Глава I

Политическое и нравственное состояние Франции в конце XVIII века — Морена, Тюрго, Неккер — Калонн — Бриенн

Всем известны вехи, которые пережила французская монархия; известно, что греки, а потом римляне принесли полудиким галлам войну и цивилизацию; что после них варвары в той же стране устроили свою военную иерархию; что эта иерархия, перенесенная от людей к землям, застыла в виде феодальной системы. Власть разделилась между высшим феодальным главою — королем, и второстепенными главами — вассалами, которые, в свою очередь, были королями для своих подданных. В наше время, когда потребность обвинять друг друга привела к раскрытию взаимных обид, нам достаточно наговорили о том, что сначала вассалы оспаривали друг у друга власть, как это всегда делают люди наиболее к ней близкие; что власть эта впоследствии оказалась раздробленной между ними, что повлекло феодальную анархию; что, наконец, власть вернулась к престолу и сосредоточилась в деспотизме Людовика XI, Ришелье и Людовика XIV. Французское население освободилось постепенно и с помощью труда, этого рычага богатства и свободы. Сначала земледельческое, потом торговое и производственное, оно приобрело такую значимость, что образовалась французская нация. Введенная в Генеральные штаты в качестве просительницы, нация являлась лишь коленопреклоненной и только платила и платила; Людовик XIV объявил, что не хочет допускать даже этих, столь покорных собраний.

С этих пор мы видим во главе государства короля, облеченного властью, в точности не определенной в теории, но безграничной на практике; вельмож, отказавшихся от своего феодального достоинства из­за королевской милости и интригами отбивавших друг у друга предоставляемую им долю народного богатства; ниже — огромное население, не имевшее другой связи с этой властвовавшей аристократией, кроме обратившейся в привычку покорности.

Между двором и народом стояли парламенты, пользовавшиеся судебной властью и правом превращать королевскую волю в закон. Известно, что, отказываясь занести приказ в сборник законов, парламенты останавливали действие королевской воли, что кончалось личным появлением короля на заседании и обоюдными уступками, если король был слаб, или полной покорностью, если король был силен. Людовику XIV ни разу даже не пришлось вступать в переговоры, ибо при нем ни один парламент не осмелился протестовать; он увлек нацию за собой, и она прославляла его за свои же подвиги на войне, в науках и в искусствах. Между монархом и подданными господствовало полное единодушие, и обе стороны дружно стремились к одной цели. Но едва Людовик XIV скончался, как уже регент представил парламентам случай отмстить за свое долгое бессилие. Воля монарха, беспрекословно чтимая при его жизни, была нарушена тотчас после его смерти: парламент уничтожил его духовное завещание. Власть опять сделалась спорным пунктом, и началась продолжительная борьба между парламентами, духовенством и двором, перед лицом нации, изнуренной долгими войнами и уставшей нести на своих плечах мотовство своих повелителей, предававшихся поочередно то всяким излишествам, то военному делу. Дотоле нация весь свой гений тратила лишь на службу или увеселения монарха, теперь она начала обращать его на собственную пользу, начала изучать свои интересы.

Человеческий ум беспрестанно переходит от одного предмета к другому. От церковной кафедры французская мысль обратилась к нравственным и политическим наукам — и всё изменилось. Пусть читатель представит себе расхитителей всех народных прав, в течение целого столетия споривших из­за обветшалой власти: парламенты, преследовавшие духовенство; духовенство, преследовавшее парламенты; парламенты, оспаривавшие власть двора; двор, беспечный и спокойный среди этой борьбы, пожиравший народное богатство в невероятном распутстве; нацию, разбогатевшую и пробудившуюся, взиравшую на эти раздоры, вооруженную обличениями одних против других, лишенную всякой политической деятельности, мудрствовавшую вкривь и вкось, потому что должна довольствоваться теориями, а главное — жаждавшую восстановить свое достоинство в Европе и тщетно отдававшую кровь свою и золото, чтобы вновь занять место, утраченное ею по милости правителей. Вот картина восемнадцатого века.

Скандал был доведен до высшей степени, когда Людовик ХVI, правосудный, умеренный в своих вкусах, небрежно воспитанный, но от природы склонный к добру, вступил на престол еще очень молодым (в 1774 году). Он призвал к себе старого придворного, чтобы поручить ему попечение о государстве, и разделил свое доверие между Морена и королевой, молодой австрийской принцессой, живой, привлекательной и имевшей на него большое влияние. Морена и королева друг друга не любили.

Король, уступая то министру, то жене, рано приступил к своим многолетним колебаниям. Он не скрывал от себя плачевного положения государства и в этом верил философам; но он был воспитан в самом набожном духе и потому чувствовал к философам сильнейшее отвращение. Общественное мнение, тогда громко высказывавшееся, указало Лю­до­вику на Тюрго, члена кружка экономистов, человека честного, простого, одаренного твердым характером, умом медленным, но упорным и глубоким. Убежденный в его честности и восхищенный его проектами реформ, Людовик XVI часто повторял: «Я да Тюрго — мы одни любим народ». Реформы эти разбились о сопротивление высших сословий, заинтересованных в сохранении всех привилегий, которые суровый министр хотел уничтожить. Людовик XVI с сожалением отпустил его.
В течение всей своей жизни, или, вернее, своего долгого мученичества, он всегда имел несчастье смутно различать вдали добро, искренне стремиться к нему и не иметь достаточной силы, чтобы достичь его.

