Примечание автора

В мае 1789 года Людовик XVI созвал в Версале Генеральные штаты — своего рода парламент — из представителей разных сословий.
Первое сословие состояло из трехсот представителей дворянства.
Второе сословие состояло из трехсот представителей духовенства.
Третье сословие представляли шестьсот горожан.

Несколько лет спустя после Французской революции знаменитый английский философ и публицист Эдмунд Берк, глядя на галерею прессы в Палате общин, сказал:

— Вот сидит четвертое сословие, оно могущественнее всех трех вместе взятых.

Глава 1
ГЛОУБ, 5 ноября 1991 года:
Армстронг на грани банкротства


Удача от него отвернулась. Но в прошлом Ричард Арм¬стронг никогда не думал об удаче — она всегда была на его стороне.
— Faites vos jeux, mesdames et messieurs. Дамы и господа, делайте ваши ставки.
Армстронг смотрел на зеленое сукно. Гора красных фишек, возвышавшаяся перед ним на столе двадцать ми¬нут назад, почти растаяла и превратилась в маленькую стопку. За этот вечер он уже проиграл сорок тысяч франков — но что такое сорок тысяч франков, если ты промотал миллиард долларов за последние двенадцать месяцев?
Он наклонился вперед и поставил все фишки на «зеро».
— Les jeux sont faits. Ставки сделаны. Rien ne va plus, — объявил крупье и легким движением руки запустил колесо. Маленький белый шарик побежал по колесу, за¬скакал по крошечным черным и красным отверстиям.
Армстронг уставился вдаль. Даже когда шарик наконец остановился, он не опустил глаз.
— Vingt-six, — объявил крупье и сразу стал сгребать фишки, поставленные не на «двадцать шесть».
Армстронг отошел от стола, даже не взглянув на крупье. Он медленно миновал столы, где играли в бэкгаммон, разновидность нардов, и в рулетку, и наконец оказался
у двойных дверей, ведущих в реальный мир. Высокий швейцар в длинной синей шинели распахнул одну из них и улыбнулся известному игроку в предвкушении своих обычных ста франков на чай. Но сегодня он их не дождется.
Армстронг провел рукой по густым черным волосам
и стал спускаться по ступенчатому, поросшему зеленью саду казино и мимо фонтана. Прошло уже четырнадцать часов после чрезвычайного заседания правления в Лондоне, и усталость давала о себе знать.
Несмотря на грузную фигуру — Армстронг несколько лет не вставал на весы, — он уверенно шагал по дорожке и остановился, только когда оказался перед своим любимым рестораном с видом на залив. Он знал, что столик здесь надо заказывать как минимум за неделю, и при мысли, какой переполох вызовет его появление, улыбнулся впервые за этот вечер.
Он распахнул дверь ресторана. К нему подбежал высокий худощавый официант и попытался скрыть удивление за низким поклоном.
— Добрый вечер, мистер Армстронг, — поздоровался он. — Приятно видеть вас снова. Вы будете ужинать
в компании?
— Нет, Анри.
Метрдотель проводил нежданного посетителя через переполненный ресторан к столику в небольшой нише. Как только Армстронг сел, он протянул ему большое, обтянутое кожей меню.
Армстронг покачал головой.
— Не нужно, Анри. Вы и так отлично знаете, чт
я люблю.
Метрдотель нахмурился. Он не робел в присутствии европейской знати, голливудских звезд и даже итальянских футболистов, но как только в ресторане появлялся Ричард Армстронг, он находился в постоянном напряжении.
А теперь он еще должен выбрать блюда для Армстронга. Хорошо еще, что любимый столик знаменитого посетителя оказался свободен. Приди Армстронг на несколько минут позже, и ему пришлось бы ждать в баре, пока официанты спешно накроют резервный столик в центре зала.
К тому моменту, когда Анри расстелил салфетку на коленях Армстронга, сомелье наливал в бокал его любимое шампанское. Армстронг смотрел вдаль невидящими глазами, не замечая огромной яхты, пришвартованной в северной части залива. Мыслями он был в сотнях километров отсюда, со своей женой и детьми. Что будет, ко¬гда они узнают?
