Оглавление

От автора
5
Необходимые пояснения, или Москва Акунина-Мёбиуса
8
Глава первая
Дело «Азазель»
14
Глава вторая
Дело «Смерть Ахиллеса»
50
Глава третья
Московские расследования из книги «Нефритовые четки»
78
Глава четвертая
Дело «Пиковый валет» из книги «Особые поручения»
94
Глава пятая
Дело «Декоратор» из книги «Особые поручения»
118
Глава шестая
Расследование из книги «Статский советник»
134
Глава седьмая
Дело «Коронация»
153
Глава восьмая
Дело «Любовница Смерти»
184
Глава девятая
Дело «Любовник Смерти», или Москва Хитровская
207
Глава десятая
Московское расследование из книги «Алмазная Колесница»
234
Послесловие
250

ОТ АВТОРА


Еще в начале сентября 2007 года я и представить себе не мог, что когда-нибудь буду работать над этой книгой. А началось всё в один прекрасный вечер с телефонного звонка директора издательства «Захаров» Ирины Евгеньевны Богат.
– Андрей Кириллович! Только не говорите сразу «нет»! – услышал я, был чрезвычайно заинтригован и «нет» не сказал ни сразу, ни позже, когда узнал, о чем, собственно, идет речь.
А речь шла о том, что в 2008 году исполняется 10 лет проекту «Приключения Эраста Петровича Фандорина», рожденному писательским талантом ученого­ориенталиста Григория Шалвовича Чхартишвили, более известного читателям под псевдонимом Б.Акунин.
Так получилось, что я услышал имя Фандорина почти сразу же после выхода в свет первых романов никому тогда не известного писателя Б.Акунина. Я узнал о них из газетной статьи какогото литературного критика, рассуждавшего на тему «Интеллигент ли Фандорин?». Это заинтересовало, но сами романы попались мне в руки чуть позже, когда в книжной палатке на рынке подмосковного Одинцова я смог, наконец, купить двухтомник Акунина, выпущенный в 1998 году. И меня немедленно постигла та же участь, что и других читателей романов о Фандорине: я стал с нетерпением ждать выхода каждой следующей книги.
Но вернемся к нашему телефонному разговору.
Мне было сказано, что издательство «Захаров» решило отметить юбилей Эраста Петровича Фандорина новой книгой. Идею, насколько я понял, подсказал сам Акунин. Это должна быть книга о Москве давно ушедших лет, тех самых лет, когда разворачивается действие романов и повестей о Фандорине. Иными словами, о «Фандоринской Москве». И написать эту книгу было предложено мне.
Почему мне? Потому что пару лет назад «Захаров» выпустил мою книгу «Забытое путешествие в Звенигород». Книга всем понравилась. Понравился и литературный прием, который я использовал: я приписал ее авторство своему деду и вел рассказ как бы из 1913 года, кстати, ощущая себя в том далеком году весьма комфортно.
Я почти сразу согласился. Потому что задолго до телефонного разговора уже знал, что рано или поздно мне все равно придется писать об исторической Москве, так как я очень люблю этот город­призрак.
Впрочем, для меня, как и для многих москвичей не в первом поколении, ушедшая Москва – не такой уж и призрак. В городе до сих пор есть отдельные уголки и закоулки, где время как бы остановилось. Кажется, что достаточно небольшого усилия, и оно потечет вспять. Еще больше таких уголков было в мои детские годы, и, конечно, все они остались в памяти.
Когдато моя жена Елена, рассуждая о моей склонности к чтению мемуаров, старинным вещам и вообще к старине во всех ее научных и ненаучных проявлениях, изобрела своеобразную научную дисциплину «ретрологию». Чтото вроде археологии, только применительно не к древности, а ко времени наших отцов, дедов и прадедов. Ну и, конечно, это не столько наука, сколько мировоззрение.
Почти все книги Акунина ретрологичны по определению. Моя прежняя книга о Звенигороде тоже была построена как «ретрологическая мистификация». Поэтому мне захотелось внимательно изучить романы и повести про Эраста Петровича именно с точки зрения вновь изобретенной дисциплины, а заодно и самому побольше узнать о Москве фандоринских лет. И написать обо всем этом еще одну «ретрологическую» книгу.
