СОДЕРЖАНИЕ

 

Ф. Б у л г а р и н. — Воспоминания о незабвенном Александре Сергеевиче Грибоедове.

Род Грибоедова. — Годы учения. — Иркутский полк. — Друзья Грибоедова — Приезд в Петербург. — Драматургия. — Дипломатическая служба. — Вывод из Персии беглых. — Определение к А. П. Ермолову. — «Горе от ума». — Стихотворение «Телешовой». — «Хищники на Чегеме». — Меланхолия. — Любовь к России. — Служба при Паскевиче. — Письма Грибоедова. — Туркманчайский трактат. — Грибоедов — полномочный министр. — Трагедия «Грузинская ночь». — Объяснение с Ниной Чавчавадзе. — Женитьба. — Известие о смерти Грибоедова 9

 

Ф. Б. — Как люди дружатся.

Встреча в Варшаве. — Больной гусар. — Знакомство и сближение с Грибоедовым. — «Основание» дружбы Грибоедова с Булгариным    31

 

С. Б е г и ч е в. — Ответ рецензенту.

Музыкальные способности Грибоедова. — «Дмитрий Дрянской». — «Молодые супруги». — Собрания у А. А. Шаховского. — «Своя семья». — «Притворная неверность». — Литературные вкусы Грибоедова. — Первые сцены «Горя от ума». — Дуэль Шереметева с Завадовским. — Назначение в Персию. — Отзыв Грибоедова о Ермолове. — Сожжение 1­го акта «Горя от ума». — Грибоедов — шафер у Бегичева. — 3­й и 4­й акты «Горя от ума». — «Юность вещего». — В чем видел Грибоедов свое призвание. — «Веселость моя исчезла». — «Грузинская ночь». — Тяжелые предчувствия 36

 

А. Б е с т у ж е в. — Знакомство мое с Грибоедовым.

Предубежденность Бестужева против Грибоедова. — Знакомство с Грибоедовым. — Разговор о Байроне, Гете и Шекспире. — Дружеское объяснение. — Чтение Грибоедовым своей комедии. — Высокие черты характера Грибоедова. — Грибоедов о женщинах…………..

 

II. Каратыгин. — Из моих записок.

В театральном училище. — Попытка постановки «Горя от ума» на школьном театре. — Запрещение постановки «Горя от ума». — Грибоедов за фортепиано. — Обед у Хмельницкого. — Столкновение с Федоровым. — Проделки Александра Грибова. — Арест Грибоедова в 1826 г. — Прощание с Грибоедовым……… 55

 

II

Н. Шимановский. — Арест Грибоедова.

Смерть Александра I и присяга императору Константину. — В главной квартире А. П. Ермолова. — Новая присяга. — «Кутерьма» в Петербурге. — Прибытие фельдъегеря Уклонского. — Приказ об аресте Грибоедова. — Обыск. — Возвращение Грибоедова на Кавказ 69

 

Д. Завалишин. — Воспоминание о Грибоедове.

       Встречи с Грибоедовым у Сомова и А. Одоевского. — Грибоедов и А. Одоевский. — «Горе от ума» рукописное. — О прототипах «Горя от ума». — В Главном штабе. — Капитан Жуковский. — Полковник Любимов. — Прогулки из­под ареста в кондитерскую Лоредо. — Опасная встреча. — Вопросные пункты Грибоедову. — Совет полковника Любимова. — Делопроизводитель Ивановский. — «Горе от ума» в качестве улики. — Грибоедов и современники. — Обстоятельства, способствовавшие спасению Грибоедова. — Грибоедов и Булгарин. — Портреты Грибоедова…….  77

 

III

Денис Д а в ы д о в. — Из воспоминаний о 1826 годе.

        Попутчики. — Грибоедов о Паскевиче. — Отрицательное отношение Д. В. Давыдова к Грибоедову. — Взаимоотношения Грибоедова и Ермолова. — Обстоятельства гибели Грибоедова…….    101

 

Н. Муравьев­Карский. — Из записок.