Ему подали суп из омаров. Суп был такой температуры, чтобы он сразу мог его есть. Армстронг приходил в ярость, если надо было ждать, пока блюдо остынет.
К удивлению метрдотеля, его клиент даже не заметил, как ему снова наполнили бокал, — его взгляд был по-прежнему прикован к горизонту. Интересно, думал Армстронг, сколько времени пройдет после обнародования отчетов компании, прежде чем его коллеги в правлении — по большей части титулованные чиновники или карьеристы со связями — начнут заметать следы и отгораживаться от него? Только сэр Пол Мэтланд, подозревал он, сможет спасти свою репутацию.
Армстронг взял десертную ложку и стал черпать суп быстрыми круговыми движениями.
Посетители за соседними столиками изредка бросали взгляды в его сторону и заговорщически перешептывались со своими спутниками.
— Один из самых богатых людей в мире, — объяснял местный банкир молодой женщине, которую впервые пригласил на свидание. У нее был соответствующе потрясенный вид.
Обычно Армстронг наслаждался своей известностью. Но сегодня даже не замечал своих сотрапезников. Его мысли перенеслись в зал заседаний швейцарского банка, где было принято решение опустить финальный занавес — и все из-за каких-то 50 миллионов долларов.
Как только Армстронг приложил к губам льняную салфетку, пустую тарелку быстро унесли. Метрдотель отлично знал, что этот человек не любит пауз между блюдами.
Через мгновение на столе появилось блюдо с дувр¬ской камбалой без костей — Армстронг терпеть не мог лишних телодвижений. Рядом расположилась чаша с его любимым жареным картофелем и бутылочка с соусом «Эйч-Пи»* — ее специально держали на кухне для единственного клиента, который ее заказывал. Армстронг рассеянно отвинтил крышку, перевернул бутылку и с силой потряс. На рыбу упала большая коричневая капля. Он равномерно размазал ножом соус по белому мясу.

Утреннее заседание правления едва не вышло из-под контроля после отставки сэра Пола с поста председателя. Как только они закончили с разделом «Другие вопросы», Армстронг быстро покинул зал заседаний и поднялся на лифте на крышу, где его ждал вертолет.
Когда Армстронг появился на крыше, его пилот с наслаждением курил, прислонившись к ограждению.
— Хитроу, — рявкнул он пилоту, не задумываясь о получении разрешения на взлет от авиадиспетчера или о наличии взлетных участков. Пилот быстро загасил сигарету
и побежал к вертолетной площадке. Пока они летели над Лондоном, Армстронг обдумывал последовательность событий, которые произойдут в течение следующих нескольких часов, если, конечно, пятьдесят миллионов долларов волшебным образом не материализуются.
Через пятнадцать минут вертолет сел на частной площадке, известной тем, у кого достаточно денег, чтобы ею пользоваться, под названием «Пятый терминал». Арм¬стронг спрыгнул на землю и медленно направился к своему личному самолету.
Другой пилот в ожидании приказов стоял на верхней ступеньке трапа.
— Ницца, — распорядился Армстронг и прошел в конец салона. Пилот скрылся в кабине, решив, что «Капитан Дик» хочет пару дней отдохнуть на своей яхте в Монте-Карло.
«Гольфстрим» взял курс на юг. За двухчасовой полет Армстронг сделал только один телефонный звонок —
в Женеву Жаку Лакруа. Но как он ни умолял, ответ оставался прежним:
— Мистер Армстронг, вы должны вернуть 50 миллионов долларов сегодня до закрытия банков, в противном случае у меня не будет иного выбора, кроме как передать дело нашему юридическому отделу.
Помимо звонка, за время полета он сделал только одно — порвал содержимое папок, которые сэр Пол оста¬вил на столе в зале заседаний. Потом он вошел в туалет
и спустил мелкие обрывки в унитаз.