Оставалось решить, от чьего лица вести повествование. От лица Эраста Петровича? Нет, это было бы нелепо, такую книгу должен писать сам Б.Акунин. Применить тот же прием, что в книге о Звенигороде и назначить рассказчиком коголибо из современников Эраста Петровича? Я сразу вспомнил, что мой прадед Александр Михайлович Станюкович, отставной армейский капитан, на какое­то время остался почти без средств к существованию, был соблазнен своими друзьями к службе в московской полиции, недолгое время подвизался в качестве надзирателя 3 го квартала Лефортовской части и потому вполне мог встречаться с Фандориным. Но я отмел и этот вариант: в конце концов, для моего прадеда – издателя, журналиста и композитора – служба в полиции была лишь коротким эпизодом его весьма обширной биографии, а я намерен одеть его в полицейский мундир на целых четверть века и заставить делать… что? В худшем случае – следить за Фандориным (как­то не хочется!). В лучшем случае – дружить с Фандориным. Тогда, конечно, можно было бы «назначить» автором книги именно его. Но для этого мне пришлось бы испрашивать разрешение на дружбу с прадедом у самого Эраста Петровича.
Поэтому я решил никого ни о чем не спрашивать, а вести повествование от собст­вен­ного лица и из того самого времени, в котором живу, впрочем, не обязательно из сегодняшнего дня.
Следовало также понять, на что должна быть похожа эта книга. На обычный путеводитель по Москве, только Москве давно ушедших лет? Нет, конечно. Во­первых, есть подлинные путеводители по Москве того времени. Во­вторых, я и современную-то Москву не так уж хорошо знаю, хотя родился и прожил в ней почти шесть десятилетий.
Я долго думал, перебирал возможные варианты и, наконец, осознал, что должен сделать. Я буду изучать жизнь Фандорина, его друзей, недругов и просто случайных людей, оказавшихся на его пути, в связи с Москвой, ее улицами и переулками, домами и дворцами, гостиницами и трактирами, заведениями различного свойства и многим, многим другим, что существовало (и отчасти существует поныне) на плане города. И, в свою очередь, изучать Москву в связи с расследованиями Эраста Петровича, а потом рассказывать читателю то, что мне открылось, оставляя за пределами этой книги разве что наиболее известные достопримечательности столицы, такие как Кремль, Красная площадь, Тверская улица и храм Христа Спасителя или некоторые второстепенные улицы и переулки.
Оставалось перебороть последнее искушение. В наши дни столица особенно быстро меняется. То, что некогда окружало Эраста Петровича, да и меня самого, или уже исчезло, или исчезает на глазах. И это очень и очень больно. Но я подумал, что прямых защитников Москвы хватает и без меня, хотя они далеко не всегда бывают услышаны. Поэтому решил не сражаться с ветряными мельницами, но постараться написать книгу так, чтобы фандоринская Москва, стремительно уходящая в прошлое, продолжала жить не только в искусствоведческих трактатах или блестящем историко-культурном проекте «Москва, которой нет», но и на страницах этой книги. Впрочем, до меня это уже во многом сделал сам Б.Акунин.
Да, и пусть простит меня читатель, но в этой книге я не смог обойтись без небольшой доли своих собственных воспоминаний о тех уголках старой, фандоринской Москвы, которые мне в разное время удалось застать почти в полной неприкосновен­ности. К  Эрасту Петровичу Фандорину мои воспоминания, конечно, никакого отношения не имеют, но и совсем лишними читателю, надеюсь, не покажутся.
Нельзя не уточнить, что в этой книге я буду лишь в самых крайних случаях говорить о тех реальных людях, которые послужили прототипами для персонажей романов Б.Акунина. Это тема совсем другой книги (или даже нескольких книг!), и над ней сейчас работает мой друг и коллега по перу, писатель Николай Михайлович Соловьёв. Не стану перебегать ему дорогу.
