станислав Станиславович (1787—1831) — 481, 500, 513, 519, 668
Поццо ди Борго Карл-Андрей (Pozzo di Borgo, 1764—1842) — 336, 337, 533, 606, 613, 624
Принц Вюртембергский (1781—1864) — 53, 162
Принц Нидерландский (1792—1849) — 53

Р

Растопчин Федор Васильевич (Ростопчин, 1763—1826) — 11, 100, 346
Раупах Эрнст Вениамин (1784—1852) — 431
Рибопьер Александр Иванович (1781—1865) — 283, 341, 466, 467
Ростовцев Яков (Иаков) Иванович (1803—1860) — 201—205, 214—218
Рудзевич Николай Александрович (1811—1889) — 187, 188, 195, 404, 483, 486, 487, 498, 522
Румовский Степан Яковлевич (1734—1812) — 11
Рюль Иван Федорович (1769—1846) — 35, 525

С

Саблуков Николай Александрович (1776—1848) — 105, 207
Сакен Фабиан Вильгельмович (Фабиан Готлиб фон дер Остен-Сакен, 1752—1837) — 195, 196, 239, 289, 296, 300, 443, 522, 539, 540, 567, 626
Салтыков Николай Иванович (1736—1816) — 7, 12, 360
Сиверс Егор Карлович (1779—1827) — 97
Сперанский Михаил Михайлович (1772—1839) — 148, 198, 200, 214, 349, 350, 353, 361, 376, 378, 379, 421, 430
Столыпин  Аркадий Алексеевич (1778—1825) — 349
Столыпин Дмитрий Алексеевич (1785—1826) — 126, 605
Сутгоф Александр Николаевич (1801—1872) — 219—221
Сутгоф Николай Иванович (1765—1836) — 155, 239

Т

Татищев Александр Иванович (1763—1833) — 120, 154, 155, 205, 266, 267, 291, 349, 352, 362, 445, 445
Толстой Петр Александрович (1761—1844) — 262, 361, 436, 438, 443, 476, 577, 586, 587, 628, 640, 652
Торсон Константин Петрович (1793—1851) — 209, 220
Тургенев Николай Иванович (1789—1871) — 365, 366

У

Уваров Сергей Семенович (1786—1855) — 75, 448
Уваров Федор Петрович (1773—1824) — 99, 125, 126, 344

Ф

Филарет (Василий Михайлович Дроздов, 1782—1867) — 110—112, 159, 164, 260—263, 391, 599, 625
Фредерикс Александр Андреевич (Четвертый) (1778—1849) — 183, 184, 193, 194, 224, 268

Х

Хлопицкий Иозеф Гжегож (1772—1854) — 639, 646

Ч

Чарторижский Адам Ежи (Чарторийский, 1770—1861) — 676, 691
Чернышев Захар Григорьевич (1797—1862) — 70, 188, 189, 191, 192, 194, 239, 257, 267, 296, 369, 371, 425—428,  436, 438, 443—445, 476, 538, 577, 579, 581, 587, 595, 610, 611, 613, 626, 627, 635, 657, 667, 684, 688

Ш

Шишков Александр Семенович (1754—1841) — 148, 160, 187, 194, 208
Шторх Андрей Карлович (1766—1835) — 18, 28, 33