Когда самолет приземлился в аэропорту Ниццы, к трапу подъехал мерседес с шофером за рулем. Арм¬стронг уселся на заднее сиденье, не обменявшись с водителем ни одним словом: тот и без вопросов знал, куда отвезти хозяина. Армстронг вообще не издал ни звука по дороге от Ниццы до Монте-Карло; в конце концов, шофер ведь не в состоя-нии одолжить ему 50 миллионов долларов.
Когда машина завернула на пристань, капитан яхты Армстронга взял под козырек, приветствуя его. Хотя Арм¬стронг никого не предупредил о своих намерениях, команду из тринадцати человек заранее вызвали на борт «Сэра Ланселота», сообщив, что в их края едет босс.
— Но один Бог знает, куда, — добавила его секретарша.
Как только Армстронг решал, что пора ехать в аэропорт, об этом немедленно сообщали его секретарше,
а та уже информировала кого надо. Только так его сотрудникам, разбросанным по всему миру, удавалось удержаться на работе больше одной недели.
Капитан был встревожен. Босса не ждали раньше, чем через три недели, когда он собирался вместе с семьей уехать на полмесяца в отпуск. Когда этим утром позвонили из Лондона, шкипер был на верфи и следил за мелким ремонтом «Сэра Ланселота». Никто не знал, куда направляется Армстронг, но капитан не хотел рисковать. Он с огромным трудом вывел яхту с верфи и пришвартовал
у причала всего за несколько минут до того, как босс ступил на французскую землю.
Армстронг поднялся на палубу и прошагал мимо четырех моряков в накрахмаленной белой форме, вытянувшихся по стойке «смирно» и отдававших ему честь. Он скинул туфли и спустился в свои апартаменты. Распахнув дверь каюты, он понял, что его ждали: несколько факсов были аккуратно сложены в стопку на столе рядом с его кроватью.
«Вдруг Жак Лакруа передумал?» Но сразу же отказался от этой мысли. Армстронг много лет работал со швейцарцами и знал их слишком хорошо. Это одномерный народ без воображения, им нужно, чтобы на их банковских счетах всегда было положительное сальдо, слово «риск» в их словаре отсутствует.
Он быстро просмотрел листы скрученной бумаги для факсов. Первый факс пришел от нью-йоркских банкиров, которые извещали его, что утром после открытия биржи цена на акции «Армстронг Коммьюникейшнз» продолжала падать. Он пробежал глазами страницу, пока его взгляд не остановился на строке, которую он боялся увидеть. «Никто не покупает, все только продают, — бесстрастно уведомляли его. — Если такая тенденция сохранится, у банка не останется другого выбора, кроме как пересмотреть свою позицию».
Он смахнул все факсы на пол и подошел к потайному сейфу, спрятанному за большой фотографией, на которой он пожимает руку королеве. Он стал вращать диск взад
и вперед, останавливаясь на цифрах 10-06-23. Тяжелая дверца открылась, и Армстронг двумя руками быстро выгреб из сейфа пухлые пачки денег. Три тысячи долларов, двадцать две тысячи французских франков, семь тысяч драхм и толстая упаковка итальянских лир. Рассовав деньги по карманам, он спустился на берег и направился прямиком в казино. Ему и в голову не пришло сообщить кому-нибудь из команды, куда он идет, надолго ли и когда может вернуться. Капитан приказал младшему матросу проследить за боссом, чтобы тот не застал команду врасплох, когда вернется на яхту.

Перед ним поставили большую порцию ванильного мороженого. Официант стал поливать мороженое горячим шоколадом, и так как Армстронг не останавливал его, он лил и лил, пока не опустел соусник. И снова ложка пошла по кругу, соскребая со стенок шоколад до последней капли. Опустевшую вазочку сменила чашка дымящегося черного кофе. Армстронг по-прежнему не отрывал глаз от залива. Как только станет известно, что он не в состоянии выплатить такую незначительную сумму, как 50 миллионов, ни один банк на свете не станет иметь с ним дело.
Несколько минут спустя вернулся метрдотель и с удивлением обнаружил, что кофе так и остался нетронутым.