Поставленный между двором, парламентами и обществом, окруженный всякого рода интригами и подсказчиками, король часто менял министров. Еще раз уступая общественному мнению и необходимости реформ, он вручил портфель министра финансов Неккеру (в 1777 году), женевцу, обогатившемуся банкирскими оборотами, приверженцу и ученику Кольбера, как Тюрго был приверженцем и учеником Сюлли, честному и бережливому финансисту, но человеку тщеславному, имевшему претензию быть арбитром во всем — в философии, религии, свободе, — введенному в заблуждение похвалами, расточаемыми ему друзьями и публикой, и потому воображавшему, что он в состоянии вести умы и остановить их на том самом пункте, на котором останавливался его собственный ум. Неккер восстановил порядок в финансах и нашел средства к покрытию значительных расходов, требуемых американской войной. Обладая умом менее обширным, но более гибким, нежели его предшественник Тюрго, а главное — доверием финансистов, он нашел неожиданные источники и возродил кредит. Но для того, чтобы радикально помочь казначейству, мало было финансовой изворотливости — и Неккер попробовал взяться за реформы. Высшие сословия не легче подались ему, нежели Тюрго. Даже парламенты, узнав о его планах, объединились против него и принудили выйти в отставку.

Все соглашались с тем, что существовали злоупо­требления, все были в этом убеждены; король это тоже знал и жестоко этим мучился. Придворные, имевшие выгоды от этих злоупотреблений, весьма бы желали, чтобы прекратились затруднения казначейства, но так, чтобы это им не стоило ни одной жертвы. Они разглагольствовали при дворе, изрекали философские сентенции; они даже радовались освобождению Америки и с почетом принимали молодых французов, возвращавшихся из­за океана. Парламенты тоже толковали об интересах народа, свысока упоминали о страданиях бедняков и в то же время препятствовали равномерному распределению налогов и истреблению остатков феодального варварства. Все говорили об общественной пользе, но немногие действительно ее желали, а народ, еще не умевший хорошенько разобрать своих настоящих друзей, превозносил всех, кто только противился власти — его самому видному врагу.

От устранения Тюрго и Неккера ничто не изменилось, казначейство оставалось всё в том же бедственном положении. Высшие сословия весьма охотно еще долго бы обходились без вмешательства нации, но надо было как­то существовать: расточительность двора требовала капиталов. Нужда, устраняемая на мгновение отставкой какого­нибудь министра, займом, принудительной податью, вскоре являлась в увеличенном объеме, как всякое запущенное зло. Начинались колебания, как всегда, когда нужно принять решение ненавистное, но необходимое. Придворная интрига в 1783 году сделала министром де Калонна, нелюбимого публикой за то, что он содействовал преследованиям Ла Шалотэ*. Калонн, остроумный, находчивый, изворотливый, полагался на свой ум, на удачу, на людей и вообще относился к будущему с крайней беззаботностью. Он считал, что не следует заранее пугаться и достаточно открыть зло накануне того дня, когда нужно его исправить. Он обворожил двор своими манерами, тронул усердными стараниями всё согласовать, доставил королю и всем несколько сравнительно легких минут, и по его милости за мрачными предзнаменованиями последовало мгновение светлого спокойствия и слепого доверия.

Однако будущее, которого так опасались, приближалось; надо было наконец принять решительные меры. Не следовало обременять народ новыми податями, а казна опустела окончательно. Пособить можно было лишь одним способом: сокращением расходов, особенно пенсий и подарков, а если бы этого оказалось мало, то распространением податей на большее число плательщиков, то есть на дворянство и духовенство. И Тюрго, и Неккер предлагали эти меры; теперь за них взялся Калонн, но исполнить их удачно он считал возможным лишь в том случае, если добьется согласия привилегированных сословий. Он придумал созвать их на так называемое собрание нотаблей, чтобы изложить свои планы и выпросить у них согласие — либо ловкостью, либо уговорами. Собрание это состояло из сановных лиц, отобранных из дворянства, духовенства и высшего судебного сословия, множества рекетмейстеров* и нескольких провинциальных судей. При помощи этого состава и главным образом при помощи популярных вельмож­философов, которых он не забыл ввести в собрание, Калонн льстил себя надеждой достичь цели.

Но чересчур доверчивый министр ошибся в расчетах. Общественное мнение не простило ему того, что он занял место Тюрго и Неккера. В восторге от одной мысли заставить министра дать отчет в своих действиях, общество поддержало сопротивление нотаблей. Начались оживленные прения. Калонн имел неосторожность обвинить своих предшественников и отчасти Неккера в состоянии финансов. Неккер возразил, был сослан, и оппозиция усилилась еще больше.

Калонн выказал замечательное присутствие духа и спокойствие. Он отрешил от должности хранителя печати* Миромениля, состоявшего в заговоре с парламентами. Но торжество его длилось всего два дня. Король, любивший его, обещал Калонну более того, что был в состоянии исполнить. Положение министра пошатнули представления нотаблей, которые обещали согласиться на планы, предлагаемые Калонном, но с тем, чтобы исполнение их поручили министру более нравственному и более достойному доверия. Королева, под влиянием [своего советника] аббата Вермона, в апреле 1787 года предложила Людовику нового министра — [Ломени де] Бриенна, тулузского архиепископа, одного из нотаблей, наиболее способствовавших падению Калонна.

