Содержание


Король Матиуш Первый 5
Матиуш на необитаемом острове 321

КОРОЛЬ
МАТИУШ ПЕРВЫЙ


1

А было это так...
Доктор сказал, что, если король в три
дня не выздоровеет, будет очень плохо.
Доктор сказал так:
— Король тяжело болен, и, если в три дня не выздоро¬веет, будет плохо.
Все очень опечалились, а старший министр надел очки и спросил:
— Так что же случится, если король не выздоровеет?
Доктор не хотел сказать ясно, но все поняли, что король умрет.
Старший министр очень опечалился и созвал министров на совет.
Собрались министры в большом зале, уселись в удобных креслах за длинным столом. Перед каждым лежал на столе лист бумаги и два карандаша: один — обыкновен¬ный, а другой — с одного конца — синий, с другого — крас¬ный. А перед старшим министром стоял еще и колоколь¬чик.
Министры закрыли двери на ключ, чтобы никто не ме¬шал, зажгли электрические лампы и ничего не говорили.
Старший министр позвонил в колокольчик и сказал:
— Мы должны посоветоваться, что делать. Король бо¬лен и не может управлять.
— Я думаю, — сказал военный министр, — что нужно позвать доктора. Пусть скажет ясно, можно вылечить ко¬роля или нет.
Военного министра очень боялись все остальные министры, так как он всегда носил саблю и револьвер; поэтому его слу¬шались.
— Хорошо, позовем доктора, — сказали министры.
Сейчас же послали за доктором, но доктор не мог прий¬ти, потому что как раз в это время ставил королю двадцать четыре банки.
— Ничего не поделаешь, надо ждать, — сказал стар¬ший министр, — а пока давайте решать, что мы будем делать, если король умрет.
— Я знаю, — сказал министр юстиции. — По закону, после смерти короля на престол вступает и управляет его старший сын. Поэтому его называют наследником трона. Если король умрет, на трон сядет его старший сын.
— Но у короля только один сын.
— А больше и не надо.
— Да, но сын короля — это маленький Матиуш; как же он может быть королем? Матиуш еще не умеет писать.
— Что делать, — ответил министр юстиции. — В нашем государстве еще не было такого случая, но в Испании, в Бельгии и в других государствах случалось, что король умирал и оставлял маленького сына. И это малое дитя должно было стать королем.
— Да, да, — сказал министр почты и телеграфа, — я да¬же видел почтовые марки с изображением такого малень¬кого короля.
— Но, уважаемые господа, — сказал министр просве¬щения, — это ведь невозможно, чтобы король не умел ни писать, ни считать, чтобы он не знал ни географии, ни грамматики.
— Я тоже так думаю, — сказал министр финансов. — Как же король сможет делать подсчеты, как сможет при¬казывать, сколько нужно напечатать новых денег, если не знает таблицы умножения?
— Хуже всего, господа, — сказал военный министр, — что такого маленького короля никто не будет бояться. Как он справится с солдатами и генералами?
— Я думаю, — сказал министр внутренних дел, — что такого маленького короля не только солдаты, но вообще никто не будет бояться. У нас будут постоянно забастовки и бунты. Я ни за что не могу ручаться, если вы сделаете Матиуша королем.
— Я не знаю, что будет, — сказал весь красный от злости министр юстиции. — Знаю одно: закон велит, что¬бы после смерти короля на трон сел его сын.
— Но Матиуш слишком мал! — крикнули министры хором.
И наверно возникла бы ужасная ссора, но в эту минуту открылись двери, и в зал вошел иностранный посол.
Может показаться странным, что иностранный посол вошел на совещание министров, когда двери были заперты на ключ. Должен вам сказать, что, когда пошли позвать доктора, забыли запереть двери. Некоторые даже говори¬ли потом, что это была измена, что министр юстиции на¬рочно оставил двери открытыми, зная, что должен прийти посол.
— Добрый вечер! — сказал посол. — Я пришел сюда от имени моего короля и требую, чтобы королем стал Мати¬уш Первый, а если вы с этим не согласитесь, будет война.
Старший министр очень испугался, но сделал вид, что это ему совершенно безразлично, написал на листе бумаги синим карандашом: Хорошо, пусть будет война — и подал эту бумагу иностранному послу.
Тот взял бумагу, поклонился и сказал:
— Отлично, я сообщу об этом моему правительству.
В эту минуту в зал вошел доктор, и все министры нача¬ли его просить, чтобы он спас короля, так как может быть война и несчастье, если король умрет.
— Я уже дал королю все лекарства, какие знаю, поста¬вил банки и больше ничего не могу сделать. Но можно позвать других докторов.
Министры послушали совета и пригласили зна¬менитых докторов, чтобы посоветоваться, как спасти короля. Они послали в город все королевские автомобили, а сами тем временем велели королевскому повару подавать ужин, так как были очень голодны: они не знали, что совещание будет продолжаться так долго и не пообедали дома.
Повар поставил серебряные тарелки, налил в бутылки лучшего вина, так как хотел остаться при дворе и после смерти старого короля.
Итак, министры едят себе и пьют и уже заметно повесе¬лели, а в зале тем временем собрались доктора.
— Я считаю, — сказал старый доктор с бородой, — что королю надо сделать операцию.
— А я считаю, — сказал другой доктор, — что королю надо поставить согревающий компресс и что ему надо полоскать горло.
— И принимать порошки, — сказал знаменитый про¬фессор.
— По-моему, капли лучше, — заметил другой.
Каждый из докторов привез с собой толстую книгу и уве¬рял, что именно в его книге правильно написано, как ле¬чить такую болезнь.
Уже было поздно, и министрам очень хотелось спать, но они должны были ждать, что скажут доктора. И такой шум стоял в королевском дворце, что маленький сын ко¬роля, наследник трона Матиуш, уже дважды просыпался.
«Надо посмотреть, что там происходит», — подумал Ма¬тиуш. Встал с постели, быстро оделся и вышел в коридор.
Он остановился перед дверями, но не для того, чтобы подслушивать, — просто в королевском дворце ручки на дверях были так высоко, что маленький Матиуш не мог сам от¬крыть двери.
— Хорошее вино у короля! — кричал министр финан¬сов. — Выпьем еще, господа! Если Матиуш станет королем, вино все равно не будет ему нужно, потому что детям не¬льзя пить вино.
— И сигары нельзя курить детям. Значит можно взять немного сигар домой! — громко кричал министр торговли.
— А если будет война, господа, ручаюсь вам, что от этого дворца ничего не останется, ведь Матиуш не сумеет защитить нас.
Все засмеялись и закричали:
— Пьем за здоровье нашего защитника, великого короля Матиуша Первого!
Матиуш не понимал, о чем они говорили, хотя знал, что отец болен и что министры часто собирались на сове¬щания. Но почему смеются над ним, Матиушем, почему называют его королем и что это должна быть за война, — он не понимал.
Сонный и испуганный, пошел он дальше по коридору и через двери зала совещаний услышал другой разговор:
— А я вам говорю, что король умрет. Можете давать ему порошки и лекарства, — ничего не поможет. Уверяю вас, что король не проживет и недели.
Матиуш не слушал больше. Бегом помчался он по кори¬дору, миновал еще две большие комнаты и, запыхавшись, добежал до спальни короля.
Король лежал на кровати очень бледный и тяжело ды¬шал, а возле короля сидел тот славный доктор, который лечил Матиуша, когда Матиуш бывал нездоров.
— Папочка, папочка, — крикнул Матиуш со слеза¬ми, — я не хочу, чтобы ты умер!
Король открыл глаза и грустно посмотрел на сына.
— И я не хочу умирать, — сказал он тихо, — не хочу тебя, сынок, одного оставлять на свете.
Доктор посадил Матиуша на колени, и больше никто не сказал ни слова.
А Матиуш вспомнил, что однажды уже сидел так у кро¬вати. Тогда отец держал его на коленях, а на кровати ле¬жала мама, такая же бледная, и так же тяжело дышала.
«Папа умрет, как мамочка умерла», — подумал Матиуш.
И страшная печаль сдавила ему грудь, а вместе с ней гнев и обида на министров, которые там смеются над ним, Матиушем, и над смертью его отца.
«Уж я им отплачу, когда буду королем», — подумал Матиуш.