— Принести вам другую чашку, мистер Армстронг?
Армстронг покачал головой.
— Просто принесите счет, Анри.
Он в последний раз осушил бокал с шампанским. Метр-дотель поспешно ретировался и тотчас вернулся, неся сложенный листок белой бумаги на серебряном подносе. Этот клиент не выносил ожидания, даже если дело касалось всего лишь счета.
Армстронг развернул листок, но не проявил никакого интереса к его содержимому. Семьсот двенадцать франков, service non compris*. Он подписал счет, округлив его до тысячи франков. Впервые за вечер лицо метрдотеля расплылось в улыбке — улыбка исчезнет, когда он узнает, что ресторан стоит последним в длинной очереди кредиторов Армстронга.
Армстронг отодвинул стул, бросил смятую салфетку на стол и вышел из ресторана, не сказав больше ни слова. Несколько пар глаз смотрели ему вслед, и еще одна наблюдала за ним, когда он вышел на улицу. Он не заметил, как молодой матрос резво побежал в сторону «Сэра Ланселота».
Армстронг рыгнул, шагая по набережной, вдоль которой стояли на якоре десятки сбившихся в кучу яхт. Ему всегда нравилось осознавать, что «Сэр Ланселот» — самая большая яхта в заливе, если, конечно, в гавань не пожалует султан Брунея или король Фахд. Но сегодня он думал только об одном — сколько за нее можно получить, если выставить ее на продажу на открытом рынке. Но как только правда выплывет наружу, кто захочет купить яхту, принадлежавшую Ричарду Армстронгу?
Держась за канаты, Армстронг поднялся по сходням. Его ждали капитан и старший помощник.
— Мы немедленно отплываем.
Капитан не удивился. Он знал, что Армстронг не захочет стоять в порту, если в этом нет необходимости: даже глубокой ночью он мог уснуть только под мерное покачивание судна. Капитан стал раздавать приказы к отправлению, а Армстронг скинул туфли и скрылся внизу.
В каюте его ждала очередная пачка факсов. Он схватил их, все еще надеясь на спасение. Первый факс был от Питера Вэйкхема, заместителя директора «Армстронг Коммьюникейшнз», который, несмотря на позднее время, явно все еще сидел в своем кабинете. «Срочно позвони, пожалуйста», — гласило сообщение. Второй факс был из Нью-Йорка. Акции компании упали до минимума, и его банкиры «против своего желания сочли необходимым» выставить собственные акции на продажу. Третий факс пришел от Жака Лакруа из Женевы. Он подтверждал, что поскольку банк не получил 50 миллионов долларов до за-крытия, у них не остается другого выбора, кроме...
В Нью-Йорке было двенадцать минут шестого, в Лондоне — двенадцать минут одиннадцатого и двенадцать минут двенадцатого в Женеве. К девяти часам утра он уже не сможет контролировать заголовки собственных газет, не говоря уж о газетах Кита Таунсенда.
Армстронг неторопливо разделся, свалив одежду в кучу на полу. Потом достал бутылку бренди из буфета, щедро плеснул себе в большой пузатый бокал и рухнул на широкую кровать. Он тихо лежал, когда заурчали, оживая, двигатели, и через несколько минут услышал лязг поднимаемого с морского дна якоря. Лавируя между другими судами, «Сэр Ланселот» медленно выходил из гавани.
Час шел за часом, но Армстронг не шевелился, лишь изредка подливал себе бренди, пока не услышал, как маленькие настольные часы у его кровати пробили четыре раза. Тогда он сел, немного подождал и опустил ноги на пушистый ковер. Неуверенно встал и, покачиваясь, пробрался по неосвещенной каюте к ванной комнате. Дойдя до открытой двери, он снял с крючка просторный халат цвета слоновой кости — карман был украшен надписью «Сэр Ланселот», вышитой золотой нитью. Он вернулся
к двери каюты, осторожно открыл ее и босиком шагнул
в тускло освещенный коридор. Немного помедлил, потом закрыл дверь на ключ и положил его в карман халата. Он стоял неподвижно, пока не удостоверился, что слышит лишь знакомое гудение мотора яхты внизу.