Архиепископ Тулузский, имея упрямый ум, но слабый характер, с юности мечтал о министерстве и всеми способами домогался назначения. Главным образом он при этом опирался на протекцию женщин, которым старался и умел нравиться. Бриенн устраивал так, чтобы везде расхвалили его управление в Лангедоке. Сделавшись министром, он если и не был встречен с таким восторгом, как Неккер, но все­таки имел в глазах публики ту заслугу, что сменил Калонна. Пользуясь поддержкой Ламуаньона, нового хранителя печати, заклятого врага парламента, он довольно благоприятно начал работу на министерском поприще. Нотабли, связанные своими обещаниями, поспешили согласиться на всё, в чем сначала отказывали: земельный налог, гербовая подать, отмена барщины, провинциальные собрания. Нотабли соглашались даже с удовольствием, давая этим понять, что противились ранее не самым мерам, а предлагавшему их министру. Общественное мнение торжествовало. Калонна преследовали проклятия, а нотабли, чествуемые и восхваляемые, не слишком радовались почестям, купленным такими большими жертвами. Если бы Бриенн сумел воспользоваться своим положением, если б деятельно приступил к исполнению мер, на которые нотабли только что согласились, если бы он их все вместе и безотлагательно представил парламенту в минуту, когда содействие высших сословий казалось очевидным, дело, быть может, было бы сделано: теснимый со всех сторон, парламент согласился бы на всё, и эта сделка, хоть и не полная и практически принудительная, вероятно, еще надолго замедлила бы борьбу.

Ничего подобного не произошло. По причине самого неблагоразумного затягивания скоро появились первые признаки раскаяния и двоедушия: эдикты были представлены один за другим; парламент получил возможность спорить, собраться с силами, опомниться от неожиданного нападения на нотаблей. После долгих прений в сборник законов занесли, наконец, эдикт, вторично отменявший барщину, и другой, дозволявший беспошлинный вывоз хлеба. Всех ненавистнее был земельный налог, но парламент боялся отказом раскрыть глаза обществу и дать заметить, что его сопротивление объясняется лишь своекорыстными соображениями. Парламент колебался, но его выручили из затруднения тем, что одновременно представили два эдикта — о гербовом сборе* и земельном налоге, — и прения были начаты с первого. Таким образом, парламент мог отказать в утверждении первого, вовсе не входя в объяснения относительно последнего, а нападая на гербовый сбор, затрагивавший большинство плательщиков, он как будто защищал общественные интересы.

Во время одного из заседаний, на котором присутствовали пэры, парламентские ораторы громили злоупотребления, скандалы, расточительность двора и требовали финансовых смет. «Не сметы нам нужны, а Генеральные штаты», — сострил один из депутатов**. Это неожиданное упоминание всех поразило. До сих пор общество сопротивлялось потому, что слишком много терпело и поддерживало всякого рода оппозицию, будь она в пользу народного дела или нет, лишь бы была направлена против двора, который обвиняли во всех бедах; но, в сущ­ности, никто хорошенько не знал, чего именно желать: общество всегда было так далеко от влияния на правительство, так привыкло ограничиваться жалобами, что и теперь только жаловалось, не помышляя о том, чтобы совершить хоть что­нибудь, тем более революцию. Одно нечаянно произнесенное слово представило взорам цель; все подхватили это слово и стали в один голос требовать созыва Генеральных штатов.

Д’Эпремениль, молодой советник (то есть член парламента), пылкий оратор, бесцельный агитатор, демагог в парламенте и аристократ в Генеральных штатах (впоследствии декретом Учредительного собрания объявленный помешанным), — так вот д’Эпремениль при этом явился одним из самых необузданных декламаторов.

Но оппозицией тайно руководил Дюпор, молодой человек, одаренный обширным умом и твердым и упорным характером; он один, быть может, среди всех этих смут имел в виду определенную будущность и хотел вести свой кружок, двор и нацию к цели, вовсе не похожей на парламентскую аристократию.

Парламент разделился на старых и молодых депутатов. Первые хотели составить противовес королевской власти, чтобы придать своему собранию важности; последние, более искренние и пылкие, хотели ввести в государстве свободу, не разрушая, однако, системы, при которой родились. Парламент сделал одно важное признание: он постановил, что не имеет права назначать подати и налоги, поскольку это право принадлежит Генеральным штатам, и только просил у короля разрешения представить сметы приходов и расходов.

Это признание в собственной некомпетентности и даже незаконном присвоении чужого права (так как дотоле парламент не стеснялся налагать подати) должно было всех удивить. Министр, раздраженный таким сопротивлением, тотчас же вытребовал парламент в Версаль и заставил его в присутствии короля занести оба эдикта. Парламент, возвратившись в Париж, стал протестовать и распорядился начать против Калонна дело за расточительность. Решением совета постановления парламента были объявлены недействительными, а сам парламент перемещен в Труа.

 

В таком положении были дела 15 августа 1787 года. Оба брата короля, граф Прованский и граф д’Артуа, были посланы один в счетную палату, другой в податную, чтобы заставить при себе записать эдикты. Первый, сделавшийся популярным вследствие мнений, высказанных на собрании нотаблей, был радостно встречен огромной толпой народа, которая проводила его до Люксембургского дворца. Графа д’Артуа, напротив, известного как покровителя Калонна, встретили ропотом, на людей его напали, и пришлось даже прибегнуть к вооруженной силе.

Парламенты постоянно находились в сношениях с мелкими клиентами, юристами, судебными чиновниками и служителями, писцами, студентами. Всё это был народ деятельный, неспокойный, всегда готовый на любое буйство. К этим природным союзникам парламентов следует прибавить промышленников, которые боялись банкротства, просвещенные классы, готовые поддержать всякую оппозицию, наконец, толпу, которая всегда идет следом за агитаторами. Смута случилась весьма серьезная, и усмирить ее удалось с трудом.

Парламент, заседая в Труа, собирался каждый день. Но не являлись ни адвокаты, ни прокуроры, и правосудие было приостановлено, как это случалось уже не раз в течение этого времени. Однако судьям наскучила ссылка, а Бриенн сидел без денег. Он уверял, что деньги есть, только чтобы успокоить двор, лишь об одном этом и тревожившийся; но их не было и, не будучи в состоянии покончить со всеми затруднениями энергичным образом, Бриенн вступил в переговоры с некоторыми членами парламента. Он требовал займа в 440 миллионов, с разбивкой на четыре года, с тем чтобы по истечении этого срока созвать Генеральные штаты. Выдвигая такие условия, Бриенн отказывался от двух эдиктов, причинивших столько вреда. Уверившись в нескольких членах, он надеялся на согласие всего собрания, и парламент был вызван обратно в Париж 10 сентября.