2

П охороны короля были очень тор¬жест¬-
венными. Фонари были за¬тянуты
черным крепом. Звонили колокола. Оркестр играл похоронный марш. Ехали пушки, шли войска. Специаль¬ные поезда должны были привозить цветы из жарких стран. Все были очень огорчены. А газеты писали, что весь народ оплакивает любимого короля.
Матиуш печальный сидел в своей комнате, потому что хотя и должен был стать королем, но потерял отца, и те¬перь у него не было никого на свете.
Матиуш помнил свою маму; это она назвала его Матиушем. Хотя мама его была королевой, но совсем не была гордой, играла с ним, складывала с ним кубики, рассказы¬вала сказки, показывала в книжках картинки. С отцом Матиуш виделся реже, так как король часто выезжал к войскам или в гости, принимал разных королей или бы¬вал на совещаниях.
Но и король, бывало, найдет для Матиуша свободную минутку, поиграет в кегли, выедет с ним на прогулку — король на коне, а Матиуш на по¬ни — в длинные аллеи королевского сада. А что будет теперь? Всегда этот нуд¬ный воспитатель-иностранец, у которого такое лицо, как будто он только что выпил стакан крепкого уксуса. И разве это так уж приятно быть королем? Пожалуй, нет. Если бы действительно была война, тогда можно, по край¬ней мере, драться. Но что королю делать в мирное время?
Грустно было Матиушу, когда он сидел одинокий в сво¬ей комнате, и грустно было, когда через решетку королев¬ского сада смотрел на веселые игры детей дворцовых слу¬жащих на королевском дворе.
Играли семь мальчиков, чаще всего в солдаты. И всегда командовал ими, муштровал и вел их в атаку один очень веселый мальчик. Имя его было Фелек. Так его звали другие мальчики.
Много раз хотел Матиуш позвать его и, хотя бы через решетку, немного поговорить с ним, но не знал, полага¬ется ли ему, и не знал, что сказать и как начать разго¬вор.
Тем временем на всех улицах были расклеены громад¬ные объявления, что Матиуш стал королем, что он привет¬ствует своих подданных, что министры остаются те же самые и что они будут помогать юному королю в ра¬боте.
Во всех магазинах были выставлены фотографии Ма¬тиуша. Матиуш на пони. Матиуш в матросском костюме. Матиуш в военном мундире, Матиуш во время смотра войск. В кино тоже показывали Матиуша. Во всех иллю¬стрированных журналах, в стране и за границей, была масса портретов Матиуша.
И, надо сказать правду, Матиуша любили все. Старшие жалели его, — такой маленький и потерял обоих родите¬лей. Мальчики радовались, что нашелся между ними хоть один такой, которого все должны слушаться, перед кото¬рым даже генералы должны стоять смирно, а взрослые солдаты брать ружья на караул. Девочкам нравился этот маленький король на изящной лошадке. А уж больше всех любили его сироты.
Когда еще была жива королева, она всегда посылала в сиротские дома конфеты. После ее смерти король при¬казал, чтобы конфеты продолжали посылать. И хотя Матиуш об этом не знал, от его имени давно посылались детям сласти и игрушки. Уже значительно позднее Матиуш понял, что, если есть в бюджете такая графа, можно много сделать людям приятного, даже не подозревая об этом.
Через какие-нибудь полгода после вступления Матиуша на престол произошел случай, принесший ему большую популярность. Это значит, что все о нем говорили, но не потому, что он был королем, а потому, что сделал что-то, что всем понравилось.
Расскажу, как это было.
Матиуш через своего доктора испросил позволение про¬гуливаться по городу пешком. Долго Матиуш убеждал доктора, чтобы хоть раз в неделю он водил его в сад, где играют все дети.
— Я знаю, что в королевском саду хорошо, но одному даже в самом красивом саду скучно.
Наконец, доктор обещал и через маршала двора обра¬тился в дворцовое управление, чтобы опекун короля на совещании министров испросил для короля Матиуша разрешение на три прогулки с двухнедельным перерывом между ними.
Может показаться странным, что королю так трудно совершить обычную прогулку. Добавлю еще, что маршал двора только потому и согласился, что доктор незадолго до этого вылечил его от болей в желудке, после того как он съел несвежую рыбу. Дворцовое управление уже давно старалось получить деньги на строительство конюшни, которой должен был пользоваться также и королевский опекун, а министр внутренних дел согласился назло ми¬нистру финансов, потому что за каждую королевскую прогулку полиция получала три тысячи дукатов, а са¬нитарное ведомство — бочку одеколона и тысячу монет.
Дело в том, что перед каждой прогулкой короля Матиуша двести садовников и сто уборщиц основательно занимались садом. Подметали, красили скамейки, аллеи поливали одеколоном и вытирали пыль с деревьев и листьев. Доктора смотрели, чтобы было чисто, так как грязь и пыль вредны для здоровья. А полиция смотрела, чтобы во время прогулок в саду не было хулиганов, кото¬рые бросают камни, толкаются, дерутся и очень кри¬чат.
Король Матиуш развлекался отлично. Одет он был про¬сто, и никто не догадывался, что это король. Никому даже в голову не приходило, что король может прогуливаться в обыкновенном саду.