И последнее. Эта книга не была бы написана, если бы не существовало такое замечательное справочное издание, как «Москва. Большая иллюстрированная энциклопедия». Я постоянно и с большим удовольствием пользовался ею (М.: Эксмо, Алгоритм, 2007), за что выражаю искреннюю благодарность М.И.Вострышеву, ее автору и составителю. Не меньшей благодарности достойны И.Л.Да­выдова, М.В.Нащокина, М.Я.Яровинский и другие авторы многочисленных статей о Москве, которые размещены в сети Интернет в рамках проекта «Рубрикон» и также весьма облегчили мне работу над книгой.
Отдельную благодарность хочу выразить московским коллекционерам О.А.Новиковой, М.Я.Чапкиной и Ю.В.Клочкову, предоставившим мне часть иллюстративного материала для этой книги.


НЕОБХОДИМЫЕ ПОЯСНЕНИЯ,
ИЛИ МОСКВА АКУНИНАМЁБИУСА
Моим первым и самым важным шагом было, как вы догадываетесь, очередное прочтение всех романов и повестей об Эрасте Петровиче Фандорине, действие которых происходит в Москве.

Если выстроить их в хронологическом порядке, то последовательность будет такой:
1. Азазель, 1876 год;
2. Смерть Ахиллеса, 1882 год;
3. Tabletalk 1882 года (книга «Нефритовые чётки»);
4. Из жизни щепок, 1883 год (там же);
5. Нефритовые чётки, 1884 год;
6. Пиковый валет, 1886 год (книга «Особые поручения»);
7. Декоратор, 1889 год (там же);
8. Одна десятая процента, 1890 год (книга «Нефритовые чётки»);
9. Статский советник, 1891 год;
10. Коронация, 1896 год;
11. Любовница смерти, 1900 год;
12. Любовник смерти, 1900 год;
13. Ловец стрекоз, 1905 год (книга «Алмазная Колесница», том I).
Я их не просто перечитал, а еще и выписал в специальные таблицы все упоминающиеся в них улицы, переулки, вокзалы, рынки, ресто­раны, трактиры, магазины и прочие досто
примечательности Москвы конца XIX – начала XX века, а также маршруты Эраста Петровича и других персонажей.
После этого можно было начинать работать: проверить и уточнить найденные адреса, собрать дополнительные сведения и рассказать читателю то, чего нет в книгах Акунина.
На самом первом романе я сразу же споткнулся. И затем спотыкался все чаще и чаще. Оказалось, что Москва Эраста Петровича Фандорина в отдельных случаях разительно отличается от исторической Москвы того времени. Приведу несколько примеров.
В романах «Азазель» (1876) и «Любовник Смерти» (1900) упоминается Русско­Азиатский банк, который на самом деле был учрежден лишь в 1910 году.
В романе «Смерть Ахиллеса» (1882) и повести «Пиковый валет» (1886) фигурирует Брянский вокзал, а в романе «Статский советник» (1891) о нем даже поют неприличную частушку. На самом деле Брянский вокзал был построен лишь незадолго до 1901 года, и к тому же у Акунина отсюда уходят поезда в Варшаву, Берлин и Париж, которые в дейст­вительности всегда отправлялись с Брестского (Смоленского) вокзала.
Инженер Ларионов из «Статского советника» служит на Трехгорном цементном заводе, который был открыт лишь в 1894 году.
В романе «Любовница Смерти» (1900) Эраст Петрович провожает Коломбину до угла Старопанского переулка, названного так только в 1922 году.
Подобных примеров оказалось достаточно много, причем они производили впечатление не случайных ошибок, а неких системных искажений исторической реальности.
Поскольку я собирался написать книгу об исторической Москве фандоринских времен, мне предстояло понять, что все это означает, а потом как­то выходить из сложившегося положения. Разгадку подсказал сам Акунин.
Внимательно читая книги, я не мог не заметить, что в каждой обязательно присутствует фамилия Мёбиус.