Его шатало из стороны в сторону, когда он нетвердой походкой шел по узкому коридору. Подойдя к ведущей на палубу лестнице, он ненадолго остановился. Потом стал медленно подниматься, крепко цепляясь за канаты. Добравшись до верха, он вышел на палубу и быстро огля¬делся. Никого не было видно. Стояла ясная тихая ночь, которая ничем не отличалась от девяноста девяти из ста таких же ночей в это время года.
Армстронг молча направился дальше и наконец оказался над машинным отделением — самой шумной частью судна.
Он постоял всего минуту, потом развязал пояс и сбросил халат на палубу.
Теплое дыхание ночи обдувало его обнаженное тело. Он всматривался в неподвижное темное море и думал: разве
в такую минуту вся твоя жизнь не должна промелькнуть перед глазами?

Глава 2
СИТИЗЕН, 5 ноября 1991 года:
Таунсенд на грани краха


— Кто-нибудь звонил? — спросил Кит Таунсенд, проходя мимо своей секретарши и направляясь в свой кабинет.
— Перед тем как вы поднялись на борт самолета, звонил президент из Кэмп-Дэвида, — доложила Хитер.
— Какая из моих газет насолила ему на этот раз? — поинтересовался Таунсенд, садясь за стол.
— «Нью-Йорк Стар». До него дошли слухи, что вы собираетесь опубликовать его банковский счет на первой полосе в завтрашнем номере, — ответила Хитер.
— Скорее, мой банковский счет станет завтра новостью номер один, — заметил Таунсенд. Его австралийский акцент проявился сильнее, чем обычно. — Кто еще?
— Из Лондона пришел факс от Маргарет Тэтчер. Она согласна на ваши условия и готова подписать договор на две книги, хотя Армстронг предлагал ей более высокую цену.
— Хорошо бы и мне кто-нибудь предложил шесть миллионов долларов, когда я напишу свои мемуары.
Хитер неуверенно улыбнулась.
— Что-то еще?
— Гэри Дикинс получил очередную повестку в суд.
— Что на этот раз?
— Он обвинил архиепископа Брисбейнского в изнасиловании на первой странице вчерашней мельбурн¬ской «Правды».
— Правда, только правда и все, кроме правды, — улыбнулся Таунсенд. — Вот почему газеты хорошо продаются.
— К сожалению, женщина, о которой идет речь, оказалась известным светским проповедником, и она уже много лет дружит с семьей архиепископа. Похоже, Гэри в своей статье использовал слово «светский» в несколько ином значении и изобразил ее блудницей.
Откинувшись на спинку стула, Таунсенд вникал в проблемы других людей со всего мира: обычные жалобы политиков, бизнесменов и так называемых медиаперсоналий, которые хотели, чтобы он немедленно вмешался
и спас их драгоценную карьеру. Завтра к этому времени многие успокоятся, и им на смену придет десяток других, таких же гневных, таких же требовательных примадонн. Все они были бы счастливы — он в этом не сомневался, — узнав, что сейчас его собственная карьера на грани краха. И все потому, что президент мелкого банка в Кливленде требует вернуть долг — 50 миллионов долларов сегодня
до закрытия.
Пока Хитер зачитывала многочисленные сообщения — в основном от людей, чьи имена были для него пустым звуком, — мысли Таунсенда вернулись к речи, которую он произнес прошлым вечером. Тысяча его директоров
со всего мира собрались на трехдневной конференции
в Гонолулу. В своей заключительной речи он сказал им, что их корпорация «Глобал» находится в прекрасной форме и справится с трудностями новой революции в средствах массовой информации. Он закончил словами: «Мы — единственная компания, которая способна встать во главе прогресса и перевести эту индустрию в двадцать первый век». Они несколько минут аплодировали ему стоя. Глядя на уверенные лица людей в переполненном зале, он думал: кто из них догадывается, что «Глобал» в действительности осталось лишь несколько часов до банкротства?