Ю

Юшневский Алексей Петрович (1786—1844) — 189, 190, 296

Я

Яблоновский Антон Станиславович (1793—1855) — 308, 311, 312, 462

Шильдер Н. Николай I

09.07.2010

Автор: Юрий Архипов
Источник: У книжной полки №2(26)/2010

Книги Николая Карловича Шильдера (1842— 1902) о русских императо-рах — Павле и его августейших сыновьях Александре и Николае — когда-то пользовались не меньшим успехом, чем сочинения о российских самодержцах Казимира Валишевского. Роскошно изданные фолианты Шильдера со множест-вом гравюр были в советское время гордостью антикваров. Нынешнее издание выдержано в духе биографической серии «Захарова» — скромно, ужимисто, без претензий, зато на хорошей бумаге. Генерал-лейтенант царской лейб-гвардии Шильдер, отслужив своё, ув-лёкся историей и журналистикой. Это он был, в частности, редактором некогда знаменитого журнала «Русская старина», который покинул в 1899 году ради ди-ректорства в Императорской публичной библиотеке, где продолжил свои исторические разыскания. В отличие от Валишевского, Шильдер не был склонен к «беллетризован-ной» сенсационности. Он скорее даже суховатый хроникёр и биограф, строго держащийся документов эпохи, которые всегда обильно цитирует. Психологи-ческие штудии и личностные характеристики его на удивление беспристрастны. Это относится и к его развернутому портрету Николая Первого. Историк необычайно дотошен в разборе всех обстоятельств его рождения, крестин, ха-рактеров его нянек, гувернёров, воспитателей, педагогов, в том, как и кто мог повлиять на становление одного из самых «рельефных» правителей России за всю её историю. Основу его склада — прямизну и твёрдость воли — угадала еще проницательная бабушка его Екатерина Вторая; его единственного среди своих четверых внуков она нарекла «Рыцарем» и только так называла его в письмах к своим многочисленным корреспондентам. Отрок и юноша Николай в чём-то мог с течением времени и меняться, но эта упёртая твёрдость, обнару-женная им едва ли не в младенческом возрасте, оставалась в его натуре до само-го конца неизменно. Историк приводит поразительный факт: трёхлетнего Нико-лая вели как-то в покои августейших родителей, куда было строжайше воспре-щено приводить каких-либо нежданных и не объявленных гостей, а по пути он увидел понравившегося ему мальчика, юного графа Адлерберга и не пожелал с ним расставаться; преодолев сопротивление пришедшей в ужас свиты, он не только привёл его с Собой, но и добился от императорской четы позволения иг-рать с ним, когда пожелает. Тем самым он на всю жизнь выбрал себе одного из самых преданных друзей и сподвижников. И это в три года! А в тридцать лет он уже восходил на трон, преодолевая восстание, — в ситуации, когда многие бес-славные фигуранты истории терялись и выпускали из рук штурвал судьбы. Вскоре после того он без колебаний разрубил гордиев узел, в который сплелись отношения двух наместников (Шильдер называет их «проконсулами») Кавказа — героев 1812 года Паскевича и Ермолова. Выбрав первого, он без колебаний отправил в отставку второго и не позволил себе усомниться в правильности сво-его решения. Шильдеру не суждено было закончить эту книгу. Повествование доведе-но до 1831 года, то есть до итогов польского бунта. Описано, таким образом, чуть больше половины жизни государя и лишь пятая часть его царствования. В частности, в книге нет ни слова о такой важной вещи, как культурное строи-тельство Николая. Ведь не только армией он занимался на протяжении тридца-ти лет — одни отношения с Пушкиным чего стоят! 