В «Азазеле» это человек, получавший корреспонденцию для Амалии Бежецкой, в «Пиковом валете» это один из псевдонимов афериста Саввина, в «Декораторе» это врач Мариинской больницы, в «Статском совет­нике» это владелец магазина колониальных товаров, в «Коронации» – виноторговец начала XIX столетия, в «Любовнике Смерти» – ломбард, в «Любовнице Смерти» – страховая компания, в «Ловце стрекоз» – фамилия убитого Рыбниковым агента. Лишь в двух случаях – в романе «Смерть Ахиллеса» и книге повестей «Нефритовые четки» – фигурирует Мёбиус, реально существовавший, – владелец фотографического павильона на Большой Лубянке. Все остальные Мёбиусы выдуманы Акуниным, причем не просто выдуманы, а явно с намеком на что­то очень важное.
Первое, что мне пришло в голову, это, естественно, знаменитый «лист Мёбиуса».
В 1858 году немецкий математик Август Фердинанд Мёбиус (1790–1868) предложил модель простейшей односторонней поверхности. Если взять бумажную полоску и просто склеить ее в кольцо, то получится самый обычный обруч с двумя поверхностями – внешней и внутренней. Но если перед склеиванием один из концов полоски перевернуть, то у получившейся фигуры будет всего одна поверхность – внешняя, она же внутренняя. Любая попытка окрасить только одну сторону листа Мёбиуса обречена на неудачу: его «внешняя» и «внутренняя» стороны по ходу движения вдоль листа переходят друг в друга, «внутри» здесь означает «вне», а «вне» означает «внутри»...
Склеим лист Мёбиуса из бумажной полоски и начнем чертить линию вдоль ее середины. Рано или поздно кончик карандаша окажется в той же самой точке, откуда началось его движение, то есть в определенном смысле в своём прошлом. А если случится так, что, пока карандаш двигался к своей конечно­исходной точке, здесь уже успел побывать другой карандаш и тоже прочертить какую-нибудь линию, то окажется, что для первого карандаша прошлое изменилось, так как изменилась окружающая обстановка.
Известно, что некоторые физики предполагают, что наша Вселенная с ее пространством­временем представляет собой нечто наподобие листа Мёбиуса. Если вспомнить пример с карандашами, то оказывается, что прошлое Вселенной может изменяться точно так же, как ежесекундно меняется ее настоящее. И не только всей Вселенной, но и отдельно взятой ее части, Москвы, например. Просто мы не можем видеть этих постоянно происходящих изменений.
Впрочем, почему не можем? Вернемся к нашему карандашу. Если на своем пути его кончик вдруг встретит небольшое отверстие в бумажной полоске, то он провалится туда и ненадолго окажется в своем прошлом (или даже будущем, в зависимости от того, в каком месте листа Мёбиуса это отверстие находится). А если теперь представить, что взятая нами бумага бесконечно тонка или состоит из одних только отверстий, то в этом случае карандаш всегда будет находиться одновременно и в настоящем, и в прошлом (или будущем) времени.
Вселенная, конечно, намного сложнее, чем бумажная полоска, но все же получается, что прошлое, во-первых, не есть что­то раз и навсегда застывшее, а во-вторых, при определенных условиях его возможно увидеть. Как? Ответ на этот вопрос, вероятно, знает Б.Акунин, который каким­то образом научился это делать, на что прямо намекает своими неслучайными Мёбиусами, в одном из интервью говорит о параллельных исторических пространствах, а в «Детской книге» даже описывает некие известные ему «хронодыры». Правда, попадает он, как мы теперь видим, в изменившееся или, другими словами, «параллельное» прошлое.
Разобравшись с Мёбиусами, я понял, почему в Москве Акунина-Мёбиуса поезда в Париж уходили с Брянского вокзала, почему в 1876 году уже действовал Русско­Азиатский банк или почему Афанасий Зюкин из «Коронации» увидел сквозь предрассветный туман Николаевский мост Московской окружной железной дороги, построенный лет через семьвосемь после описываемых в   романе событий. В изменившемся прошлом все это вполне возможно, да и Зюкин видит вовсе не туман, а сгустившееся время. То есть все акунинские ошибки и анахронизмы – вовсе не ошибки, а следствия открытого Акуниным необычного физического эффекта, и поэтому уже не могут вызывать у историка удивления или возмущения: пространство-время – очень непростая штука, а эффект Акунина-Мёбиуса – и подавно.