Король Матиуш дважды обошел кругом сад и попросил разрешения сесть на скамейку на площадке, где играли дети. Но только он сел, как к нему подошла девочка и спросила:
— Мальчик, вы не хотите поиграть с нами?
Она взяла Матиуша за руку, и они начали играть.
Девочки пели разные песенки и кружились в кругу. А потом, перед началом новой игры, девочка снова начала с ним разговаривать:
— Есть у вас сестричка?
— Нет.
— А кто ваш папа?
— Мой папа умер: он был королем.
Девочка, вероятно, думала, что Матиуш шутит, потому что рассмеялась и сказала:
— Если бы мой папа был королем, он купил бы мне кук¬лу до самого потолка.
Король Матиуш узнал, что отец девочки капитан пожар¬ной охраны, что зовут ее Иренкой и что она очень любит пожарных, которые разрешают ей иногда ездить на ло¬шади.
Матиуш охотно бы остался подольше, но срок его про¬гулки истекал ровно в четыре часа двадцать минут сорок три секунды.
С нетерпением ждал Матиуш следующей прогулки, но шел дождь, и взрослые опасались за его здоровье.
В следующий раз с Матиушем было такое происшествие: играл он так же с девочками, когда подошло несколько мальчиков и один закричал:
— Глядите, мальчик играет с девочками! — и все нача¬ли смеяться.
И король Матиуш заметил, что, действительно, он один играет с девочками.
— Пойдем лучше играть с нами, — сказал маль¬чик.
Матиуш внимательно посмотрел на него.
Ах, это был Фелек, тот самый Фелек, с которым Матиуш так давно хотел познакомиться.
Теперь Фелек внимательно посмотрел на него и закричал во весь голос:
— Глядите, как он похож на короля Матиуша!
Матиушу стало очень стыдно, так как все начали смо¬треть на него, и ему захотелось как можно скорее убежать к адъютанту, который тоже, чтобы его не узнали, был одет в обычный костюм. Но в спешке, или от смущения, он упал и содрал на коленке кожу.
На заседании совета министров было решено, что нельзя больше разрешать королю ходить в сад. Сделают все, что король пожелает, но в обыкновенный сад ходить он не может, так как там невоспитанные дети, которые его заде¬вают и смеются над ним, а совет министров не может раз¬решить, чтобы над королем смеялись, ибо этого не позво¬ляет королевская честь.
Матиуш очень огорчился и, вспоминая о веселых часах, проведенных им в обыкновенном саду, вспомнил желание Иренки.
«Она хочет куклу до самого потолка».
Эта мысль не давала ему покоя.
«Ведь я король, значит, имею право приказывать. А меж¬ду тем я должен всех слушать. Учусь читать и писать так же, как и все дети. Я должен мыть уши, шею и чистить зубы так же, как и все дети. Таблица умножения такая же для королей, как и для всех. Так зачем мне быть ко¬ролем?»
Матиуш взбунтовался и во время аудиенции громко потребовал от старшего министра, чтобы купили самую большую куклу, какая только есть на свете, и послали Иренке.
— Ваше королевское величество, позвольте заметить... — начал старший министр.
Матиуш сразу догадался, что за этим последует: этот несносный человек будет долго говорить, скажет множест¬во непонятных вещей, и, в конце концов, с куклой ничего не выйдет. Матиуш вспомнил, как однажды этот самый министр так же начал что-то объяснять его отцу. Тогда отец топнул ногой и сказал: «Я требую этого беспрекословно».
Так и Матиуш топнул ногой и очень громко сказал:
— Господин министр, я требую этого беспрекословно.
Старший министр удивленно взглянул на Матиуша, за¬писал что-то в блокнот и буркнул:
— Я представлю требование вашего величества на рас¬смотрение совета министров.
Что говорилось на заседании совета министров, никто не знает, так как оно происходило при за¬крытых дверях. Было, однако, постановлено купить куклу, и министр тор¬говли два дня бегал по магазинам и осматривал самые большие куклы. Но такой большой куклы нигде не было. Тогда министр торговли вызвал на совещание всех про¬мышленников, и один фабрикант взялся в четыре недели сделать за большие деньги такую куклу на своей фабрике. А когда кукла была готова, выставил ее в окне своего магазина с надписью: Поставщик двора его королевского величества изготовил эту куклу для Иренки, дочки капи¬тана пожарной охраны.
Сейчас же газеты поместили фотографию пожарной ко¬манды во время тушения пожара, фотографию Иренки и куклы. Говорили, что король Матиуш очень любит смо¬треть на пожар и на то, как ездит пожарная команда. Кто-то написал в газету письмо, что готов сжечь свой дом, если обожаемый король Матиуш так любит пожары. Мно¬го девочек написали письма королю Матиушу, что тоже очень хотят иметь такую куклу. Но секретарь двора не читал Матиушу этих писем, так как ему это строго запре¬тил рассерженный старший министр.
Перед магазином в течение трех дней стояли толпы лю¬дей, разглядывающих королевский подарок, и только на четвертый день по распоряжению префекта полиции кукла была снята с витрины, чтобы толпа не мешала проезжать трамваям и автомобилям.
Долго говорили о кукле и Матиуше, который послал Иренке такой прекрасный подарок.