Двадцатого числа того же месяца состоялось заседание в присутствии короля. Король лично представил эдикт о займе и созыве Генеральных штатов. Никаких объяснений насчет характера этого заседания предварительно не давали, и члены парламента не знали, как себя держать. Лица были мрачны, господствовало полное молчание, пока герцог Орлеанский, с расстроенным лицом и всеми признаками сильного волнения, не встал и не спросил короля, будет ли заседание lit de justice (то есть обязывает ли присутствие короля к беспрекословному повиновению), или это обычное заседание в присутствии короля с правом вести свободные прения? «Это обычное заседание», — отвечал король. Фрето, Сабатье, д’Эпремениль говорили с присущим им неистовством, однако эдикты были записаны по формальному приказанию короля. Фрето и Сабатье были сосланы на Йерские острова*, а герцог Орлеанский — в Виллер­Коттере. Созыв Генеральных штатов отложили на пять лет.

 

Таковы были главнейшие события 1787 года. Год 1788 на­­ чался новыми враждебными действиями. Четвертого января парламент издал постановление против королевских бланков* и за возвращение сосланных лиц. Король отменил это постановление, но парламент вторично утвердил его.

Между тем герцог Орлеанский [Филипп], обязанный безвыездно оставаться в Виллер­Коттере, не мог примириться со своей ссылкой. Рассорившись с двором, он склонил на свою сторону общественное мнение, сначала неблагоприятное. Не обладая ни достоинством принца крови, ни твердостью трибуна, он не сумел снести даже такое легкое наказание и, чтобы добиться возвращения из ссылки, унизился до просьб и обращений к королеве, своему личному врагу.

Бриенна препятствия раздражали, но он не имел достаточной энергии, чтобы преодолеть их. Он оказался слаб во внешней политике относительно Пруссии, которой жертвовал Голландией; он был слаб и во Франции, так как подчинялся парламенту и вельможам, и королева оставалась его единственной опорой, а кроме того, ему часто мешало работать плохое здоровье. Бриенн не умел ни усмирять бунтов, ни настоять на сокращении расходов и, несмотря на предстоявшее в самом непродолжительном времени совершенное истощение казны, демонстрировал непостижимую уверенность в завтрашнем дне. Однако среди всех этих затруднений он не забывал ни себя, ни своих родных.

Хранитель печати Ламуаньон, менее слабый, но и менее влиятельный, сговорился с Бриенном о новом плане с целью нанесения удара по политическому могуществу парламентов, так как в этом пока заключалась главная цель властей. Было очень важно сохранить тайну плана. Всё было подготовлено молча: военным начальникам провинций были разосланы запечатанные письма; к типографии, где печатались эдикты, был приставлен караул. Этот план должен был сделаться известен лишь в самую минуту сообщения его парламентам. Срок приближался, и стали разноситься слухи о том, что готовится важный политический акт. Д’Эпремениль подкупил одного наборщика и достал у него экземпляр эдиктов. Он тотчас же созвал своих товарищей и смело сообщил им министерское решение. Этим решением в округе париж­ского парламента учреждалось шесть новых провинциальных судов, имевших целью ограничить его слишком обширную юрисдикцию. Право судить в последней инстанции и записывать законы и эдикты переносилось на Пленарный суд («Cour plJniPre»), состоявший из пэров, прелатов, судей и военных начальников, назначаемых королем. Даже начальнику гвардии в этом собрании давался совещательный голос. Этим планом урезалась судебная власть парламента, а политическое значение его вовсе уничтожалось.

Парламент, пораженный, не знал, на что решиться. Он не мог рассуждать о том, что ему еще не сообщили, а между тем никак не хотелось попадать впросак. В этом затруднительном положении члены парламента придумали средство и решительное, и ловкое: составили постановление, в котором коротко излагалось и освещалось всё то, что парламент называл учредительными законами монархии, не забывая включить в их число свое существование и свои права. Эта общая мера нисколько не забегала вперед предполагаемых намерений правительства и оберегала всё, что требовалось оберегать.

Итак, 5 мая парижский парламент объявил, что «Франция есть монархия, управляемая королем согласно законам, и что из сих законов некоторые суть основные, учредительные: 1) право на престол царствующего дома, в мужском колене, в порядке первородства; 2) право нации свободно выдавать субсидии через Генеральные штаты, созываемые в правильном составе; 3) подчинение и особые привилегии провинций; 4) несменяемость судей; 5) право парламентов проверять в каждой провинции волю короля и постановлять внесение оной в сборник законов лишь в том случае, если она окажется согласной не только с основными законами государства, но и с учредительными законами данной провинции; 6) право каждого гражданина ни под каким видом не быть отданным на суд иных судей, кроме полномочных; 7) право, без коего все прочие права не имеют значения: не быть арестованным по чьему бы то ни было приказу иначе как для того, чтобы быть безотлагательно переданным в руки компетентных судей. При сем вышеозначенный парламент протестует против всякого посягательства на вышеизложенные начала».

На это энергичное решение министр ответил своим обычным способом, как всегда бесполезным: он принял строгие меры против нескольких членов парламента. Д’Эпремениль и Гослар де Монсабер, узнав, что им грозит беда, укрылись в здании парламента. Офицер д’Агу отправился туда во главе отряда солдат и, не зная в лицо указанных ему депутатов, вызвал их по имени. Сначала собрание хранило полное молчание, затем все члены стали называть д’Эпременилем каждый себя. Наконец настоящий д’Эпремениль сам последовал за офицером, присланным арестовать его. Поднялся страшный шум: народ с рукоплесканиями и восторженными криками провожал членов парламента.

