Глава 1. Веськыда сёрнитам .........................................................3
Глава 2. Паша Старый..................................................................13
Глава 3. Сила и бессилие.............................................................21
Глава 4. Абердин, штат Вашингтон...........................................31
Глава 5. Братья...............................................................................40
Глава 6. Волки и волки................................................................50
Глава 7. Первое задание...............................................................60
Глава 8. Ибрахим...........................................................................69
Глава 9. Трофей..............................................................................78
Глава 10. Глаза смотрящего.........................................................88
Глава 11. Все промахиваются.................................................. 100
Глава 12. Разные кухни............................................................. 112
Глава 13. Жизнь вчера и завтра.............................................. 123
Глава 14. Человек силён, человек слаб.................................. 134
Глава 15. Зона прибытия.......................................................... 144
Глава 16. Третья гостья.............................................................. 156
Глава 17. Дозоры......................................................................... 166
Глава 18. Арагорн ...................................................................... 178
Глава 19. Хозяин «Печоры».................................................... 190
Глава 20. Холод........................................................................... 203
Глава 21. Volya est vita............................................................... 214
Глава 22. Новый Новый центр................................................. 228
Глава 23. Ресургенты.................................................................. 240
Глава 24. Мимо раю................................................................... 254
Эпилог.......................................................................................... 264

Глава 1

Веськыда сёрнитам

 

        Странный. И чем дольше приглядываешься, тем больнее чуйка жмет в груди, странный, не наш, опасный. Идет по тайге третью неделю и не кашлянул ни разу. Городской ведь, видно, что не в тундре вырос и не его это – холод и север. И углы эти медвежьи зырянские не его. И подкластер «Нарьян-Мар» не его был. Но древний лес он валил не так, как делали это чуждые из бывших городов, что уставали быстро и ничего долго делать не могли в холоде, даже жить. Этот не уставал. И жил, чахнуть не собирался. И много что умел. А они мало что умели, чуждые эти, которых Дима-Чума видел много.

Сейчас он шел по едва заметной тропе третьим, последним в их цепочке, смотрел на Трофима, что  передвигался вторым, размеренно ставя чёрные ботинки из грубой юфти след в след за первым, Спирой – зырянином из местных. Места гиблые, то сухо, то трясина снизу, то не поймешь чего. Лучше ступать туда, где опытный ногу поставить не остерёгся.

Дима-Чума шёл и слушал, внимательно слушал голосок внутри.

Спира по роду и сути северянин, печорский. Охотник. И отец был его охотником, и дед. Только такие в таёжном лесу тропы видят. Как такой устанет? Он шёл и шёл, от утра до привала, а потом до вечера. И Трофим шёл и шёл. Но Дима уставал, а Трофим нет.

          Уставал Дима ещё и от того, что Спира с Трофимом молчали и говорили только по нужде – место для привала указать, очередь для шухера ночного назначить. А Дима-Чума так не мог, говорить он начал еще когда не родился, если матушке верить, потому она его Чумой и прозвала – замолчать его ничто заставить не могло. Едва научишись ходить, он начал бегать, а, сказав «мама», немедленно начал произносить все слова, что слышал и уморительно матерился, чему отец, приходя домой с завода, где делали большие комбайны, смеялся, а мать хмурилась: «Смейся, таким же дураком вырастет, как батя».

          Там где он рос, было тепло – большой южный город на широкой реке. Что сейчас – неизвестно.

Потому мучился, пока шел, Дима-Чума втройне: холодно даже сейчас, коротким летом – это раз, молчать надо – это два, и Трофим этот странный – три.

 

Спира отмеривал широкие для него шаги ровно, дышал неслышно, коренастый его силуэт в черном ватнике слегка раскачивался. Трофим переставлял длинные ноги, не вынося их далеко вперед, он был значительно выше Спиры, вровень по росту с Димой. Сухая порода, жилистый. Такие хорошо ходят, если всегда приходилось долго ходить. Но не та была у Трофима жизнь, чтобы много ходить надо было, не та. Не мог Дима ошибаться. Такие в кабинетах сидят и пишут, и нос у него подходящий для очков, длинный и прямой, не широкий в ноздрях и приплюснутый, как у Спиры и не маленький-вздёрнутый, как у Димы. Молод, конечно, может и потому ещё резвый пока, но много ли резвых остаётся после года на лесобазе у Печорской губы? А этот шёл и не жужжал.

Когда присматривался Дима, с кем валить с базы, Спиру отметил сразу, он места знает и привести мог туда, куда почти пришли сейчас. И зверя бить способен. А вот третьего долго выглядывал. Третий нужен, и не чтобы с голоду не сдохнуть, как в байках старых про кабанчиков, которых в побег тянули, чтобы съесть. Третий нужен, чтобы ночью в шухере стоять по очереди, от зверя и случайного лихого человека. Такие тут ходят – и звери, и люди. Тайга вековая, лес валят аккуратно и бережно, с расчётом, чтобы снова вырос. Это не сибирские пустоши, где всё, что росло из земли, ещё в тридцатые вырезали. Потому зверь здесь есть. В Сибири Китай рулит, а здесь – немец. Немец живет, будто тысячу лет будет. Тайге лучше, а человеку без разницы, что сплошь лес рубишь и гробишься, что по делянкам выверенным убиваешься. Непосильно это человеку было всегда – лес рубить на каторге. Оттого люди бегут, а значит есть, кого кроме зверя опасаться.