3

Матиуш вставал в семь часов утра, сам
мылся и одевался, сам чистил ботин-
ки и стелил постель. Такой обычай ввел еще прадед Матиуша, храбрый король Павел Победитель. Умывшись и одевшись, Матиуш выпивал рюмку рыбьего жира и на¬чинал завтрак, который должен был продолжаться ровно шестнадцать минут тридцать пять секунд. Так завтракал великий дед Матиуша, добрый король Юлиуш Добродетель¬ный. Потом Матиуш шел в тронный зал, где было очень холодно, и принимал министров. В тронном зале не было печки, так как прабабка короля Матиуша, мудрая Анна Набожная, когда была еще маленькая, чуть не угорела, и, в память ее счастливого спасения, было решено ввести в дворцовый церемониал условие, по которому в трон¬ном зале не должно было быть ни одной печи в течение пятисот лет.
Матиуш сидел на троне и стучал зубами от холода, а ми¬нистры говорили ему, что происходит в его стране. Это было очень неприятно, потому что известия были невеселые.
Министр иностранных дел рассказывал, кто сердится и кто, наоборот, хочет дружить с их государством, и Ма¬тиуш почти ничего из этого не понимал.
Военный министр делал подсчет, сколько разрушено кре¬постей, сколько испорчено пушек, так что из них совсем нельзя стрелять, и сколько заболело солдат.
Министр путей сообщения заявлял, что нужно купить новые паровозы.
Министр просвещения жаловался, что дети плохо учатся, опаздывают в школу, что мальчики курят тайком и вы¬рывают листы из тетрадок. Девочки обижаются и ссорятся, мальчики дерутся, бросаются камнями и бьют стекла.
А министр финансов все сердился, что нет денег, и гово¬рил, что не хочет покупать ни новых пушек, ни новых машин, так как это слишком дорого стоит.
Потом Матиуш шел в парк и в течение часа мог бегать и играть. Но одному ему не очень-то было весело.
Поэтому он довольно охотно возвращался, чтобы сесть за уроки. Учился Матиуш хорошо, — он знал, что иначе трудно быть королем. Он очень скоро научился подписывать свое имя с очень длинным росчерком. Кроме того, он должен был учить французский и разные другие языки, чтобы иметь возможность разговаривать с другими королями, когда поедет к ним с визитом.
Матиуш учился бы еще охотней и лучше, если бы мог получать ответы на разные вопросы, которые приходили ему в голову.
Долгое время раздумывал Матиуш, можно ли изобрести такое увеличительное стекло, которое могло бы на рассто¬янии зажечь порох. Если бы Матиуш изобрел такое стекло, он объявил бы войну всем королям и накануне сражения взорвал бы все неприятельские пороховые погреба. Он выиграл бы войну, потому что только у него одного был бы порох. И тогда сразу стал бы великим королем, хотя он такой маленький. Но учитель, услышав об этом, только пожал плечами, скривился и ничего не ответил.
В другой раз Матиуш спросил, нельзя ли сделать так, чтобы отец, умирая, отдавал сыну свой ум. Отец Матиуша, Стефан Разумный, был очень умен. И вот теперь Матиуш сидит на том же самом троне и носит ту же самую корону, но должен с самого начала учиться всему и даже не знает, будет ли он когда-нибудь знать столько, сколько его отец. А так с короной и троном он получил бы храбрость от пра¬деда Павла Победителя, набожность от бабки и все знания отца.
Но и этот вопрос не встретил доброжелательного приема.
Долго, очень долго думал Матиуш, нельзя ли где-нибудь достать шапку-невидимку. Как бы это было хорошо: на¬денет Матиуш такую шапку и сможет всюду ходить, никто его не увидит. Сказал бы, что у него болит голова, ему по¬зволили бы днем лежать в кровати, выспался бы хорошень¬ко, а ночью надел бы шапку-невидимку и пошел в город, ходил бы по столице, осматривал витрины магазинов, по¬шел бы в театр.
Матиуш только раз был в театре на парадном представ¬лении, когда еще папа и мама были живы, теперь ничего почти не помнит, так как был очень маленький, но знает, что было прекрасно.
Если бы у Матиуша была шапка-невидимка, он вышел бы из парка на королевский двор и познакомился с Фелеком. И по дворцу мог бы всюду ходить, пошел бы на кухню посмотреть, как готовятся кушанья, пошел бы в коню¬шню, к лошадям, в разные помещения, куда сейчас ему входить запрещено.
Может показаться странным, что королю так много за¬прещено. Так вот, должен вам сказать, что при королев¬ских дворах очень строгий этикет. Этикет — это значит, что так всегда поступали короли, и новому королю нельзя делать иначе, потому что, если бы он хотел что-нибудь сделать иначе, он потерял бы честь и все перестали бы его бояться и уважать, так как это означало бы, что он не уважает своего великого отца-короля или деда и прадеда-короля. Если король хочет что-то сделать иначе, он дол¬жен спросить церемониймейстера, который следит за двор¬цовым этикетом и знает, что в таких случаях делали ко¬роли.
Я уже говорил, что завтрак короля Матиуша продол¬жался шестнадцать минут тридцать пять секунд, потому что так делал его дед, и что в тронном зале не было печки, потому что так хотела его прабабка, которая давно умерла, и уже нельзя было у нее спросить, не позволит ли она сей¬час поставить печку.
Иногда король может кое-что немного изменить, но тогда происходит длительное совещание, как это было с прогулкой Матиуша. Так неприятно о чем-нибудь просить и по¬том долго ждать ответа.
Король Матиуш был в худшем положении, чем другие короли, — ведь этикет был составлен для взрослых коро¬лей, а Матиуш был ребенком. Поэтому пришлось кое-что изменить. Так, например, утром и перед сном вместо вкусного вина Матиуш должен был пить рыбий жир, который ему совсем не нравился. А вместо того, чтобы читать газеты, он просматривал только картинки, так как читал еще не очень хорошо.
Все было бы иначе, если бы у Матиуша был ум отца-короля и волшебная шапка-невидимка. Тогда он действи¬тельно был бы королем. А так он сам часто не знал, не луч¬ше ли было ему родиться обыкновенным мальчиком, хо¬дить в школу, вырывать листы из тетрадок и бросаться камнями.
Однажды Матиушу пришло в голову, что, если он нау¬чится писать, он напишет письмо Фелеку — и, может быть, Фелек ему ответит. Таким образом получится так, как будто он с Фелеком разговаривает.
С той поры король Матиуш взялся за дело серьезно. Все дни он писал, переписывал из книжек рассказы и стихи. И если бы ему позволили, он даже не ходил бы в королев¬ский сад, а только писал и писал с утра до вечера. Но он не мог этого сделать, так как придворный этикет и цере¬мониал требовал, чтобы король прямо из тронного зала выходил в сад. И уже двадцать лакеев стояли наготове, чтобы открыть королю двери. Если бы Матиуш не вышел в сад, эти двадцать лакеев остались бы без всякого дела и им было бы очень скучно.
Может быть, кто-нибудь скажет, что это не работа — от¬крывать двери. Так скажет тот, кто не знает придворного этикета. Должен заметить, что у этих лакеев не было сво¬бодной минуты. Каждый из них утром принимал холодную ванну, потом парикмахер их причесывал, брил им усы и бороды, одежда должна была быть чистая, чтобы на ней не было ни пылинки, потому что триста лет тому назад, когда царствовал король Генрих Вспыльчивый, од¬нажды на королевский скипетр с одного из лакеев прыг¬нула блоха, за что этому неряхе палач отрубил голову, а маршал двора еле избежал смерти. С той поры особый над¬зиратель проверял чистоту лакеев, которые в семь минут двенадцатого, тщательно умытые и одетые, стояли в кори¬доре и ждали до семнадцати минут второго, чтобы их осмотрел сам церемониймейстер. Они должны были быть очень внимательны, так как за незастегнутую пуговицу им грозило шесть лет тюрьмы, за плохую прическу — че¬тыре года каторжных работ, за недостаточно ловкий по¬клон — два месяца заключения на хлебе и воде.
Обо всем этом Матиуш уже немного знал, так что ему даже в голову не приходило не выйти в парк; а впрочем, кто знает: может быть, можно было найти где-нибудь в истории случай, когда король вовсе не выходил в сад, и разрешить Матиушу поступать так же. Но тогда ему было бы ни к чему уметь писать, потому что как бы тогда он передал Фелеку свое письмо через решетку?
Матиуш был способный мальчик, и у него была большая сила воли. Он сказал:
— Через месяц я напишу Фелеку первое письмо.
И, несмотря на все препятствия, он так долго писал и писал, что через месяц, уже без посторонней помощи, письмо Фелеку было готово.

Дорогой Фелек! — писал Матиуш. — Я уже давно смотрю, как вы весело играете во дворе. Я тоже хотел бы играть с вами. Но я король и поэтому не могу. Но Ты мне очень нравишься. Напиши мне, кто Ты, я хочу с Тобой познакомиться. Если Твой папа военный, может быть, он позволит Тебе иногда приходить в королев¬ский сад.
Матиуш, король

Сильно билось сердце Матиуша, когда он подозвал к ре¬шетке Фелека и передал ему свое письмо.
И еще сильнее билось его сердце, когда на другой день таким же образом он получил ответ.