Три дня спустя король во время торжественного заседания заставил парламент записать эдикты, и собравшиеся по этому случаю принцы и пэры представили образ того нового суда, который долженствовал заступить на место парламентов.

Суд Шатле немедленно составил заявление против эдиктов. Ренский парламент объявил бесчестными тех, кто войдет в состав Пленарного суда. В Гренобле жители защитили своих судей от двух полков, сами войска, подстрекаемые к ослушанию военным дворянством, отказывались действовать. Когда военный начальник Дофине собрал своих полковников и спросил их, может ли рассчитывать на солдат, все промолчали. Самый молодой, которому приходилось отвечать первому, объявил, что не следует рассчитывать на его солдат, начиная с их полковника. На это сопротивление министр ответил постановлениями большого совета, которыми отменялись решения парламентов, а восемь из них подвергались ссылке.

Двор, тревожимый высшими сословиями, которые боролись против него, ссылаясь на интересы народа и призывая народ вмешаться, прибег, со своей стороны, к тому же средству: решился призвать на помощь среднее сословие, как это некогда делали французские короли, чтобы обессилить феодализм, и стал всеми силами торопить созыв Генеральных штатов. Были предписаны исследования о способе их созыва, писатели и ученые приглашались заявить свое мнение, и, пока собравшееся духовенство объявляло, что следует ускорить срок созыва, двор принял вызов, приостановил открытие Пленарного суда и назначил первое заседание Генеральных штатов на 1 мая 1789 года.

Тогда, 24 августа 1788 года, последовала отставка архиепископа Тулузского, своими смелыми, но слабо исполняемыми планами вызвавшего сопротивление, которое следовало или не вызывать, или победить. Удаляясь от дел, Бриенн оставил казну в совершенном истощении, уплату доходов по обязательствам ратуши при­остановленной, все власти в борьбе между собой, все провинции вооруженными. Что касается его самого, то министр получил награду в восемьсот тысяч франков, архиепископство Санское и кардинальскую шапку, так что он точно поправил дела, если не государства, то свои собственные. Последним советом Бриенна королю было вернуть Неккера, чтобы при помощи его популярности преодолеть сопротивление, уже непобедимое силой.

В течение этих двух лет французам впервые захотелось перейти от пустых теорий к практике. Борьба между высшими властными органами раззадорила их и представила им к тому случай. Во всё продолжение этого века парламент нападал на духовенство и изобличал его ультрамонтанские склонности; потом он напал на двор, разоблачая совершаемые им беспутства и непрерывное превышение власти. Когда парламенту стало грозить то же и самое существование его стало подвергаться опасности, он наконец возвратил нации права, которые двор собирался отнять у него, чтобы перенести в чрезвычайный суд. Указав таким образом нации ее права, парламент дал ей случай испытать и свои силы, возбуждая мятеж и потворствуя ему. С другой стороны, высшее духовенство своими приказами, а дворянство подстреканием войск к ослушанию объединили свои усилия с усилиями судебных властей и призвали народ к оружию в защиту его собственных прав.

Двор, теснимый столькими врагами, сопротивлялся вяло. Сознавая необходимость хоть каких­то действий, но постоянно откладывая решительную минуту, двор изредка начинал бороться с какими­нибудь злоупотребле­ниями, а потом опять впадал в бездействие. Когда, наконец, на него напали со всех сторон, когда он увидел, что высшие сословия призывают на сцену народ, он сам вывел его вперед, созывая Генеральные штаты.

Весь век двор противился философскому духу, а теперь вдруг обратился к нему и отдал ему на рассмотрение государственное уложение. Высшие государственные власти представляли собой странное зрелище, похожее на то, как если бы люди, несправедливо присвоившие себе какой­нибудь предмет, заспорили о нем в присутствии законного владельца и наконец призвали бы самого владельца рассудить их.

В таком положении находились дела, когда Неккер вторично стал министром. Он пользовался полным доверием, и потому кредит был тотчас восстановлен, а самые вопиющие затруднения — устранены. Он сумел извернуться так, чтобы покрыть необходимейшие расходы, впредь до собрания Генеральных штатов, требуемого всеми без исключения.

Начали обсуждать важные вопросы об организации штатов. Какую роль должно было играть в них среднее сословие, должно ли оно явиться как равное другим или просителем, должно ли число представителей его равняться числу представителей двух высших сословий, должны ли совещания происходить поголовно или по сословиям и не следует ли дать среднему сословию лишь один голос против двух голосов дворянства и духовенства — вот вопросы, которые волновали всех.

Первым на очереди был вопрос о числе депутатов. Никогда еще ни одна философская полемика не возбуждала такого волнения. Животрепещущая важность вопроса разгорячила умы. Писатель — лаконичный, энергический, едкий — занял в этом споре место, которое великие гении того века занимали в философских спорах. Аббат Сийес в книге, давшей толчок общественному мнению, спрашивает: «Что такое среднее сословие? — и отвечает: — Ничто». «Чем оно должно быть? — продолжает он. — Всем!»