Поединок Грибоедова с Якубовичем. — Ранение Грибоедова. — Грибоедов и Ермолов. — Недоразумение между Грибоедовым и Муравьевым. — «Силлогизм человеческого преследования». — Занятия восточными языками. — Снова недоразумения. — Дуэль Кюхельбекера с Похвисневым. — Сватовство Муравьева и участие в этом Грибоедова. — Изгнание грека Севиниса. — Приезд Дибича. — Смещение Ермолова. — Взбалмошность Паскевича. — Столкновение Муравьева с Паскевичем. — Как пишутся реляции о победе. — Поездка Грибоедова в лагерь Аббаса­Мирзы. — Дипломатические способности Грибоедова. — Женитьба на Нине Чавчавадзе. — Проект учреждения компании «на подобие Восточной Индии». — Известие об убийстве Грибоедова. — Ратоборство его «со всем царством персидским». — Разгром русской миссии. — Интриги англичан и попустительство персидского правительства. — Спасение Мальцова. — Вдова Грибоедова. — Приезд Хозрева­Мирзы в Россию    108

 

IV

Реляция происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов последнего российского посольства в Персии.

Рассказ персиянина. — Путешествие из Тавриза в Тегеран. — Состав русского посольства. — Методы продовольствования посольства. — Злоупотребления Рустем­бека. — Торжественные встречи в пути. — Празднества в Казвине и бесчинство Рустем­бека. — Реквизиции и поборы. — Неблагоприятные астрологические предзнаменования. — Въезд в Тегеран. — Церемония представления шаху. — Отступления Грибоедова от этикета. — Столкновения между населением и посольской прислугой. — Промедление с доставкой подарков шаху. — Освобождение пленных. — Награждение Грибоедова орденом Льва и Солнца. — Прощальная аудиенция у шаха. — Появление Мирзы­Якуба. — Перевод пленниц Аллаяр­хана в посольский дом. — Возмущение мулл. — День 30 января 1829 г. — Штурм здания русской миссии. — Смерть Мирзы­Якуба. — Геройская смерть доктора Мальмберга. — Смерть Грибоедова. — Издевательства над телами убитых. — Как спасся Мальцов. — Похороны жертв . . . .    151

 

И. Мальцов. — Из донесений.

Глава I.

Почести, оказанные Грибоедову в Тегеране. — Несговорчивость Мирзы­Якуба. — Мальцов и Мирза­Якуб в духовном суде. — Вопрос о насильственно удерживаемых в русской миссии женщинах. — Разгром русской миссии. — Красноречие, вместо штыков. — Перевод Мальцова переодетым во дворец губернатора….       185

Глава II.

Заинтересованность штабс­капитана Шахназарова в деле Мирзы­Якуба. — Нота Грибоедова. — Чудесное спасение Мальцова — Вероломный совет муджтехида. — Притворство Мальцова        192

Глава III.

Осведомленность персидского правительства о готовившем я погроме. — Единственный способ истребить Мирзу­Якуба 195

Глава IV.

Как удалось Мальцову сохранить свою жизнь. — Его боязнь снова попасться «в когти персиян». — Ходатайство Мальцова 197

 

Г. А. — Смерть вазир­мухтара (Рассказ Амбарцума).

Опасные ночные визиты. — Осквернение ислама «каяфиром».— «Эа    Али, салават!»……   199

 

И. Симонич. — Убийство русского посланника.

О причинах тегеранской катастрофы. — Гнев Фет­Али­шаха. — Мудрый совет Абул­Гасан­хана. — Смущение шаха и сановников после катастрофы. — Непонятная судьба! ……   203

 

К. Боде. — Смерть Грибоедова.