И все же мне, поскольку я не владею хроносекретом Акунина, придется описывать ту Москву, которая известна по историческим источникам: старым путеводителям, мемуарам, фотографиям, почтовым открыткам и  т.  п. А все замеченные несовпадения и анахронизмы, которые я сочту реалиями «параллельной» Москвы Акунина-Мёбиуса, буду непременно отмечать в соответствующих главах.


ГЛАВА ПЕРВАЯ

Дело «Азазель»
«Начинается Земля, как известно, от Кремля» – с детства знакомое и в корне ошибочное утверждение. Земля круглая и ниоткуда начинаться не может. Зато «от Кремля» может начинаться, например, книга. Вот и самое первое дело Эраста Петровича Фандорина начинается как раз оттуда – с безобразного, ни в какие рамки не укладывающегося события, произошедшего 13 мая 1876 года прямо под стенами Московского Кремля. Происшествие было настолько чудовищно, что о нем написали газеты:
Циничная выходка
В
чера в Александровском саду произошло печальное происшествие совершенно в духе циничных нравов современной молодежи. На глазах у гуляющих застрелился г-н N., статный молодец 23-х лет, студент Московского университета, единственный наследник миллионного состояния. Перед тем как совершить этот безрассудный поступок, N., по свидетельству очевидцев, куражился перед публикой, размахивая револьвером. Поначалу очевидцы сочли его поведение пьяной бравадой, однако N. не шутил и, прострелив себе голову, скончался на месте. В кармане самоубийцы нашли записку возмутительно атеистического содержания, из которой явствует, что поступок N. не был минутным порывом или следствием белой горячки. Итак, модная эпидемия беспричинных самоубийств, бывшая до сих пор бичом Петрополя, докатилась и до стен матушки-Москвы. О времена, о нравы!..
Естественно, такое происшествие не могло не привлечь внимания московской полиции. Поэтому я начну свое повествование не из Александровского сада, в который мы еще вернемся, а с Мясницкой улицы, где, согласно Акунину, в 1876 году располагалось Сыскное управление при московском оберполицмейстере, и там служили следственный пристав Ксаверий Феофилактович Грушин и двадцатилетний письмоводитель, чиновник 14 класса Эраст Петрович Фандорин.
Немного из истории
Московской городской полиции
В
1722 году в Москве была учреждена обер-полицмейстерская канцелярия во главе с обер-полицмейстером, в ведении которой находились полицейские команды, следившие за порядком в определенных районах города. Кроме того, канцелярии также было вменено в обязанность следить за благоустройством Москвы и выдавать разрешения на строительство. К концу XVIII века город был поделен на полицейские отделения, во главе которых стояли полицмейстеры, отделения – на полицейские части во главе с частными приставами, а части, в свою очередь, – на кварталы во главе с квартальными надзирателями.
Согласно «Положению о Московской городской полиции» от 5 мая 1881 года, полицейское управление в Москве стало делиться на общее и местное. Возглавлял полицию по-прежнему обер-полицмейстер, которому подчинялись входившие в общее управление полицмейстеры, сыскная часть, адресный стол, полицейский архив, врачебно-полицейское управление, брандмайор, полицейский резерв и полицейский телеграф.
Отделения были сохранены. Бывшие кварталы, преобразованные в полицейские участки во главе с участковыми приставами, вошли в местное управление. Два–четыре участка составляли полицейскую часть, которая имела название, соответственное своему местоположению: Арбатская, Тверская, Мясницкая, Мещанская, Рогожская, Лефортовская, Сущевская и т. п. Всего таких частей было учреждено семнадцать, и в них входило сорок полицейских участков во главе с участковыми приставами.
Родиной российской сыскной полиции стал Петербург, где она была создана еще в 1866 году. Москва в этом отношении сильно запоздала, и официально Сыскная часть московской полиции была учреждена в том же 1881 году. Но профессиональные сыщики были в Москве и раньше. «Король московских репортеров», писатель В.А.Гиляровский упоминает в их числе приставов Замайского, Муравьева и Смолина, бритого плотного старика, которому обычно поручались самые важные сыскные дела, и при этом закоренелого взяточника.