Король! — писал Фелек. — Мой отец — военный, он взводный командир придворной стражи, и я очень хочу попасть в королевский сад. И я Тебе, король, верен и готов пойти за Тебя в огонь и в воду и защищать Тебя до послед¬ней капли крови. Когда бы Тебе ни понадобилась моя по¬мощь, свистни только, и я явлюсь по первому зову.
Фелек

Матиуш положил письмо на самое дно ящика, под кни¬ги, и начал старательно учиться свистеть.
Матиуш был острожен, он не хотел себя выдать. Если он потребует, что¬бы Фелека впустили в сад, сейчас же начнутся совещания: а зачем, а откуда он знает, как его зовут, а где они познако¬мились? А что будет, если их выследят и, в конце концов, не позволят? Сын взводного. Уж хоть бы поручика! Сыну офицера, может быть, позволили бы, а так, наверно, не согла¬сятся.
«Нужно еще подождать, — решил Матиуш. — А пока я научусь свистеть».
Не так-то легко научиться свистеть, если нет никого, кто бы мог показать, как это делается. Но у Матиуша была сильная воля, поэтому он научился.
И свистнул.
Свистнул только на пробу, чтобы убедиться, что он умеет. И каково же было его удивление, когда через минуту перед ним предстал — вытянувшись в струнку — Фелек, собст¬венной персоной.
— Как ты сюда попал?
— Перелез через решетку.
В королевском саду росли густые кусты малины. Там-то и спрятался король Матиуш со своим другом, чтобы посо¬ветоваться, что делать дальше.


4

Слушай, Фелек, я очень несчастный ко-
роль. С того времени, как я научился
писать, я подписываю все бумаги. Считается, что я управляю целым государством, а на самом деле я делаю то, что мне приказывают. А приказывают мне делать самые скучные вещи и запрещают все, что приятно.
— А кто же вашему величеству запрещает и приказы¬вает?
— Министры, — сказал Матиуш. — Когда был жив папа, я делал только то, что он приказывал.
— Ну да, тогда ты был королевским высочеством, на¬следником трона, а папа твой был королевским величест¬вом, королем, но теперь...
— Теперь в сто раз хуже. Этих министров целая куча.
— Военные или гражданские?
— Один только военный.
— А остальные гражданские?
— Я не знаю, что значит гражданские.
— Гражданские — это такие, которые не носят мунди¬ров и сабель.
— Ну да, гражданские.
Фелек положил в рот полную горсть малины и глу¬боко задумался. После чего нерешительно спросил:
— В королевском саду есть вишни?
Матиуша удивил этот вопрос, но, так как он питал к Фелеку большое доверие, он признался, что есть и вишни, и груши, и обещал, что будет через решетку передавать их Фелеку, сколько тот пожелает.
— Часто видеться мы не можем, потому что нас могут выследить. Будем делать вид, что мы друг друга совершен¬но не знаем. Будем переписываться. Письма будем класть на ограде (рядом с письмом могут лежать вишни). Когда эта тайная корреспонденция будет положена, ваше коро¬левское величество свистнет, и я все заберу.
— А когда у тебя будет готов ответ, ты свистнешь, — об¬радовался Матиуш.
— Королю не свистят, — объяснил Фелек. — Но я могу крикнуть кукушкой. Буду издалека куковать.
— Отлично, — сказал Матиуш. — А когда ты снова придешь?
Фелек долго что-то взвешивал и, наконец, ответил:
— Я не могу без разрешения сюда приходить. Мой отец взводный, и у него острое зрение. Отец не позволяет мне даже приближаться к ограде королевского сада, он много раз меня предупреждал: «Смотри, Фелек, чтобы тебе ни¬когда не втемяшилось в голову лезть за вишнями в королев¬ский сад, помни так же твердо, как то, что я твой родной отец: если тебя там поймают, я сдеру с тебя кожу и живого из рук не выпущу».
Матиуш смутился. Это было бы ужасно. Он с таким тру¬дом нашел друга. И вот, по его вине, с этого друга могут содрать кожу! Нет, действительно, это уж слишком большая опасность

Корчак Я. Король Матиуш

04.11.2003

Автор: 
Источник: Jewish Magazine

Матиуш закашлялся. На его улыбающихся губах показалась кровь. Он прикрыл глаза и уже не открыл их больше. И вскоре весь город знал, что Матиуш умер. Вся страна. Весь мир. Похоронили Матиуша на необитаемом острове на вершине скалы. Але и Аля украсили могилу цветами. А над могилой поют канарейки. В мире много замечательных детских книг. Но еще больше в мире замечательных детских книг, которые должны, просто обязаны, читать взрослые. К таким относятся и две повести о короле Матиуше, написанные замечательным польским педагогом, памятник которому стоит в иерусалимском Музее Холокоста, – Янушем Корчаком, погибшем в концлагере вместе со своими воспитанниками. Повести эти читать тяжелее, чем смотреть поздно ночью самый страшный ужастик, настолько они пессимистичны, настолько безнадежны. Корчак писал их не как добрые сладкие сказочки, а как правдивые философские притчи, предназначенные не столько для детей, сколько для их забывших стыд и совесть родителей. И надежд на счастливое разрешение запутанных ситуаций и столь привычных сегодня вопросов (война или мир, добро или зло, террор или диктатура?), Корчак не оставляет. Ну, не верит он ни в светлое будущее, ни в то, что дети смогут изменить мир, ни в то, что сами они, взрослея, останутся чистыми, ангелоподобными созданиями. Но взрослых не должен, кажется, пугать безнадежный пафос автора – и не такое видали... Тем более что повести о короле-ребенке чудо как хороши: забавно придуманы, легко написаны, полны смешных и верно подмеченных деталей. В общем, больше всего они похожи на шварцевские пьесы, только с плохим концом.