Непопулярность Грибоедова при шахском дворе. — Участие бахтиарцев в разгроме посольства. — Надругательство над телом Грибоедова. — Вдова Грибоедова в Тавризе. — На могиле Грибоедова. — Оценка его образа действий в Персии. — Недостаточное признание современниками заслуг Грибоедова и беспристрастный суд потомства… 207

 

V

А. Амбургер. — 1 — 3 мая 1829 года.

День грусти и печали. — Встреча тела Грибоедова. — Траурное шествие. — Открытие гроба. — Последнее желание Грибоедова ……   213

 

А. Пушкин. — Из «Путешествия в Арзрум».

Вид Армении. — Двойной переход. — Армянская деревня. — Гергеры. — Грибоедов…..  218

 

В. Григорьев. — Описание последнего долга, отданного А. С. Грибоедову в Тифлисе.

Парадная процессия. — Встреча в Нахичевани. — Перевезение тела Грибоедова из карантина в Тифлис.— Встреча его Ниной Грибоедовой. — Монастырь св. Давида…. 221

 

VI

Д. Смирнов. — Рассказы о Грибоедове.

Глава 1.

Рассказы С. Н. Бегичева и Б. И. Иона. — Арест Грибоедова по делу 14 декабря. — Дорога с фельдъегерем Уклонским до Петербурга через Москву и Тверь. — Четверостишие Грибоедова о своем заключении. — Искусство Грибоедова очаровывать окружающих. — Ночные прогулки Грибоедова из­под ареста к Жандру. — Случаи с надсмотрщиком. — Оправдание. — Возвращение на Кавказ. — Паскевич ждет Грибоедова в Воронеже. — Предположения Грибоедова о женитьбе на дочери частного пристава. — Деятельное участие Грибоедова в персидской кампании 1827 — 28 гг. — Отношения к Аббасу­Мирзе. — «Хладнокровная храбрость» Грибоедова . . . 229

Глава II

Дуэль Шереметева с Завадовским из­за танцовщицы Истоминой. — Причина дуэли. — Вмешательство Якубовича. — Описание дуэли на Волховом поле. — Смертельная рана Шереметева. — Слова Каверина. — Угроза Якубовича. — Встреча Грибоедова с Якубовичем в Тифлисе. — Дуэль. — Грибоедов и Якубович ранены. — Причины катастрофы 30 января 1829 г. — Лакеи Грибоедова и персидские женщины. — Самозащита Грибоедова перед смертью. — Встреча Д. А. Смирнова с Булгариным . . . 239

 

Глава III.

Первое знакомство с Жандром (28 апреля 1838 г.). — «Притворная неверность». — Впечатление на публику от ареста Грибоедова. — Жандр о ночных визитах к нему арестованного Грибоедова. — Новые подробности ареста.— Прогулки арестованного Грибоедова днем по Петербургу. — Роль делопроизводителя Ивановского. — Обход ген. Потаповым заключенных в Главном штабе. — Грибоедов со штыком часового у Жандра. — Объяснение дружбы Грибоедова с Булгариным. — Еще о смерти Грибоедова. — Слова Грибоедова при назначении его посланником.— Последние проводы его из Петербурга. — Эпиграмма на М. Дмитриева. — Об увлечении Грибоедова Телешовой. —Болезнь Д. А. Смирнова    244

 

Глава IV.

Визит Жандра к Смирнову 2 июня 1838 г. — Разговор о Герцене и освящении Исаакиевского собора. — «Лубочный театр» Грибоедова. — Отзыв о нем Жандра. — О трудных театральных временах в царствование Александра I. — Арест Сушкова, высылка П. А. Катенина. — «Реквизитор». — Любовь Грибоедова к театру и кулисам. — Воспоминания о кн. А. И. Одоевском. — «Горе от ума» — светское евангелие. — Суеверность Грибоедова. — Сверхъестественные встречи знакомых на улицах Тифлиса и Петербурга. — Аналогичные случаи с В. С. Миклашевич. — Портрет А. С. Грибоедова. — Отзывы о нем сестры Грибоедова, П. Каратыгина, кн. В. Ф. Одоевского и А. А. Жандра…..   261

 

Глава V.