Итак, в 1876 году сыскная полиция в Москве официально еще не существовала. По здравом размышлении я решил оставить этот неоспоримый факт без внимания и посчитал, что Сыскное управление, о котором пишет Акунин, было некой не вполне офици­альной, но все же реально действующей по
лицей­ской структурой, а симпатичный Грушин относился к числу старых сыщиков типа Смолина, но без его вредных привычек.
Согласно роману, первым следственным заданием Фандорина в связи с делом о самоубийстве в Александровском саду был поход во 2 й участок Городской полицейской части, располагавшийся на Моховой улице, совсем рядом с местом происшествия.
Должен сказать, что меня удивил этот адрес. Известно, что Городская часть, в ведении которой к тому же находился исключительно Китайгород, состояла всего из одного участка и помещалась между Ильинкой и Варваркой, в Городском полицейском доме в Ипатьевском переулке, против церкви Вознесения. Впрочем, это сведения на 1897 год. Может быть, двадцатью годами ранее в Городской части и в самом деле было два участка? Впрочем, это не так уж и важно.
Из уголовного дела, заведенного в Городской части, Фандорин узнает, что застрелив
шегося студента звали Петром Александро­вичем Кокориным и он имел местом жительства квартиру из восьми комнат в  богатом доходном доме на Остоженке близ Пречистенских ворот. В поисках загадочного кожаного бювара, упомянутого в предсмертной записке студента, он отправляется туда и находит бювар с подозрительным завещанием внутри…
Мы с вами тоже задержимся ненадолго на Остоженке.
Остоженка
У
лица получила свое название от некогда находившегося здесь Остожья – покосов на москворецких заливных лугах. В XIV веке здесь был основан Алексеевский, впоследствии Зачатьевский, монастырь.
Начиная с XVIII столетия местность стала застраиваться. На левой стороне Остоженки расположились в основном небольшие частные дома и речные склады, на правой же стороне, соседствующей с фешенебельной Пречистенкой, преобладали дома, принадлежавшие знатным московским родам – Хилковым, Всеволжским, Лопухиным, Еропкиным, фамилии которых остались в названиях прилегающих переулков. В доме П.Д.Еропкина (? 38), построенном в 1771 году, в XIX столетии помещалось Коммерческое училище. К 1873 году относится строительство особняка В.Д.Коншина по проекту А.С.Каминского. В 1875 году в конце улицы по проекту архитектора А.Е.Вебера было построено здание для Катковского лицея (? 53), состоявшего из трех факультетов: юридического, историко-филологического и физико-математического.
В 1810 х годах во 2 м Ушаковском переулке близ Остоженки появилось знаменитое «Заведение искусственных минеральных вод» доктора Христиана Лодера, просуществовавшее до начала 1870-х годов. Москвичи приезжали сюда пить воды, брать ванны или просто гулять по большому саду, часть которого сохранилась до наших дней. В народе эта лечебная процедура получила наименование «гонять лодыря».
Но в целом облик улицы оставался провинциальным. Скромные доходные дома соседствовали с трактирами, из которых наиболее известна была «Голубятня» И.Е.Красовского, где держали голубей и устраивали петушиные бои.
В конце XIX – начале XX века улица преобразилась. На месте старых дворянских домиков стали расти богатые доходные дома и роскошные особняки. К этому времени относятся особняк И.Е.Цветкова, построенный по эскизам В.М.Васнецова, доходный дом П.Н.Перцова, созданный по эскизам художника С.В.Малютина в стиле русского модерна. В 1908 году в его подвале было открыто кабаре «Летучая мышь». За кварталом закрепилась репутация весьма респектабельного района.
К этому остается добавить, что мы еще встретимся с Остоженкой на страницах других романов Акунина: в 1891 году здесь находилась квартира приват-доцента Аронзона («Статский советник»), в 1896 году по этой улице ездили туда-сюда персонажи романа «Коронация», а в 1905 году на Остоженке проживала актриса Гликерия Романовна Лидина («Алмазная колесница»).
Вернемся к делу «Азазель». В Сыскном управ­лении Фандорина ждали два донесения по делу о самоубийстве: из 1го участка Рогожской части (Рогожский полицейский дом на Николо­Ямской улице) и 3го участка Мясницкой части (Мясницкий полицейский дом в Малом Трехсвятительском переулке; я расскажу о нем в другой главе).