Для детей и взрослых

01.11.2002

Автор: Галина Тубельская
Источник: Лехаим

Когда известному польскому писателю и педагогу Янушу Корчаку, сыну состоятельного адвоката, было пять лет, он поделился с бабушкой планом переустройства мира. Он хотел, чтобы не было бедных маленьких оборвышей, с которыми запрещают играть во дворе. Значит, надо сделать всех равными, а для этого – уничтожить деньги. В восемь лет он видит себя королем-реформатором, устанавливает справедливые законы для детей и для взрослых, побеждает трех свирепых царей, посягавших на его отчизну, дружит с негритянскими вождями, учит грамоте негритянских детей, знакомится с черной принцессой Клю-Клю. Кто в детстве читал повесть-сказку Януша Корчака «Король Матиуш Первый», тот без труда догадается, что эти странные фантазии ребенка воплотились в знаменитой сказке. Она была написана в 1923 году, когда Януш Корчак успел уже немало: был известным врачом, повоевал, увлекся педагогикой и написал знаменитый труд «Как любить ребенка». Через год сказка была уже переведена на русский язык. Затем она вышла в Варшаве в 1958 году в переводе Музы Павловой, потом в 1972 году в издательстве «Детская литература» в сокращенном переводе Г. Полонской. И вот, через три десятилетия – нынешнее издание. В сказке не только воплотились детские мечты о справедливом общественном устройстве, но и красной нитью проходит очень болезненная для Корчака тема сиротства. Дело в том, что, прожив раннее детство во вполне благополучной семье, Корчаку пришлось с двенадцати лет пережить и нужду, и унижения: отец после нескольких лет пребывания в психиатрической больнице умер, оставив семью без средств к существованию, и мальчику пришлось взвалить на себя заботы о семье. А отца он очень любил, всю жизнь не мог примириться с его ранней смертью, до самого последнего дня чувствовал себя осиротевшим. К этому прибавилась вина за смерть матери, которую писатель боготворил. Случилось так, что, вернувшись с войны, где работал врачом в инфекционном госпитале, он заболел сыпным тифом, заразил мать, и она умерла. Мать была тишайшей пристанью для Корчака, любил он ее какой-то неслыханной сыновней любовью, не скрывая своей привязанности и безграничного почтения. Один из его современников вспоминал, как Корчак мыл ноги своей старушке-матери и, вытерев их полотенцем, поцеловал. Оглушительная боль сиротства ощущается на всем протяжении истории о маленьком короле-реформаторе, рано оставшемся круглой сиротой. И хотя маленький Матиуш – король, он просто одинокий, заброшенный ребенок, чужой в своем королевском дворце. Королевское звание не только не дает ему преимущества перед другими детьми, а наоборот, он не может как другие играть с ними на улице, не может поиграть в снежки или покататься на коньках. Сказка и начинается страницами гнетущего ожидания несчастья, когда на глазах ребенка умирает отец-король. «Король лежал на кровати очень бледный и тяжело дышал, возле короля сидел тот славный доктор, который лечил Матиуша, когда Матиуш бывал нездоров. – Папочка, папочка, – крикнул Матиуш со слезами, – я не хочу, чтобы ты умер! Король открыл глаза и грустно посмотрел на сына. – И я не хочу умирать, – сказал он тихо, – не хочу, сынок, одного оставлять тебя на свете. Доктор посадил Матиуша на колени, и больше никто не сказал ни слова. А Матиуш вспомнил, что однажды уже сидел на коленях так у кровати. Тогда отец держал его на коленях, а на кровати лежала мама, такая же бледная и так же тяжело дышала. “Папа умрет, как мамочка умерла”, – подумал Матиуш. И страшная печаль сдавила ему грудь». Мотив горькой участи сироты звучит постоянно и в первой повести-сказке «Король Матиуш Первый», и в ее продолжении «Матиуш на необитаемом острове». Уже став старше, несправедливо отправленный на необитаемый остров, мальчик рассуждает: «Люблю ли я родителей? Можно ли любить умерших? Почему я сирота? У стольких детей есть родители, а у меня нет. Если бы отец был жив, все было бы иначе. А маму я почти не помню. Фотография ее очень потерлась, но я не огорчаюсь. Даже лучше. Потому что, раз мама умерла, ее фотография тоже должна быть немного потертая». С особой горечью написана глава, где погибает старая канарейка юного короля – единственное, что у него осталось от родителей: «Канарейку подарила ему мама, которая уже умерла, птичка столько лет находилась в кабинете его отца, который тоже умер. Это была дареная канарейка. А памятные подарки чтят не только короли». Несчастный ребенок тайком от стражи устраивает канарейке пышные похороны, даже вырезает мертвой птичке корону из золотой бумаги, «чтобы было известно, что это не простая канарейка, а королевская». И гибель птички навеяла мальчику особую тоску по родителям. Он даже смастерил целое кладбище, где кроме могилки канарейки соорудил символические могилки отца и матери. Матиуш – ребенок, он бы долго еще оставался ребенком, если бы не тяжелые обстоятельства. Он завидует мальчишкам, которые играют за оградой королевского сада, просит государственного секретаря перенести на один день заседание парламента, потому что выпал снег и очень хочется поиграть в снежки. Когда юному королю очень тяжело, он возвращается к любимым кубикам и к полузабытому пыльному паяцу. И опять сказка возвращает нас к жизни писателя. Известно, что он долго играл в кубики, но однажды, в четырнадцать лет, записал в дневнике: «Я существую не для того, чтобы меня любили и мною восхищались, а чтобы самому действовать и любить. Не долг окружающих мне помогать, а я сам обязан заботиться о мире и человеке». Так и король Матиуш вынужден рано понять, что такое долг, какая это ответственность – отвечать за других. И он делает все от него зависящее, оставаясь при этом ребенком: издает указ о том, чтобы детям давали шоколад, создает детский парламент. А на недовольство тех, что постарше, почему и у них нет своего парламента, резонно отвечает: «Я начал с детей, потому что я сам еще маленький и лучше знаю, что нужно детям. Сразу всего сделать нельзя. Сейчас у меня много работы. Когда я вырасту, и мне исполнится пятнадцать лет, и у детей уже будет порядок, я займусь вами». Основополагающая мысль писателя и педагога Корчака – это абсолютная ценность детства. Не из соображений будущего, полезности в будущем для кого-либо и чего-либо, а ценность детства сама по себе: «Если поделить человечество на взрослых и детей, а жизнь – на детство и зрелость, то детей и детства в жизни много, очень много. Только погрузясь в свою борьбу, в свои заботы, мы не замечаем их, как не замечали раньше женщину, крестьянина, закабаленные классы и народы. Мы устроились так, чтобы дети нам как можно меньше мешали и как можно меньше догадывались, что мы на самом деле собой представляем и что мы на самом деле делаем». Отсюда стремление уважать ребенка, его равноправие, серьезное отношение к его делам и переживаниям. «Те, у кого не было безмятежного, настоящего детства, страдают от этого всю жизнь, – считал он. – Ребенок – не задаток человека, а настоящий человек, хотя и в другом измерении... Ребенок не будет, ребенок уже есть человек». В предисловии к другой своей детской книге – «Когда я снова стану маленьким» – писатель, обращаясь к взрослым, заявляет: «Вы говорите: – Дети нас утомляют. Вы правы. Вы поясняете: – Надо опускаться до их понятий. Опускаться, наклоняться, сгибаться, сжиматься. Ошибаетесь. Не от этого мы