 

Именной указатель

Альберт Казимир Август Сак­сонский, герцог Саксен-Те­шенский (1738—1822) — 457, 464, 490, 494, 543, 582, 584

Анрио Франсуа (1761—1794) — 790, 791, 793, 803, 804, 809

Ансельм Жак Бернар (1740—1814) — 548, 549

Арх. Вьеннский, см. Пом­пиньян

Арх. Парижский, см. Жюинье

 

Базир Клавдий (1764—1794) — 294, 338, 392, 479, 526, 620, 630, 794

Байи [Бальи] Жан Сильвен (1736—1793) — 112, 120, 123, 127—131, 134, 135, 155, 156, 158, 158, 161—163, 174, 194, 202, 209, 214, 215, 226, 234, 236, 282, 284, 296, 443, 450, 549, 555, 558, 613

Барбару Шарль Жан Мари (1767—1794) — 359, 360, 363, 401, 405, 408, 416, 422, 427, 519, 522, 523, 530, 532, 533, 543, 554, 559, 560, 563—565, 570, 614, 640, 694, 749, 789, 797, 803, 805, 807

Барер Бертран Вьёзак де (1755—1841) — 543, 570, 571, 623, 631, 648, 654, 686, 687, 699, 732, 770, 771, 774, 796—798, 800—802, 807, 808

Барнав Антуан (1761—1793) — 132, 165, 166, 179, 203, 207, 230—232, 262, 263, 273, 274, 276, 279, 281, 284, 285, 292, 304, 338, 353

Безенваль Пьер Виктор де (1721—1791) — 142, 151, 152, 163, 209, 215, 632

Бернонвиль Пьер Риель де (1751—1821) — 462, 494, 495, 499, 501, 503, 509, 544, 576—578, 591, 627, 663, 672, 675, 676, 681, 702, 703, 726, 727, 731

Бертран де Мольвиль Антуан Франсуа (1744—1818) — 292, 294, 299, 306, 318, 319, 337, 338, 358, 410, 413, 424, 451

Бийо-Варенн [Билло-Варенн] Жан Никола (1756—1819) — 476, 476, 515, 526, 558, 601, 624, 704, 705, 806

Бирон Арман-Луи Гонто де (1753—1794) — 333, 334, 463, 544, 546, 549, 557, 719

Боз Жозеф (1745—1826) — 412, 414, 516

Больё Иоганн Петер (1725—1819) — 348, 576, 577, 579, 589, 672

Боншан Шарль-Мельхиор-Артюр де (1760—1793) — 757, 758

Бретейль Луи Огюст Лё Тон­нелье де (1730—1807) — 144, 266, 267

Бриенн Этьен Шарль де Ло­мени де (1727—1794) — 95, 99, 100, 103

Бриссак Луи Эркюль Тимо­леон де Косе (1734—1792) — 339, 512

Бриссо Жан-Пьер (1754—1793) — 295, 300, 315, 319, 320, 324, 358, 393, 406, 408, 413, 414, 450, 516, 517, 521, 524, 533, 534, 542, 553, 563, 596, 628, 648, 663, 664, 669, 690, 701, 734, 740, 797

Брольи Виктор Франсуа де (1718—1804) — 142, 144, 723

Буайе-Фонфред Жан-Батист (1766—1793) — 694, 699, 741, 771, 810

Буйе [Буайе] Франсуа Клод Амур Шариоль де (1766—1793) — 218, 219, 233, 246, 247, 250, 252, 267, 273, 277, 459, 460, 727, 730

Бурбон Луи-Анри-Жозе, принц Конде (1756—1830) — 98, 256, 307, 317, 462, 547

Бюзо Франсуа-Леонар-Никола (1760—1794) — 279, 281, 406, 515, 519, 521, 527, 529, 531, 539, 554, 560, 566, 617, 620, 628—630, 640, 687, 694, 698, 740, 789, 797, 803, 805

 

Валазе [Дюфриш-Валазе] Шарль дю Фриш де (1751—1793) — 600, 688, 696, 740, 774, 775, 791, 792, 808, 810

Валенс Жан-Батист Сирю Аде­лаид Тимбрюн де (1757—1822) — 503, 509, 574—576, 584, 589, 678, 679, 692, 708, 710, 711, 719, 722

Варле Жан Франсуа (1764—1837) — 704, 706, 774, 777, 802

Верньо Пьер Вектюрниен (1753—1793) — 293, 319, 320, 325, 337, 356, 358, 362, 364, 365, 372, 385, 387—389, 391—395, 412, 414, 423, 436, 440, 445, 446, 471, 473, 474, 517, 518, 524, 529, 536, 542, 554, 560, 563, 571, 628, 638, 642—647, 651, 653, 654, 690, 698, 703—705, 732, 734, 736—741, 792, 795—798, 809

Вестерман Франсуа-Жозеф (1751—1794) — 401, 427, 432, 433, 439, 464

Воблан Венсан-Мари Вьено де (1756—1845) — 293, 308, 385, 425, 427

 

Гара Доминик Жозеф (1749—1833) — 541, 596, 656, 657, 690, 696, 779, 780, 789, 791, 801, 802, 807, 809

Герцог Брауншвейгский, см. Карл-Вильгельм-Фердинанд

Герцог Лианкур, см. Ларош­фуко-Лианкур Франсуа де

Герцог Орлеанский, см. Луи Филипп (II) Жозеф

Герцог Саксен-Тешенский, см. Альберт Казимир Август Саксонский

Герцог Шартрский, см. Луи-Филипп I

Горса Антуан-Жозеф (1752—1793) — 401, 680, 697, 740, 808

Граф д’Артуа, см. Карл X

Граф Прованский, см. Людо­вик XVIII

Грав Пьер Мари де (1755—1823) — 323, 330, 332, 335

Гранжнев Жак Антуан (1750—1793) — 393, 401, 402, 740

Грегуар Анри (1750—1831) — 123, 195, 196, 526, 727

Густав III, король Швеции (1746—1792) — 227, 228, 278, 298, 328, 329, 394, 461, 665, 667

Гюаде [Гаде] Маргерит Эли (1758—1794) — 317, 325, 336, 349, 356—358, 377, 412, 425, 426, 471, 517, 518, 554, 560, 567, 626, 628, 641, 654, 690, 696, 704, 734, 736, 739, 740, 767—770, 783, 789, 794, 795, 797