Прочитав полицейские донесения, Эраст Петрович идет опрашивать свидетелей. Давайте и мы отправимся вместе с ним.
ПЕРВЫЙ МАРШРУТ
ВМЕСТЕ С ФАНДОРИНЫМ
Сыскное управление на Мясницкой улице – Угол Гусятникова переулка –
Чистопрудный бульвар – Гостиница «Боярская» на Покровке – Покровский бульвар –
Яузский бульвар – Бакалейная лавка «Брыкин и сыновья» у Малого Яузского моста –
Дом ЭвертКолокольцевых на Малой Никитской улице
Итак, согласно роману, Эраст Петрович, выйдя из Сыскного управления, направился вдоль по Мясницкой мимо Гусятникова переулка (в него он сворачивать не стал, и мы тоже не будем) к Мясницким воротам, там повернул налево и пошел по Чистопрудному бульвару в сторону Покровских ворот, где собирался побеседовать с калужской помещицей Авдотьей Филипповной Спицыной.
Поскольку Мясницкая улица фигурирует в книгах Акунина постоянно, то я подробно расскажу о ней не здесь, а в главе, посвящен­ной делу «Смерть Ахиллеса», а о следующей части маршрута Фандорина, Чистопрудном бульваре, – в главе о деле «Алмазная колесница».
Остановлюсь только на очень важном моменте: из маршрута Фандорина можно установить, в какой части Мясницкой (а она длинная!) располагалось Сыскное управление. Гусятников переулок (на углу которого проголодавшийся Эраст Петрович купил пирожок с вязигой) расположен между Садовыми улицами и Чистопрудным бульваром, ближе к   последнему. Следовательно, Эраст Петрович шел к Чистопрудному бульвару со стороны Садовых. Это означает, что Сыскное управление помещалось на том отрезке Мясницкой, который расположен между Спасской­Садовой и Гусятниковым переулком. Более точных сведений Акунин не приводит, но и на том спасибо!
Калужская помещица Спицына остановилась в гостинице «Боярская» на Покровке, и мы с вами, вероятно, так бы и шли по Чистопрудному бульвару до самых Покровских ворот, если бы не одна подсказка Акунина. Вот она: «Слева, над крышей кофейни Суше уже показалась колокольня Троицкой церкви, возле которой находилась «Боярская»…» На Покровке существует одна-единственная Троицкая церковь – Троица на Грязех, построенная в 1861 году по проекту М.Д.Быковского и действительно имеющая высокую колокольню над западным притвором. Но  все дело в том, что если идти к Покровке от Мясницкой по Чистопрудному бульвару, то колокольню этой церкви ни при каких обсто­ятельствах нельзя увидеть слева от себя. Как ни смотри, она всегда будет находиться исключительно справа.
По левую руку пешеход может ее увидеть лишь в одном случае: если свернет с Чистопрудного бульвара в Архангельский переулок, пройдет по нему один квартал и повернет в Большой Успенский (ныне Потаповский) переулок. Кстати, так до нужного места Покровки немного ближе. Стало быть, Эраст Петрович, хорошо знавший Москву, шел именно этими переулками.
Судя по приведенной выдержке из текста романа, где­то в Большом Успенском переулке находилась кофейня Суше, но никаких допол­нительных сведений о ней мне отыскать не удалось. Подозреваю, что Акунин ее придумал.
Необходимо также добавить, что в  1896  году Эрасту Петровичу придется арендовать квартиру в доме статской советницы Сухоруковой в Архангельском переулке («Коронация»), а летом 1914 года он будет жить буквально в двух шагах отсюда – в соседнем Сверчкове (Малом Успенском) переулке («Детская книга»).
Архангельский
и Большой Успенский переулки
А
рхангельский переулок соединяет Сверчков (Малый Успенский) переулок с Чистопрудным бульваром и назван так по знаменитой церкви Архангела Гавриила, она же Меншикова башня, высотой 81 метр, которая была построена в усадьбе князя А.Д.Меньшикова в 1704–1707 годах.