— Как мне быть с президентом? — второй раз спросила Хитер.
Таунсенд вернулся к реальности:
— С которым?
— Соединенных Штатов.
— Подождите, пока он позвонит снова. Может, к тому времени он немного остынет. А я пока переговорю с редактором «Стар».
— А госпожа Тэтчер?
— Пошлите ей большой букет цветов и записку:
«Мы сделаем ваши мемуары бестселлером от Москвы
до Нью-Йорка».
— Может, добавить еще и Лондон?
— Не надо, она и так знает, что они станут бестселлером в Лондоне.
— А что мне делать с Гэри Дикинсом?
— Позвоните архиепископу и скажите, что я хочу по¬строить новый купол, который так нужен его собору. Подождите месяц, а потом пошлите ему чек на десять тысяч долларов.
Хитер кивнула, закрыла блокнот и спросила:
— Вы будете отвечать на звонки?
— Меня интересует только Остин Пирсон. — Он немного помолчал. — Как только он позвонит, сразу соедините.
Хитер повернулась и вышла из кабинета.
Таунсенд развернул стул и уставился в окно. Он пытался припомнить разговор со своим финансовым советником. Она позвонила на борт его частного самолета, когда он летел из Гонолулу.
— Я только что из кабинета Пирсона, — сообщила она. — Переговоры длились больше часа, но мы так ни
к чему и не пришли.
— Ни к чему не пришли?
— Да. Он все еще хочет проконсультироваться с финансовым комитетом банка, прежде чем принять окончательное решение.
— Но ведь теперь, когда все другие банки согласились, Пирсон не может...
— Очень даже может. Не забывайте, он президент небольшого банка в Огайо. Его не интересует, что думают другие банки. И после всей критики в ваш адрес, которой пестрят газеты в последнее время, его сейчас волнует только одно.
— Что именно? — спросил он.
— Прикрыть свою задницу, — ответила она.
— Но неужели он не понимает, что все остальные банки откажутся от своих обещаний, если он не будет придерживаться общего плана?
— Понимает, но когда я ему об этом сказала, он пожал плечами и заявил: «В таком случае я рискну вместе
с остальными».
Таунсенд выругался, и в этот момент она добавила:
— Но он дал мне одно обещание.
— Какое?
— Он позвонит сразу, как только комитет примет решение.
— Какое великодушие! И что же мне делать, если все обернется против меня?
— Опубликуйте заявление для прессы, о котором мы с вами договорились.
Таунсенд побледнел.
— Неужели я больше ничего не могу сделать?
— Ничего, — твердо ответила мисс Бересфорд. — Просто сидите и ждите звонка Пирсона. Я должна бежать, иначе не успею на следующий рейс до Нью-Йорка. Буду у вас около полудня. — В трубке наступила тишина.
Продолжая думать о ее словах, Таунсенд поднялся
со стула и стал мерить шагами комнату. Он остановился
и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над камином, — он не успел переодеться после самолета, и это было заметно. Впервые он подумал, что выглядит старше своих шестидесяти трех лет. Ничего удивительного, если учесть,
через что протащила его финансовая советница за по¬следние шесть недель. Он первым признал — обратись он к ней за помощью чуть раньше, он бы сейчас не зависел от звонка президента какого-то мелкого банка в Огайо.
Он уставился на телефон, приказывая ему зазвонить. Но телефон молчал. Таунсенд даже не притронулся к пачке документов, которые Хитер оставила ему на подпись. Открылась дверь, прервав его мысли, и в кабинет вошла Хитер. Она протянула ему всего один лист бумаги. На нем
в алфавитном порядке были написаны имена.
— Я подумала, это может пригодиться, — сказала она.
Проработав на него тридцать пять лет, она знала, что уж кто-кто, а он не будет просто сидеть и ждать.