Рассказы Жандра о подробностях дуэли Шереметева с Завадовским. — Роль Истоминой, Грибоедова и Якубовича в столкновении Шереметева с Завадовским. — Объяснение слов Каверина, сказанных после дуэли. — Ранение Грибоедова Якубовичем. — Свидетельство Жандра о полном участии Грибоедова в заговоре 14 декабря. —

Объяснение слов Грибоедова «о ста человеках прапорщиков». — Порядок приема в члены тайного общества. — Пользование казенными печатями для сношений между думами. — «Зеленая книга». — «Желтая книга». — Благоприятные для Грибоедова показания арестованных . . . 274

 

Глава VI.

Жандр в кругу семьи. — Жандр­пурист. — Как записывал Смирнов рассказы Жандра. — Сравнение Жандра с С. Н. Бегичевым        283

 

Глава VII.

Свидание Смирнова с Жандром в конце февраля 1859 года. — Воспоминания о недавно умершем С. Н. Бегичеве и его дружбе с Грибоедовым. — Случай в католическом монастыре. — Сообщение Жандра об автографе «Горя от ума». — Многочисленные списки «Горя от ума». — Главный список А. А. Жандра, исправленный автором собственноручно. — Допрос Жандра Николаем I. — О портфелях для бумаг. — Причина дуэли Чернова и Новосильцева и обстановка похорон того и другого. — Надежды на помилование декабристов. — Где похоронены тела повешенных…. 285

 

Глава VIII.

Первое знакомство Смирнова с Сосницким. — Помощь Грибоедова Сосницкому и визиты его к Сосницкому в 1815 г. — Инцидент во время чтения Грибоедовым своей комедии. — Гостеприимство Сосницкого….   291

 

Глава IX.

«Липецкие воды» и война из­за них в печати. — Стихи Грибоедова по этому поводу. — Нападки М. Н. Загоскина на Грибоедова в «Северном Наблюдателе». — «Лубочный театр». — Отказ печатать эти стихи и размножение их в тысяче списков. — Поездка Смирнова к Сосницкому в Павловск ……294

Примечания 

Указатель имен  

Содержание

А. Бестужев

ЗНАКОМСТВО МОЕ С ГРИБОЕДОВЫМ

Я был предубежден против Александра Сергеевича. Рассказы об известной дуэли, в которой он был секундантом, мне переданы были его противниками в черном виде. Он уже несколько месяцев был в Петербурге, а я не думал с ним сойтись, хотя имел к тому не мало предлогов и много случаев. Уважая Грибоедова как автора, я еще не уважал его как человека. «Это необыкновенное существо, это гений!» говорили мне некоторые из моих приятелей. Я не верил. Всякий энтузиазм в других порождал во мне холодность, по весьма естественному рассуждению: чем более человек находится вне себя, тем менее он способен ценить, измерять вещи глазами рассудка; следственно те, которые внемлют ему, должны дополнять своим разумом пустоту и, не увлекаясь чувствами, более не доверять, чем верить. Впрочем, это правило применил я только к заглазным похвалам. Электрическая искра восторга потрясала нередко меня, но не иначе, как от прикосновения. Притом частые восторги юных друзей моих нередко вспыхивали от таких предметов, которые вовсе того не стоили. Как Макбет привидениями, я был пресыщен их чудесами и феноменами. Знаки восклицания в преувеличенных письмах о нем не более убеждали меня, как двоеточия и многоточия, — словом, я хотел иметь свое мнение и без достаточной причины не менять старого на новое.