Большой Успенский (Потаповский) переулок соединяет Архангельский переулок с улицей Покровкой. С XVIII века здесь стала селиться знать. Из зданий этого времени сохранились перестроенные палаты Р.М.Кошелева середины XVIII века (? 6), главный дом усадьбы Пашковых постройки 1780–1790-х годов (? 7) и усадьба Головиных с особняком 1810-х годов (? 10). Во времена Эраста Петровича застройка переулка была малоэтажной, и в нем еще сохранялись усадебные сады. Современный вид переулок получил главным образом в конце XIX – начале XX века.
Итак, Фандорин отыскал в гостинице «Боярская» на Покровке (я не уверен, что такая существовала на самом деле; в Москве когда­то была гостиница «Боярский двор», но не здесь, а на Старой площади, причем значительно позже) важную свидетельницу – помещицу Спицыну – и уточнил у нее некоторые детали происшествия в Александровском саду. После этого он, пройдя Хохловскую площадь и не существующий ныне Покровский плац, направился вниз по Покровскому бульвару в сторону Малого Яузского моста. Мы пойдем вслед за ним, но сначала ненадолго задержимся на самой Покровке.
Покровка
П
окровка является продолжением улицы Маросейки (о ней я расскажу в другой главе) и соединяет ее с улицей Земляной вал. В 1696–1699 годах здесь на средства купца И.М.Сверчкова (в честь его назван Сверчков переулок) была построена в стиле московского барокко церковь Успения, снесенная в 1930-х годах; сейчас на ее месте – сквер на углу Покровки и Большого Успенского (Потаповского) переулка. В XVIII столетии на Покровке появились владения московской знати: усадьбы Левашовых (? 1/13), Б.И.Толстого (? 3), Апраксиных-Трубецких (? 23, так называемый «дом-комод», построенный в стиле русского барокко), В.И.Машкова (? 31, во дворе), И.И.Шувалова (? 38); в конце того же столетия были построены здания гостиниц у Покровских ворот (? 16–18). Но застройка Покровки оставалась неоднородной, дворцы чередовались с деревянными домиками, и лишь к середине XIX в. каменные дома, преимущественно двухэтажные, с лавками в первом этаже, стали преобладать. С появлением в 1860-х годах Курского вокзала Покровка приобрела значение новой транспортной артерии, что вызвало строительство нескольких каретных лавок (? 9, 32, 43, 47), трактиров и питейных заведений. В 1871 году в начале Покровки по проекту В.В.Баркова был построен доходный дом с магазином И.И.Карзинкина (? 3), а в начале XX века – еще несколько доходных домов. Продолжением Покровки за пределами Садового кольца является Старая Басманная улица, на которой мы еще побываем, рассматривая другие дела Эраста Петровича.
Следуя маршрутом Фандорина, мы воз­враща­емся к площади Покровских ворот, поворачиваем, проходим Хохловскую площадь и оказываемся сначала на Покровском, а затем на Яузском бульваре (о нем будет рассказано в главе, посвященной делу «Любовник Смерти»).
Покровский бульвар
Н
ачинается от Хохловской площади и переходит в Яузский бульвар. В 1798 году с внешней стороны разобранной стены Белого города началось строительство Покровских казарм (дом ? 3), перед которыми был устроен обширный Покровский плац. Напротив казарм размещалась Межевая канцелярия, выходившая на бульвар садом. В бывшем доме Дурасовых в 1844 году была открыта Практическая академия коммерческих наук (ныне – Военно-инженерная академия), в которой когда-то учились писатель Н.Д.Телешов, режиссер Н.Ф.Балиев и архитекторы братья Веснины. С середины XIX века домами на Покровском бульваре владели купцы Медынцевы (? 6), фабриканты Крестовниковы (? 7, 9, 12, 14), купцы Карзинкины (? 18/15). В доме ? 8 находилась женская гимназия О.А.Виноградской с квартирами. С внутренней стороны на Покровский бульвар выходят Большой и Малый Трехсвятительские переулки, а с внешней от него отходят Казарменный и Дурасовский переулки.
Пройдя по Покровскому бульвару до перекрестка с Подколокольным переулком (рассказ о нем – глава о де