Д’Арвиль Луи-Огюст-Ювенал дез Урсен (1749—1815) — 574, 576, 577, 579, 692, 713, 721

Д’Эгильон Арман де Виньеро дю Плесси-Ришелье (1750—1800) — 169, 187, 275

Д’Эльбе Морис Жозеф Луи Гиго (1752—1794) — 757, 758

Д’Эпремениль Жан Жак Дю­валь (1749—1794) — 97, 100, 102, 117, 134

Д’Эстен Жан-Батист Шарль-Анри Эктор (1729—1794) — 190, 191

Дампьер Огюст Анри Мари Пико (1756—1793) — 578, 582, 678, 692, 711, 712, 725, 727, 728, 730, 731, 759, 763

Дантон Жорж Жак (1759—1794) — 265, 284, 295, 358, 372, 401, 408, 409, 427, 431, 432, 443, 444, 447, 449, 450, 467—469, 471, 472, 474, 475, 479, 485, 511, 512, 515, 517, 520, 522, 524, 525, 530—532, 534, 538, 541, 542, 553, 554, 557—559, 561—564, 567, 590, 616, 650, 652, 666, 681 690, 694, 696, 699, 705, 707, 715, 717, 718, 720, 728, 732, 734, 738—740, 762, 764, 768, 770, 776, 777, 783, 786—789, 791—793, 801—803, 807, 808

Дебри Жан-Антуан-Жозеф (1760—1834) — 384, 385, 732

Делессар Антуан (1742—1792) — 306, 312, 318—321, 323, 329, 338, 466, 512

Делоне [де Лонэ] Бернар Рене де (1740—1789) — 151—153, 384, 385

Дельмас Жан-Франсуа (1754—1800) — 732, 800, 802

Демулен Камилл Люси Сем­плис Бенуа (1760—1794) — 144, 145, 180, 181, 284, 295, 305, 316, 372, 401, 403, 407, 427, 428, 515

Десез Раймонд де (1748—1828) — 632—634, 636, 653

Дефье Франсуа (1755—1794) — 690, 701, 704, 706

Дильон Теобальд (1745—1792) — 334, 335, 457, 458, 461, 489, 490, 492—494, 498, 501, 502, 509

Добсент Клод-Эммануэль (1743—1811) — 779, 789, 790, 802

Друэ Жан-Батист (1763—1824) — 270, 271, 275, 805

Дюбуа-Крансе Эдмон Луи (1747—1814) — 682, 684, 701

Дюбуке Луи (1740—1814) — 492, 494, 498, 499, 501

Дюваль Франсуа-Раймон (1756—1832) — 462, 500, 504

Дюма Гийом Матье (1753—1837) — 293, 357, 389, 390, 392, 425

Дюмурье Шарль-Франсуа (1739—1823) — 279, 315, 321—324, 327, 329—333, 335—341, 347—350, 353, 356, 379, 441, 456, 457, 459—461, 463—465, 470, 489—510, 516, 526, 543, 545, 547, 550, 551, 553—557, 573—584, 586—591, 627, 628, 668, 671—673, 675—680, 691—694, 697, 699, 703, 704, 706—708, 710—716, 718, 721—736, 738, 739, 768, 799

Дюпор Андриен (1759—1798) — 97, 165, 179, 182, 195, 212, 275, 281, 292, 352, 410, 411

Дюпор-Дютертр Маргерит-Луи-Франсуа (1754—1793) — 249, 304, 319, 320

Дюрантон Антуан (1736—1793) — 324, 330, 336, 342, 350

Дюрфор Амедей Брень Мало де, герцог Дюрас (1771—1838) — 266

Дюсо Жан-Жозеф (1728—1799) — 475, 515, 536, 808, 810

Дюшатель Гаспар-Северин (1766—1793) — 652

 

Жансонне Арманд (1758—1793) — 302, 317, 318, 322, 324, 325, 337, 412, 517, 518, 542, 556, 566, 648, 655, 675, 699, 704, 734, 736, 740, 803

Жирарден Александр Луи Ро­бер д’Эрменонвиль (1776—1855) — 293, 425, 426

Журньяк де Сен-Меар Фран­суа (1745—1827) — 481, 482

Жюинье Антуан Элеонор Леон Леклер де, архиепископ Парижский (1728—1811) — 133, 196

 

Инар Максим (1751—1830) — 307, 358, 384, 704, 732, 768, 769, 777, 779, 781, 785, 797, 807

 

Казалес Жан Антуан Мари (1758—1805) — 117, 164, 208, 220, 249, 644, 702, 727

Кайе де Жервиль Бон Клод (1752—1796) — 306, 318—320, 323

Калонн Шарль Александр де (1734—1802) — 89, 93—95, 97, 98, 221, 229, 256, 266, 267, 317, 352, 505

Камю Арман-Гастон (1740—1804) — 211, 212, 238, 524, 590, 693, 724, 726

Карл X, граф д’Артуа (1757—1836) — 98, 156, 163, 203, 266, 317, 403

Карл-Вильгельм-Фердинанд, герцог Брауншвейгский (1735—1806) — 379, 415, 417, 423, 424, 463, 490, 497, 501, 502, 504, 505, 507, 517, 625, 695

Кателино Жак (1759—1793) — 753, 754, 757, 758

Керсен Арман-Гюи-Симон (1742—1793) — 377, 389, 527—529, 539, 631, 655

Кауниц Венцель Антон (1711—1794) — 298, 319, 322

Келлерман Франсуа-Кристоф (1735—1820) — 463, 491, 494—496, 499, 502—506, 508, 509, 545, 546, 551, 557, 591, 675

Кетино Пьер (1756—1794) — 757—759

Клавьер Этьен (1735—1793) — 324, 325, 330, 335, 336, 348, 349, 353, 444, 467, 549, 587, 592, 596, 663, 681, 735, 797, 810