Между тем, однако ж, как я упирался с ним встретиться, случай свел нас невзначай. Я сидел у больного приятеля моего, гвардейского офицера Н. А. М­ва⁵⁴, страшного любителя всего изящного. Это было утром, в августе 1824 года. Вдруг дверь распахнулась; вошел человек благородной наружности, среднего роста, в черном фраке с очками на глазах.

— Я зашел навестить вас, — сказал незнакомец, — обращаясь к моему приятелю: — поправляетесь ли вы?

И в лице его видно было столько же искреннего участия, как в его приемах уменья жить в хорошем обществе: но без всякого жеманства, без всякой формальности; можно сказать даже, что движения его были как­то странны и отрывисты и со всем тем приличны, как нельзя более. Оригинальность кладет свою печать даже и на привычки подражания. Это был Грибоедов.

Обрадованный хозяин поспешил познакомить нас. Оба имени прозвучали весьма внятно, но мы приветствовали друг друга очень холодно, даже не подали друг другу руки. Разговор завязался по­французски о чем­то весьма обыкновенном; наконец, он склонился на словесность. Передо мною лежал том Байрона, и я сказал, что утешительно жить в нашем веке, по крайней мере потому, что он умеет ценить гениальные произведения (Байрона).

— Даже оценять многое свыше достоинства, — сказал Грибоедов.

— Я думаю, это обвинение не может касаться авторов, каковы Гете или Байрон, — возразил я.

— Почему же нет! Может быть, и обоих. Разве поклонники первого не превозносят до небес его каждую поэтическую шалость? Разве не придают каждому его слову, наудачу брошенному, тысячу противоположных значений? С Байроном поступают еще забавнее, потому что его читает весь модный свет. Гете толкуют, как будто он был непонятен; а Байроном восхищаются, не понимая его. В самом деле, никто не смеет сказать, что он проник великого мыслителя и никто не хочет признаться, что он не понял благородного лорда.

— Этому виной, я думаю, различные способы их выражения. Гете облек мысли чувствами, между тем, как Байрон расцветил чувства мыслью. Не всякий дерзнет хвалиться своим умом; но всякий рад сказать, что у него есть сердце, и, замечая, что Гете терзает более его ум, а Байрон чувство, полагает, что легче разгадать последнее, чем первое, хотя то и другое равно трудно. Для того, чтобы заглянуть в лицо этим гигантам, равно, — заметил я, — для доступа к высотам их, не помогут ни ползки, ни прыжки: тут надобны крылья...

— И крылья орла, — прибавил Грибоедов. — Сол­нечные лучи играют и в блестке, и в капле; но только масса воды может отразить целое солнце, только высокая душа может обнять полную мысль гения. Что касается, однако ж, характеристики выражений в Гете и Байроне, она, мне кажется, слишком произвольна. Вы назвали их обоих великими и, в отношении к ним, это справедливо; но между ними все превосходство в величии должно отдать Гете: он объясняет своею идеею все человечество; Байрон со всем разнообразием мыслей — только человека.

— Надеюсь, вы не сделаете этого укора Шекспиру. Каждая пьеса его сохраняет единство какой­нибудь великой мысли, важной для истории страстей человеческих, несмотря на грязную пену многих подробностей, свойственных более веку, нежели человеку. Я не знаю ни одного писателя в мире, который бы обладал сильнейшим языком и большим разнообразием мыслей. Вспомните, что он проложил дорогу самому Гете. Вспомните, когда писал он...

— Все обстоятельства времени и просвещения, — отвечал Грибоедов, — благоприятствовали, конечно, развитию крыльев Гете. Но я сужу не творца, а творение, и едва ли творения Шекспира выдержат сравнение с гетевскими. Признаюсь вам, я не могу понять суда, где красоты ставятся в рекрутскую меру. Две вещи могут быть обе прекрасны, хотя вовсе не подобны.

Это правда, это осязаемая правда; мы спорили на ветер...

— Я готов пройти тридцать миль пешком, — промолвил он улыбаясь, по­английски цитируя Стерна, — чтоб поглядеть на человека, который вполне наслаждается тем, что ему нравится, не распрашивая, как и почему. Вы англоман и поймете меня.