Таунсенд непривычно медленно провел пальцем по списку имен. Ни одно из них ничего для него не значило. Три были помечены звездочкой — значит, в прошлом они работали в «Глобал». Сейчас у него работало тридцать семь тысяч человек, и тридцать шесть тысяч из них он никогда не видел. Но трое из тех, кто работал на него на каком-то этапе своей карьеры, сейчас трудились в штате «Кливленд Сентинел». Он никогда не слышал об этой газете.
— Кто владелец «Сентинела»? — спросил он в надежде, что, возможно, сумеет надавить на хозяина.
— Ричард Армстронг, — мрачно ответила Хитер.
— Только этого мне не хватало!
— Вообще-то, у вас нет ни одной газеты в радиусе ста миль от Кливленда, — продолжала Хитер. — Только радиостанция к югу от города, которая круглые сутки передает «кантри».
Сейчас Таунсенд с радостью обменял бы «Нью-Йорк Стар» на «Кливленд Сентинел». Он снова взглянул на три помеченных звездочкой имени, но они по-прежнему оставались для него пустым звуком.
Он повернулся к Хитер.
— Кто-нибудь из них все еще любит меня? — спросил он, выдавив улыбку.
— Барбара Беннет точно нет, — ответила Хитер. — Она редактор отдела мод в «Сентинеле». Ее уволили из местной газеты в Сиэтле через несколько дней после того, как вы ее купили. Она подала в суд на неправомерное увольнение и заявила, что у девушки, которую взяли на ее место, роман с главным редактором. В конце концов, мы решили дело без суда. На предварительном слушании она назвала вас «мелким торговцем порнографией, которого интересуют только прибыли». Вы приказали, чтобы ее никогда больше не брали ни в одну из ваших газет.
Таунсенд знал, что в этом списке не меньше тысячи имен, и все они с радостью напишут собственной кровью его некролог для завтрашних выпусков газет.
— А Марк Кендал? — спросил он.
— Главный репортер криминальной хроники, — пояснила Хитер. — Несколько месяцев работал в «Нью-Йорк Стар», но нет никаких сведений, что вы с ним хотя бы встречались.
Взгляд Таунсенда остановился на еще одном незнакомом имени, и он ждал, когда Хитер расскажет подроб-ности. Он знал, что лакомый кусочек она приберегла
напоследок: даже ей нравилось хоть в чем-то иметь
над ним власть.
— Малкольм Маккриди. Редактор колонки в «Сентинеле». Он работал на корпорацию в «Мельбурн Курьере»
с 1979 по 1984 год. В те дни он повсюду трепался, что вы
с ним старые приятели и частенько выпивали вместе. Его уволили, потому что он никогда не сдавал номер вовремя. Судя по всему, после утренней летучки главным объектом его внимания было солодовое виски, а после обеда — все, кто носит юбки. Несмотря на его заявления, я не нашла доказательств вашего знакомства.
«Надо же, сколько информации накопала Хитер за такое короткое время», — поразился Таунсенд. Но он понимал, что после стольких лет работы на него связей у нее было не меньше, чем у него самого.
— Маккриди был женат дважды, — продолжала она. — Оба раза развелся. У него двое детей от первого брака: Джил, двадцати семи лет, и Алан, двадцати четырех. Алан работает на корпорацию в «Даллас Комет» в реклам-
ном отделе.
— Отлично, — сказал Таунсенд. — Маккриди — наш человек. Его ждет звонок от старого приятеля.
Хитер улыбнулась.
— Сейчас же позвоню ему. Будем надеяться, он еще трезвый.
Таунсенд кивнул, и Хитер вернулась в свой кабинет. Владелец 297 журналов, которые читали свыше миллиарда человек во всем мире, ждал, когда его соединят с редактором колонки мелкой газетенки в Огайо с тиражом меньше тридцати пяти тысяч.
Таунсенд встал и, шагая по кабинету, формулировал вопросы, которые нужно задать Маккриди, и их последовательность. Кружа по комнате, он скользил взглядом по самым знаменитым заголовкам своих газет, вставленных
в рамки и развешанных на стенах.
«Нью-Йорк Стар», 23 ноября 1963 года: «Убийство Кеннеди в Далласе».