устаем. А оттого, что надо подниматься до их чувств. Подниматься, становиться на цыпочки, тянуться. Чтобы не обидеть». Вот почему в сказке король Матиуш так заботится о равноправии детей, создает детский парламент, придумывает даже детское знамя: «А может, сделать так, чтобы у детей всего мира – белых, черных, желтых – знамя было одного цвета?» Знамя должно быть зеленым: это цвет надежды. И дети Корчака из «Дома сирот» сделали это знамя. Они несли его впереди, когда совершали свой последний путь в газовые камеры фашистского концлагеря. Но писатель никогда не идеализировал детства. Он много раз говорил об этом в своих выступлениях по варшавскому радио, писал в знаменитой книге «Как любить ребенка», размышлял о детях в своем дневнике. Мало кто говорил о детях так строго. «Среди детей, – писал Корчак, – столько же плохих людей, сколько и среди взрослых. Все, что творится в грязном мире взрослых, существует и в мире детей... Воспитатель, который приходит со сладкой иллюзией, что он вступает в этакий мирок чистых, нежных, открытых сердечек, чьи симпатии и доверие легко сыскать, скоро разочаруется». И в сказках о короле Матиуше мы не раз встретим доказательства этих слов. Сказки лишь иллюстрируют правильность утверждений великого педагога. Матиуша ведь предали не только министры и соседние короли, его подвел не только журналист, которому он доверял. Его предал и первый друг Фелек. Да и дети – депутаты парламента – не показали себя лучше. Они без конца ссорились, обвиняли друг друга, ябедничали. Тогда, в первой сказке, Матиуш еще не видел в этом большой беды, иначе он не позволил бы детям, самонадеянно пытавшимся всюду заменить взрослых, испортить станки на фабриках, разворовать магазины, способствовать началу войны и полному краху государства.  Когда его друг Грустный Король – единственный доброжелательный взрослый, не может понять, почему он добровольно покидает королевство и хочет в одиночестве жить на необитаемом острове, Матиуш отвечает: «Я думал, что дети добрые, только несчастные. А оказывается, дети злые. Не хочу, чтобы ты думал, что я чего-то испугался или мне надоело, поэтому я так говорю. Но пусть это останется между нами. Я не знал, а теперь знаю. Дети плохие, очень плохие. И я плохой. Плохой и неблагодарный. Пока я боялся министров, церемониймейстера, гувернера и кого-то там еще, – я слушался и сидел тихо. А как только я сделался настоящим королем, я наделал глупостей и теперь страдаю. И не только я, из-за меня страдает столько народу». Теперь уже этот повзрослевший духовно маленький король гневно заявляет: «Дети нехорошие, несправедливые, лживые, злые. Если какой-нибудь ребенок заикается или немного косит, или рыжий, или немного прихрамывает, или у него кривое плечо, или он наделает в штанишки, сразу его дразнят. Кричат: слепой, хромой, горбатый, высмеивают. Десятилетние высмеивают восьмилетнего, двенадцатилетние не хотят играть с десятилетним. Увидят у кого-нибудь что-нибудь интересное – стараются или выманить, или обмануть. Если видят, что какой-нибудь ребенок поумнее, завидуют, мстят ему». Известно, что когда Януш Корчак был ребенком, он казался посторонним очень странным: был тих, задумчив, и отца это сердило, он называл сына разиней, и только бабушка заступалась за внука, утверждая, что он – «философ». Став педагогом и писателем, беззаветно любящий детей, он определял их главные черты как философичность и поэтичность. В своей книге «Правила жизни. Педагогика для детей и взрослых» он утверждал: «Поэт – это такой человек, который сильно радуется и сильно горюет, легко сердится и крепко любит, который глубоко чувствует, волнуется и сочувствует. И дети такие. А философ – это такой человек, который глубоко вдумывается и обязательно желает знать, как все есть на самом деле. И опять дети такие. Детям трудно самим сказать, что они чувствуют и о чем думают, ведь приходится говорить словами. А еще труднее написать. Но дети – поэты и философы». Таков и король Матиуш. Оказавшись в одиночестве на необитаемом острове, получив время для размышлений, он стал другим: «Матиуш стал философом, то есть человеком, который обо всем думает и ничего не делает. Но философ не бездельник: мышление – это тоже работа, даже очень трудная работа. Обыкновенный человек видит лягушку, но это не останавливает его внимания. А философ размышляет: “Для чего Бог создал лягушку? Ведь быть лягушкой так неприятно”. Обыкновенный человек, если его кто-нибудь заденет или надоест ему, – начинает злиться, дерется или обороняется, а философ думает: “Почему этот человек такой задиристый и любит приставать?” Обыкновенный человек, если видит, что у кого-то есть что-нибудь хорошее, или завидует, или старается приобрести то же самое, а философ думает: “А может быть так, чтобы каждый имел все, что хочет?”» И мальчик размышляет обо всем, что попадается ему на глаза: что происходит, когда человек спит? Почему человек растет и стареет? Как человек умирает? Почему муха может ходить по потолку, а человек сразу бы упал и разбился? Канарейка поет словами или нет? Матиуш стал понимать многое, чего раньше понять не мог, хотя ему и объясняли взрослые, и ему одному не скучно. Он и об этом размышляет и придумывает себе маленьких человечков, которые поселяются в голове и помогают все понять. И когда в голове или в сердце больше грустных человечков, делается грустно, а когда больше веселых, делается весело. Размышляет Матиуш и о Б-ге: «Вот, например, молитва. Что это такое? Как Б-г может знать, о чем думают люди? Значит, есть один маленький человечек в каждом человеке, может быть, он и есть то самое, что называется душой или совестью?» Такие философские «вставки» не случайны. Они выстраданы всей жизнью Януша Корчака. Вот как дерзко говорил он, обращаясь к своим воспитанникам: «Мы не даем вам Б-га, ибо каждый из вас должен сам найти его в своей душе. Не даем Родины, ибо ее вы должны обрести трудом своего сердца и ума. Не даем любви к человеку, ибо нет любви без прощения, а прощение есть тяжкий труд, и каждый должен взять его на себя. Мы даем вам одно – даем стремление к лучшей жизни, которой нет, но которая когда-то будет, к жизни по правде и справедливости. И может быть, это стремление приведет вас к Б-гу, Родине и Любви». Можно ли сказать, что такие книги, как сказка Януша Корчака, помогут детям стать человечнее, умнее, внимательнее к жизни? Несомненно. И образ маленького короля – справедливого, доброго, мужественного, с остро развитым чувством собственного достоинства, – станет им близким и родным. Книги Корчака, разумеется, детские. И потому, что их главный герой – ребенок, и потому, что в них очень динамичный сюжет. Тут есть и участие детей в войне, и погони, и опасности, и путешествия в далекие страны, и трогательные моменты, которые заставят ребенка плакать над книжкой, и особенный корчаковский юмор, необыкновенно разнообразный. Иногда такой юмор вызван неопытностью, мальчишеской самоуверенностью героя, например, когда Матиуш пишет обращение к побежденным королям: «Ваши королевские величества! Я вас победил и не взял никакой контрибуции, а теперь прошу, чтобы вы мне одолжили денег. Так что не будьте свиньями и одолжите». Порой подобные юмористические блестки порождают невежество и дикость вновь обретенных Матиушем друзей в далеких странах, похваляющихся тем, что их львы за день съедают больше людей, чем весь королевский