Мы скоро расстались, с меньшею холодностью, правда, но без всяких приветов и приглашений.

— Каков? — спросил меня с торжествующим видом приятель мой.

— Умный человек; только я не вижу в нем ничего чрезвычайного. Конечно, он держался более в оборонительном положении, и ему смешно было бы расстегнуться на первый случай и выставить напоказ все свои достоинства; по крайней мере, я не нахожу причины переменять своего мнения. Ум и сердце, человек и автор — не все равно.

Я думал так и ошибался. Дальнейшие опыты и думы, более глубокие, убедили меня, что истинно умный человек — наверно человек добрый и что произведения автора есть отпечаток его души. Маска, приемлемая на себя сочинителем, обманывает только сначала; век нельзя притворяться. Одна мысль, одно слово изменяет самому хитрому лицемеру, умей только схватить его.

Вскоре после ужасного наводнения в Петербурге, Ф. В. Булгарин, у которого сидел я, дал мне прочесть несколько отрывков из грибоедовской комедии «Горе от ума». Я уже не раз слышал о ней; но изувеченные изустными преданиями стихи не подали мне о ней никакого ясного понятия.

Я поглотил эти отрывки; я трижды перечитал их. Вольность русского разговорного языка, пронзительное остроумие, оригинальность характеров и это благородное негодование ко всему низкому, эта гордая смелость в лице Чацкого проникла в меня до глубины души. «Нет», сказал я сам себе, «тот, кто написал эти строки, не может и не мог быть иначе, как благородное суще­ство». Взял шляпу и поскакал к Грибоедову.

— Дома ли?

— У себя­с.

Вхожу в кабинет его. Он был одет не по­домашнему; кажется, куда­то собирался.

— Александр Сергеич, я приехал просить вашего знакомства. Я бы давно это сделал, еслиб не был предубежден против вас... Все наветы, однако ж, упали перед немногими стихами вашей комедии. Сердце, которое диктовало их, не могло быть тускло и холодно.

Я подал руку, и он, дружески сжимая ее, сказал:

— Очень рад вам, очень рад. Так должны знакомиться люди, которые поняли друг друга.

— В ответ на искренность вашу заплачу тоже признанием: не все мои друзья были вашими; притом и холодность ваша при первой встрече, какая­то осторожность в речах отбили у меня охоту быть с вами покороче. После, меня разуверили в этом, и теперь объяснилось остальное. Очень рад, что я ошибся.

После нескольких слов о потопе, который проник и в его квартиру 55, я встал.

— Вы собираетесь куда­то ехать, Александр Сер­геич. Нс задерживаю вас.

— Признаться, хотел было ехать на обед; но, пожалуйста, останьтесь и будьте уверены, что для меня приятнее потолковать о словесности, чем скучать за столом. Вы, наверное, уже обедали (было около пяти часов), а мне нередко случается позабывать за книгою обед и ужин.

— По­несчастью, я не книга, Александр Сергеич, — сказал я шутя.

— И слава богу! Человек­книга никуда не годится.

Не желая, однако ж, воспользоваться его снисходительностью, я, раскланиваясь, или прощаясь, просил его «Горе от ума» для прочтения.

— Она у меня ходит по рукам; но лучше всего приезжайте завтра ко мне на новоселье обедать к М. К. Ч. Он на вас сердит за критику одного из друзей своих, а друзья у него безошибочны, как папа; но он благороднейший человек, и я помирю вас. Вы хотите читать мою комедию — вы ее услышите. Будет кое­кто из литераторов; все в угоду слушателей­знатоков: добрый обед, мягкие кресла и уютные места в тени, чтоб вздремнуть при случае.

Я дал слово и мы расстались.

Разумеется, я не замедлил на другой день явиться по приглашению. Обед был без чинов и весьма весел.