 

Трофима Дима в расчет не брал и не взял бы, если бы не случай. Однажды к ночи пошел перед сном по нужде и наткнулся случайно у сортира за бараком на драку короткую – слишком короткую даже для зоны, которую Чума потоптал немало и стычек насмотрелся. Двое молодых, что недавно прибыли с малолетки, зажали у стены барака Трофима и что-то говорили ему дерзкое на полукитайском и заточками грозили. Опасные они, молодые эти, необтёсанные разборками по понятиям, резкие, всегда так было. И человека порежут почем зря, и сами на рудники уедут, чтобы сгинуть, а всё от страха, что их бояться не будут. Трофим тогда помолчал немного, но без боязни совсем, не увидел Дима-Чума испуга у него, и даже как-то смотрел Трофим, будто жалко ему было малолеток вчерашних, потом полувыдохнул-полусказал пару слов на странном этом языке, которого много стало на каторге – больше русского,  и двинулся вбок и прямо, потом снова вбок и снова прямо. Молодые упали, не отлетели, а именно на месте свалились. «Как снопы», подумалось почему-то тогда Диме, хотя снопов он не видел никогда – не оставляют их комбайны, которые убирали поля вокруг его большого солнечного города.

Трофим не убил молодых, нет, хотя мог шеи свернуть и оставить на морозе. Даже заточки отбирать не стал. Тогда Дима и принял решение – этот пойдет с ним в побег. И Трофим не подвел – тащил самый тяжелый рюкзак с припасами и шухер стоял исправно.

 

Было понятно, когда уходить. Зимой в этих местах много не нагуляешь. Поэтому ушли в июне, когда в лесу стало можно ночевать. Прямо с работы и ушли, охраны на лесоповалах – чем дальше в тайгу, тем меньше. Собирайся и сваливай, главное не под прицелом. В погоню не пойдут, зачем? На тысячу верст вокруг никого – тут либо сдохнешь от голода, либо зверь приест, либо вернёшься в слезах. 

Куда идти, старый арестант тоже знал. Он так себя называл, ему нравилось, что он давно живет и много видел.

- Не старый ты ещё, - как-то на привале сказал ему Спира, устав слушать про больные ноги, - старый будешь, быстро помрёшь, старые тут долго не живут.

- Сколько тебе лет? - рассеянно спросил у него тогда Трофим.

- А сколько дашь, я не считаю, - засмеялся Дима тогда, разминая ладонями уставшие сухие мышцы на тощих бедрах.

Деланно засмеялся. Трофим промолчал, но почему-то стало понятно, что он знает – Диме чуть больше пятидесятити и родился он аккурат, когда развалился Союз. И даже знает, что Дима-Чума вовсе не истинный блатной, а служил давным-давно ментом, был даже какое-то время самым веселым и понимающим помощником дежурного в городском райотделе полиции. Весёлым, потому что с удовольствием курил изъятую анашу. А понимающим, потому что продавал её недорого страждущим, за то арестован первый раз, получил приговор – восемь лет и отсидел их в Нижнем Новгороде, в зоне для бывших сотрудников. Второй раз сел за кражу, потому как, освободившись, работы не нашел. Отец к тому времени умер, а мать состарилась.

Дима воровал, как придётся, из машин, что оставляли на улицах. Вскрывал их за минуту и уходил. С умом воровал, машины выслеживал на привычных людям местах, дожидался таких, что оставляли сумки, а там всегда что-то находил. Но попался глупо – в обычный оперской рейд. Влез в подставной Мерседес. Сам виноват, нельзя было три раза подряд работать в одной точке, но кто ж мог подумать, что менты Мерседес подставят на взлом, не пожалеют.

Тут случилась Конвенция и всё смешалось. Зон для бывших ментов не стало, и оказался Дима-Чума обычным крадуном.  И держать его стали среди таких же. Вёл себя как арестант порядочный, внимания лишнего не привлекал, вопросов не задавал и ему их задавать было людям недосуг. Не до того всем стало, неважно – кто носил погоны, а кто нет. Да и какая разница, если тех погон не осталось, появились новые, а те, кто носил эти новые погоны, оказались одинаковые всем враги – и мужику, и блатному, и менту бывшему.

Спира остановился на светлой сухой поляне в сосновом перелеске.

Коротко проговорил:

- Привал.

Трофим снял рюкзак с плеч, стал доставать галеты и сублимированную гречку в вакуумной упаковке с иероглифами. Хороший продукт. Саморощенная, не синтетика. Такую каторжанам не дают, ее только у вольных выменять можно. Дима и выменял, вдосталь, на весь переход. Это он умел, торговать и менять. Заговаривал людей.