«Континент», 30 июля 1981 года: «Счастливы навеки» над фотографией Чарльза и Дианы в день их свадьбы.
«Глоуб», 17 мая 1991 года: «Ричард Брэнсон лишил меня невинности, утверждает девственница».
Он бы с радостью отдал полмиллиона долларов, чтобы прочитать заголовки завтрашних газет.
Телефон на столе пронзительно зазвенел. Таунсенд тотчас сел и схватил трубку.
— Малкольм Маккриди на первой линии, — сообщила Хитер.
— Малкольм, это ты? — произнес Таунсенд, услышав щелчок.
— Точно, мистер Таунсенд, — ответил удивленный голос с заметным австралийским акцентом.
— Много времени прошло, Малкольм. Пожалуй, даже слишком. Как ты?
— Хорошо, Кит. Очень хорошо, — уже увереннее ответил тот.
— А как дети? — спросил Таунсенд, взглянув на листок, который Хитер оставила на столе. — Джил и Алан, верно? Слушай, ведь Алан работает на компанию в Далласе?
Последовало долгое молчание, и Таунсенд даже подумал, что их разъединили. Наконец Маккриди ответил:
— Все верно, Кит. У них все хорошо, спасибо. А твои как? — Он явно не мог вспомнить, сколько их и как
их зовут.
— У них тоже все хорошо, спасибо, Малкольм, — ответил Таунсенд, умышленно копируя Маккриди. — А как тебе в Кливленде?
— Нормально, — сказал Маккриди. — Но я бы с удовольствием вернулся в Австралию. Мне не хватает игр «Тигров» по субботам.
— Ну, это одна из причин, почему я тебе позвонил, — сказал Таунсенд. — Но сначала я хочу спросить у тебя совета.
— Конечно, Кит, все, что угодно. Можешь всегда на меня рассчитывать, — заверил его Маккриди. — Но, пожалуй, мне лучше закрыть дверь своего кабинета, — добавил он, догадываясь, что все журналисты в редакции уже поняли, с кем он говорит.
Таунсенд нетерпеливо ждал.
— Итак, что я могу для тебя сделать, Кит? — спросил слегка запыхавшийся голос.
— Тебе что-нибудь говорит имя Остин Пирсон?
Вновь наступило долгое молчание.
— Какая-то большая шишка в финансовых кругах, так? По-моему, он возглавляет один из наших банков или страховую компанию. Подожди минутку, я проверю по компьютеру.
Таунсенду опять пришлось ждать. Если бы его отец сорок лет назад задал подобный вопрос, думал он, на поиски ответа ушло бы несколько часов, а может быть, даже дней.
— Нашел, — через пару минут сообщил человек из Кливленда. — Теперь я вспомнил, почему мне знакомо это имя. Года четыре назад, когда он стал президентом Производственного банка Кливленда, мы писали о нем статью.
— Что можешь рассказать о нем? — спросил Таунсенд, не желая больше тратить время на любезности.
— Немного, — ответил Маккриди, глядя на экран
и изредка нажимая на клавиши. — Похоже, он образцовый гражданин. Поднялся из низов, пройдя все ступени банковской карьеры, казначей местного Ротари-Клуба, светский проповедник-методист, тридцать пять лет женат на одной женщине. Трое детей, все живут в городе.
— Что-нибудь известно о детях?
Прежде чем ответить, Маккриди нажал еще какие-то клавиши.
— Да. Один преподает биологию в местной школе. Вторая работает медсестрой в городской больнице Кливленда. А младший только что стал партнером в самой престижной юридической фирме штата. Если ты собираешься вести дела с мистером Остином Пирсоном, Кит, ты можешь быть доволен — у него, похоже, безупречная репутация.
Таунсенда это отнюдь не обрадовало.
— Значит, в его прошлом нет ничего, что...
— Мне об этом неизвестно, Кит, — сказал Маккриди. Он быстро просмотрел свои старые записи в надежде отыскать какую-нибудь пикантную подробность и угодить бывшему боссу. — Да, теперь я вспомнил. Он такой правильный, &laqu