двор за месяц. Или когда негритянский король Бум-Друм был так растроган приездом Матиуша, что в порыве гостеприимства попросил его выстрелить в цель: в свою старшую дочь. А когда Матиуш отказался, тот так разобиделся, что «стал кувыркаться с печальным видом». Правда, король дикарей успокоил гостя: «У нас уже тридцать лет не едят людей. Последнего человека съели сорок лет назад. И это был исключительный случай. Он был большой лентяй, притом шалопай, так что от него никакой пользы не было. А так как он был жирный, то, когда его пятый раз судили за то, что он ничего не хочет делать, все единогласно решили, что его надо съесть». Часто смех вызывает описание нелепых законов, много лет царящих в королевском дворце. И, как всегда у Корчака, юмор это одновременно и печальный. «Когда доктор увидел, каким худым и бледным стал юный король, да тот еще сказал, что вчера харкал кровью, он еще больше забеспокоился, осмотрел Матиуша, но выяснилось, что это не чахотка, что у Матиуша выпал зуб, поэтому у него шла кровь. – Где этот зуб? – спросил церемониймейстер. – Я выбросил его в корзину для бумаг. Церемониймейстер ничего не сказал, но подумал: “Хорошие наступили времена! Королевские зубы выбрасывают на помойку”. Так как в придворном этикете было сказано, что королевские зубы должны быть оправлены в золото и сложены в ящик, выложенный брильянтами, а ящик должен храниться в сокровищнице». Как и всякий ребенок, Матиуш часто подражает взрослым, будь это даже дикари. Вернувшись из поездки в далекие страны, он вызывает с отчетом своих министров. – Железные дороги исправлены? – Исп равлены, – говорит министр. – Это хорошо, а то иначе я приказал бы сварить вас в крокодиловом соусе. А новых фабрик много построено? – Много, – говорит министр промышленности. – Это хорошо, иначе я сделал бы из вас жаркое, начиненное бананами. Самые смешные сцены – те, в которых показаны неуемность детей, их озорство, наивность, уверенность в себе, будто это разыгрывается на войне, где две вражеских армии переругиваются между собой: «– Ваш король сопляк, – кричат из неприятельского окопа. – А ваш – старый сморчок! – Сами вы сморчки! У вас сапоги дырявые. – А вы голодные глотки. Бурду пьете вместо кофе. – А ты приди, попробуй! – Как возьмем вашего в плен, так зубами застучит! – А вы голодранцы! – А вы славно от нас удирали! – А мы вам напоследок всыпали! – Стрелять не умеете. Вам бы только ворон бить! – А вы умеете? – Конечно, умеем! Рассердился Фелек, выскочил из окопа, повернулся спиной к ним, нагнулся, подобрал шинель и крикнул: – А ну, стреляйте! Грянуло четыре выстрела, но пули пролетели мимо. – Эх вы, стрелки!» Еще смешнее и одновременно тревожнее та сцена, где депутаты детского парламента высказывают свои требования королю. Читатели смеются, но понимают, что королю никогда не выполнить всё, что он услышал.  «– Я хочу голубей держать! – А я – собаку! – У всех ребят должны быть часы! – Пусть нам не запрещают звонить по телефону! – Не хотим, чтобы нас целовали! – Сказки пусть рассказывают! – Мы любим колбасу! – Зельц! – Не хотим рано ложиться спать! – Каждому – велосипед! – И свой шкафчик! – И карманов побольше. У моего отца тринадцать карманов, а у меня только два! И ничего не помещается, а потеряешь платок – ругают! – Свистки хотим! – Револьверы! – В школу на автомобиле ездить! – Долой девчонок и малышей! – Я хочу быть волшебником! – Всем – по лодке! – Каждый день хотим в цирк ходить! – Чтобы каждый день была Пасха! – И Первое апреля! – И Рождество! – Всем детям – по отдельной комнате! – Хотим умываться туалетным мылом! – Душиться духами! – Чтобы каждый имел право раз в месяц разбивать окно! – Разрешить курить! – Долой контурные карты! – И диктанты! – Установить день, когда взрослые будут сидеть дома, а дети ходить, куда хочется! – Пусть королями везде будут дети! – Взрослые пусть ходят в школу!» Сказки Корчака не только воспитывают чувства, но и содержат в себе немало познавательного. Читатель вместе с маленьким королем узнает, как сражаются на войне, как устроен парламент, как делается газета, и многое другое. Все, что читатели могут не понять, поясняется прямо в тексте: «этикет – это значит, что так всегда поступали короли, и новому королю нельзя делать иначе, потому что, если он хотел что-нибудь сделать иначе, он потерял бы честь и все перестали бы его бояться и уважать».   Когда изменнику – государственному секретарю заменяют тюрьму домашним арестом, писатель поясняет: «Это означает, что он сидел дома и ему не разрешалось в течение месяца выходить на прогулку; он только приезжал к Матиушу в канцелярию, потому что без него Матиуш не мог справиться с делами». Чаще всего пояснения исходят от самого автора, но иногда действующие лица сами объясняют многое юному королю. Так, учитель географии говорит Матиушу, недоумевающему, почему острова, на который его собираются сослать, нет на карте: «Вас удивляет, Ваше королевское величество, что острова нет на карте? Сейчас объясню. На карты наносят только большие острова, ибо все не поместились бы. Если есть на карте хоть маленькая точка, это значит, что остров большой. Мой островок имеет только три километра в длину, следовательно, он очень мал». И все же книги этого писателя – не только для детей. Каждый взрослый почерпнет из них многое о ребенке, заставит задуматься, правильно ли он воспитывает своих детей, поможет понять их сложный мир, надежды и огорчения. И напрасно в издательстве «Захаров» по совершенно необъяснимым причинам выбросили вступление Януша Корчака к сказке «Король Матиуш Первый». А ведь автор там говорит: «Взрослые не должны читать мою повесть, так как в ней есть главы, для них неподходящие, они не поймут их и будут высмеивать. Но если уж непременно хотят, пусть попробуют. Ведь взрослым нельзя запретить, потому что они могут не послушаться, – и кто может им что-нибудь сделать?» Взрослые примут это как очередную горькую шутку великого педагога, прочтут книгу вместе с детьми и получат от этого не только удовольствие, но и пищу для размышлений. Неясно также, почему издательство выбросило такое важное вступление писателя, в котором он объясняет, почему книга открывается не портретом старого Корчака, а фотографией маленького Генрика Гольдшмидта (Януш Корчак – это его псевдоним). А ведь это вступление – ключ к пониманию всей сказки: «Когда я был такой, как на этой фотографии, я сам хотел совершить все, о чем тут написано, но потом забыл, а теперь стал уже стар. И нет у меня ни времени, ни сил, чтобы вести войну и ездить к людоедам. А фотографию такую дал я потому, что важно то время, когда я хотел стать королем, а не то, когда я писал о короле Матиуше. И думаю, что лучше давать фотографии королей, путешественников и писателей, когда они не стали еще взрослыми и старыми, потому что в этом случае может показаться, что они всегда были умными и никогда не были маленькими. И дети могут подумать, что они не могут быть министрами, путешественниками и писателями, а это неправильно». Почему-то издатели назвали книги о короле Матиуше романами, хотя это вовсе не романы, а литературные сказки, повести-сказки. И сам Корчак называл свои книги повестями. Издатели изобрели также термин «классический перевод». Однако, насколько нам известно, такого жанра в литературе не существует. Видимо, так сделано для большего привлечения интереса к книгам, а это уже лишнее.