Ворошить прошлое

00.00.0000

Автор: Валерий Иванов
Источник: Читаем вместе, июль 2010

От Герцена до наших дней принято считать личность Николая I так называемую «николаевскую» эпоху прескверной для России. Зажим, застой, гонения на вольнодумцев, доносительство, «мундиры голубые», злое прозвище «Николай Палкин» — вот отскакивающий от зубов ответ отличника о тридцатилетнем царствовании третьего сына Павла I. И еще вечно пылают два клейма, отметивших начало и конец его правления — расправа с декабристами и проигранная Крымская война. Увы, что было, то было. Особенно обидно за Крым с его героической, но абсолютно напрасной Севастопольской обороной. Даже до сих пор обидно, несмотря на то, что в последующее десятилетие одними только дипломатическими усилиями удалось реанимировать военно-политическую значимость и все права России на Черном море. Так, может, не стоит ворошить прошлое и заново переживать не самые блестящие его события?  К счастью, задолго до того, как затвердел исторический штамп, были предприняты непредвзятые исследования и дана вдумчивая оценка личности Николая Первого. Научный и в то же время общедоступный труд об императоре принадлежит перу Николая Карловича Шильдера (1842-1902). Этот историк (он же военный инженер, боевой генерал, редактор журнала «Русская Старина», директор нескольких высших учебных заведений и Императорской публичной библиотеки) привлек внимание современников первым же своим объемным исследованием «Император Александр I, его жизнь н царствование» (СПб., 1897 -1898, 4 т.). Затем последовало сочинение «Император Павел I» (СПб., 1901). Далее Шильдер приступил к истории Николая I. но после смерти автора из задуманных им пяти томов оказались готовы к печати только два. охватывающие время ОТ рождения Николая Павловича до подавления польского восстания в 1831 году. Кроме этих трудов, историк выпустил ряд статей по архивным материалам о политических и военных событиях, о выдающихся личностях в российской истории, о работе посольств и внутренних государственных учреждений. Его всегда интересовали вопросы и обстоятельства, мало или односторонне затронутые другими учеными. И еще он отличался беспристрастием, необычным для государственных служащих его уровня и положения, а также тщательным и выверенным подходом к документальным источникам. Притом автор всегда старался разглядеть в каждом историческом деятеле, в первую очередь, обыкновенного человека — показать его в стихийных душевных движениях, склонностях, привычках, слабостях и сильных сторонах натуры. В способности или неспособности контролировать свое поведение, в желании выглядеть так-то и так-то, жертвовать собой для окружающих или, наоборот, эгоистично пользоваться ими и т.д. Безусловно, одна из главных причин популярности трудов Н.К. Шильдера заключается в том, что автор очень успешно решал поставленную им перед собой психологическую задачу. Биографию своего последнего персонажа автор начал с нежной родительской любви Павла I к младшим детям — Николаю, Михаилу и Анне (старших, Александра и Константина, отдалила от него Екатерина II)- Есть эпизод с мистическим оттенком: Павел разъяснил своему пятилетнему сыну смысл слова «Первый» в отношении к именам царей, и ребенок понял, заодно сказав, что его будут называть Николаем Первым. Это случилось за несколько часов до убийства Павла... Еще любопытна неведомо откуда взявшаяся склонность маленького Николая к всевозможному строительству. (Забегая вперед; в правление брата Александра Николай подал ему на утверждение проект Инженерного училища, которое затем сам и возглавил, и где затем учились Э. Тотлебен, Ф. Достоевский, сам Н. Шильдер и другие знаменитости. Николай же основал Школу гвардейских подпрапорщиков, куда поступил выпускник Благородного пансиона при Московском университете М. Лермонтов.) Вскоре предметом повествования становится юность будущего императора на фоне разных событий в жизни большой императорской семьи, поездок его и братьев к европейской монархической родне. Путешествовать можно было вволю: после взятия русскими войсками Парижа и победы англичан под Ватерлоо всем царствующим домам жилось беззаботно и весело. В возрасте двадцати лет Николай съездил в Англию для знакомства с назначенной ему в супруги принцессой Шарлоттой. Он произвел достойное впечатление на высшее британское общество своими живыми, но приятными манерами, отменной внешней красотой, очень понравился будущей жене, был обвенчан с ней в России в июле 1817 года, а уже в апреле 1818 стал отцом. Жизнь его была наполнена интересными и полезными занятиями, дружелюбными и теплыми отношениями с братьями, с женой. Но некто из современников уже заметил «тучи, которые в ранней молодости облегли его чело и были как бы предвестием всех напастей, которые посетят Россию во дни его правления. Не при нем они накопились, не он навлек их на Россию, но природа и люди при нем ополчились». И вот уже грядет 1825 год, а еще через шесть лет свободолюбивые поляки пойдут ночью в русские казармы резать сонных солдат. Труд о Николае, как уже говорилось, не был окончен. Но это нисколько не обесценивает его значимость.

Государь и Отечество

08.09.2010

Автор: Ольга Шатохина
Источник: Литературная газета №35

Эта по-академически обстоятельная, без политических оценок биография была написана человеком незаурядным – историком, редактором журнала «Русская старина», директором Императорской публичной библиотеки, генералом, лейб-гвардейцем и участником Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. В книге подробно рассказывается о событиях, непосредственно предшествовавших декабрьскому восстанию на Сенатской площади, – на самом деле мирное воцарение Николая I находилось в зависимости от своевременного ареста всего десятка лиц (Рылеева, Бестужевых, Оболенского), причём о заговоре было известно многим, в том числе и недавно почившему императору. В издании описывается любопытный эпизод, характеризующий ещё некоронованного самодержца и его отношение к Европе: «В день 14 декабря к императору подошёл ганноверский посланник Дернберг… Иностранные министры, собравшиеся на бульваре, чтобы взглянуть на необычное для Петербурга происшествие этого дня, поручили престарелому графу испросить позволение встать в свиту государя, как бы в сильнейшее подтверждение перед народом законности его прав. Милостиво приняв привет Дернберга, Николай Павлович поручил ему, поблагодарив своих товарищей, сказать им, что это «семейное дело и Европа вряд ли тут что-то распутает».