С полдюжины любителей, человека четыре литераторов составляли общество. Часов в шесть началось чтение. Грибоедов был отличный чтец; без фарсов, без подделок он умел дать разнообразие каждому лицу и оттенять каждое счастливое выражение.

Я был в восхищении. Некоторые из любителей кричали: «прелесть, неподражаемо!» и между тем не раз выходили в другую комнату, чтоб «затянуться». Один поэт повторял: «великолепно!» при всяком явлении, но потом в антракте, встретив меня одного, сказал:

— Великолепно, но многое, многое надо переделать, et puis — quel jardon. Что за комедия в четыре действия!

— Неужели вы находите, что мало четырех колес для дрожек, на которых ездите? — отвечал я и оставил его проповедывать, как надобно писать театральные пьесы.

Чтение кончилось. Все обступили автора с поздравлениями и комплиментами, которые принимал он очень сухо. Видно было, что он взялся читать не для жатвы похвал, а только, чтоб отделаться от неотступных просьб любопытных. Я только сжал ему руку и он отвечал мне тем же. С этих пор мы были уже не чужды друг другу...*

Обладая всеми светскими выгодами, Грибоедов не любил света, не любил пустых визитов или чинных обедов, ни блестящих праздников так называемого лучшего общества. Узы ничтожных приличий были ему несносны потому даже, что они узы. Он не мог и не хотел скрывать насмешки над позлащенною и самодовольною глупостью, ни презрения к низкой искательности, ни негодования при виде счастливого порока. Кровь сердца всегда играла у него в лице. Никто не похвалится его лестью; никто не дерзнет сказать, будто слышал от него неправду. Он мог сам обманываться, но обманывать — никогда. Твердость, с которою он обличал порочные привычки, несмотря на знатность особы, показалась бы иным катоновскою суровостью, даже дерзостью: но так как видно было при этом, что он хотел только извинить, а не уколоть, то нравоучение его, если не производило исправления, по крайней мере не возбуждало и гнева.

Он не любил женщин, так, по крайней мере, уверял он, хотя я имел причины в этом сомневаться. «Женщина есть мужчина­ребенок», было его мнение. Слова Байрона: «дайте им пряник да зеркало — и они будут совершенно довольны», ему казались весьма справедливыми... «Чему от них можно научиться?» говаривал он. «Они не могут быть ни просвещены без педантизма, ни чувствительны без жеманства. Рассудительность их сходит в недостойную расчетливость и самая чистота нравов — в нетерпимость и ханжество. Они чувствуют живо, но не глубоко. Судят остроумно, только без основания, и, быстро схватывая подробности, едва ли могут постичь, обнять целое. Есть исключения, зато они редки; и какой дорогой ценой, какой потерею времени должно покупать приближение к этим феноменам. Словом, женщины сносны и занимательны только для влюбленных».

Вся жизнь его деятельности, проведенная или на бивуаках кавказских, или в азиатских городах Грузии и Персии, имела много прелестей, или, по крайней мере, занимательности и без общества женщин, и это самое породило в нем убеждение, что в политическом быту мы должны осудить женщин на азиатское или, по крайней мере, на афонское заключение. «Они предназначены самой природой для мелочей домашней жизни», говаривал он, «равно по силам телесным, как и умственным. Надобно, чтоб они жили больше для мужей и детей своих, чем невестились и ребячились для света. Если б мельница дел общественных меньше вертелась от вееров, дела шли прямее и однообразнее; места не доставались бы по прихотям и связям — родственным или меценатов в чепчиках, всегда готовых увлекаться наружностью лиц и вещей; покой браков был бы прочнее, а дети умнее и здоровее. Сохрани меня бог, чтоб я желал лишить девиц воспитания; напротив, заключив их в кругу теснейшем, я бы желал дать им познания о вещах, гораздо основательнее нынешних».

Кавказ.

1829 г.