Спира сноровисто разжег костерок, сходил до ручья и подвесил над огнем самодельное ведёрко с водой. Трофим положил каждому по две галеты, отломил по ломтику горького мексиканского шоколада – тоже хорошего, не для каторжан сделанного.

- Семижильные, - процедил сквозь зубы Дима.

У него сил не осталось, идти три недели по тайге – это долго и тяжко. Он вытянул было ноги, ботинки снимать не стал, как делал это обычно. Сегодня надо быть в ботинках. Сегодня важный привал, тот самый, предпоследний, одна ночь осталась до точки.

От мысли об этом кровь поднялась, нервно стало на душе. Не делал Дима-Чума таких дел. Воровал, наркотиками торговал, было. Этим и жить собирался. Но на мокрое не ходил и не собирался. Но как нельзя в побег идти одному, так и выходить из него надо без груза. Спира свой, братан Спира и останется в своих лесах, в болотах этих вечных и сгинет здесь от медведя или человека. А Трофим странный, он к своим пойдет, а кто те свои – Бог ведает. Потому Трофима надо здесь оставить. И не завтра оставить, близко от точки, а сейчас, чтобы не набрел кто и не вышел по следам куда не следует.

 

Заточка лежала в потайном кармане, хорошая, сделанная лагерным мастером из рессоры тракторного прицепа. Лагерная вещь: клинок гранёный, как штык, чтобы пробивать ватник и одежду теплую. Без лезвия – от него только кровь лишняя. Дима-Чума пощупал металл и пошёл к костру со своей кружкой, в которую положил щепотку бережно хранимого индийского чая, худшего из всех возможных, - россыпь пахнущих сырой землей катышков. Такой ценили арестанты во все времена, которые Дима помнил. Только из такого чая получался тот самый бурый напиток, от которого сердце вставало, а голова светлела, выгоняя сон.

- Чифирь опять? – спросил Трофим, который сидел рядом с костром на старом  бревне, разглядывая сорванную ветку можжевельника с причудливо торчащими в разные стороны иглами.

- Чифирь – первое дело для зэка, - успокоившись привычным занятием, проворчал Дима, помешивая жижу в кружке и дожидаясь, когда она вскипит.

- Три раза кипятить надо, - скороговоркой проговорил Спира, щуря узкие глаза на солнце, что проглядывало сквозь широкие стволы старых сосен.

- Кого учишь? – неожиданно для себя зло ответил Дима.

Его вновь стало мучать предстоящее. Мокрое.

 

Разговор об этом со Спирой неделю назад вышел тяжелый.

- Не злой он, - бурчал упрямый зырянин отрывисто, - такой же каторжанин. Как ты. Как я.

- За что он сидит, ты знаешь? – злился Дима, - Говорят, что из врагов, из чуждых. Сдаст он нас.

- Никого он не сдавал, год его знаю, за тяжкие телесные сидит.  Жену с мужиком застал, все знают, - отвечал упрямый Спира.

Согласились на том, что Чума сделает всё сам. А Спира уйдет на это время в лес, как-бы ягод посмотреть.

- Помогать не буду, - отрезал тогда Спира.

- Да понял уже, понял, братан, - устало согласился Дима.

 

Чифирь был почти допит и в голове наступила ясность. Спира встал, доев разведенную кипятком гречку из кружки.

- Ягоды пойду посмотрю, - зевнув, сказал он.

- И то дело, - рассмеялся Дима, - сладенького хочется после чая.

          Заточка уже была заткнута под рукав старого вязаного свитера, одно движение – и вот она, в ладони. Проверено.

          Дима тоже встал. Сердце стало работать чуть чаще, но не внахлест. То, что нужно. Спира прошел мимо и  по с поляны. Заточка легла в руку. Большой палец нашел упор, головка короткой рукояти уперлась в основание ладони.   Трофим сидел в пяти шагах спиной к Диме и снова поднял ветку можжевельника.

          Чего он в ней нашел? Мысль была не вовремя, но отбросить ее Дима не успел.

          Трофим резко развернулся на бревне.

          - Погоди, Чума, убивать меня, - ровно произнес он, - разговор есть.

          Спира развернулся и встал. Он смотрел на правую ладонь Трофима, в которой лежал небольшой пистолет с коротким стволом. Трофим не сжимал его, просто показывал подельникам по побегу, но было ясно – ладонь эта умеет сжимать пистолет, а её хозяин – быстро и точно стрелять. В левой ладони оставалась ветка можжевельника, Трофим ею даже немного помахивал.

          Ставшая тяжёлой заточка выскользнула из руки Чумы и бесшумно вошла отполированным острием в рыхлый песчаник.

          Спира потянулся за топориком на поясе, но Трофим остановил его рассеянным взглядом серых и очень спокойных глаз.

- Веськыда сёрнитам, парни, - мягко произнес Трофим, - сядем рядком, поговорим ладком.