Клеменс Венцеслав Саксон­ский, курфюрст Трирский (1739—1812) — 256, 298, 308, 312, 318, 591

Клери Жан Батист (1759—1806) — 510, 597, 598, 600, 621, 568—660

Клермон-Тоннер Станислас (1757—1792) — 129, 134, 142, 148, 149, 222, 411

Клерфэ Франсуа Себастьян Карл Иосиф (1733—1798) — 462, 492, 503, 547, 573—576, 578, 579, 589, 672, 709, 725

Колло д’Эрбуа Жан-Мари (1749—1796) — 515, 526, 553, 686, 700

Кондорсе Мари Жан Антуан Никола (1743—1794) — 293, 358, 392, 445, 519, 524, 542, 689, 697, 703, 722

Курфюрст Трирский, см. Кле­менс Венцеслав Саксонский

Кюстин Адам-Филипп (1740—1793) — 463, 544—547, 557, 591, 627, 628, 672, 675, 677, 731, 759, 764

 

Ла Бурдоне Анн-Франсуа-Огюстен (1747—1793) — 544, 574, 583, 588, 589, 717

Лазовский Клаудиуш Фран­цишек (1752—1793) — 401, 697, 704, 706

Лакост Эли (1745—1806) — 324, 330, 336, 350

Лакруа Жан-Мишель (1751—1820) — 590, 649, 715, 728, 732, 739, 768, 801, 808

Лалли-Толендаль Трофим Же­рар де (1751—1830) — 129, 139, 142, 147, 149, 155, 165, 167, 169, 170, 178, 181—184, 208, 249, 352, 378, 411

Ламет Александр Теодор Вик­тор де (1760—1829) — 129, 165, 179, 203, 204, 207, 226, 230, 232, 233, 236, 239, 254, 258, 259, 262, 276, 285, 292, 294, 304, 352

Ламет Шарль Мало Франсуа де (1757—1832) — 129, 165, 203, 204, 207, 222, 226, 230, 232, 233, 236, 258, 259, 262, 276, 292, 294, 304, 352

Ламурет Антуан Адриан (1742—1794) — 391, 392, 494, 628

Ланжюине Жан Дени (1753—1827) — 570, 630, 636, 637, 650, 696, 740, 782, 783, 804—807

Лантена Франсуа Ксавье (1754—1799) — 740, 807, 808, 810

Лапорт Арман де (1737—1792) — 269, 322, 466, 540, 620

Ларивьер Пьер Анри (1761—1838) — 338, 446, 771, 781

Ларошжаклен Анри дю Вержье (1772—1794) — 757, 758

Ларошфуко Луи Александр де (1743—1792) — 129, 148, 223, 304, 431

Ларошфуко-Лиан­кур Франсуа де (1747—1827) — 129, 153, 157, 411, 424

Ласурс Марк Давид (1763—1793) — 524, 529, 539, 563, 567, 728, 740, 741, 743, 775

Латур-Мобур Мари Виктор Никола де (1768—1850) — 273, 459

Лафайет Мари Жозеф Поль Ив Рош Жильбер дю Мотье (1757—1834) — 129, 148, 155, 157, 158—162, 166, 175, 181, 191, 198—205, 209, 214—219, 222, 226, 229, 233, 239, 240, 242, 246, 250, 252, 258, 259, 265, 267—269, 272—274, 282, 284, 286, 292, 295, 296, 310, 311, 313, 314, 316, 317, 332—335, 349, 352—354, 356—358, 361, 372, 375—379, 390, 392, 395—397, 411, 412, 424, 425, 427, 428, 430, 442, 447, 449, 450, 452, 455—464, 470, 489, 490, 497, 514, 518, 536, 555, 568, 694, 706, 718, 723, 725, 727, 730, 735

Лебрен Шарль Франсуа (1739—1824) — 445, 467, 541, 596, 663, 681, 701, 722, 797, 810

Лежандр Луи (1752—1797) — 358, 369, 515, 563, 617, 618, 622, 768, 774, 783, 785, 805, 810

Легарди Пьер (1758—1793) — 650, 740

Ленде Жан Батист Робер (1746—1825) — 698, 732

Леопольд Петер Иосиф Ан­тон Иоахим, император Свя­щенной Римской империи (1747—1792) — 228, 266, 278, 297, 298, 311, 312, 318, 319, 328, 355

Лепелетье де Сен-Фаржо Луи Мишель (1760—1793) — 659, 680, 778

Лескюр Луи Мари де Сальг (1766—1793) — 757, 758, 785

Луве де Кувре Жан Батист (1760—1797) — 295, 315, 316, 324, 359, 406, 515, 517, 554, 559—564, 567, 570, 628—630, 639, 688, 701, 705, 718, 740, 789, 803

Луи Филипп I, гер­цог Шартр­ский, король Франции (1773—1850)  — 577—579, 708, 710—712, 714

Луи Филипп (II) Жозеф, герцог Орлеанский, Эга­лите (1747—1793) — 99, 100, 112, 113, 134, 140, 144, 155, 166, 167, 185, 189, 193, 194, 203—205, 241, 244, 245, 258, 259, 280, 315—317, 515, 611, 629—631, 651, 706, 718, 721, 722, 727—730, 736, 738, 739

Людовик XVI, ко­роль Франции (1754—1793) — 89, 91, 92, 95, 107, 108, 110, 111, 114, 120, 126, 130, 139, 144, 150, 153, 154, 156, 157, 186, 201—203, 213, 215, 216, 218, 229, 236, 238, 245, 250, 251, 265—267, 269—272, 275—278, 280, 281, 286, 289, 291—293, 297—302, 304, 306, 309, 310, 312, 320—323, 325, 328—331, 335, 336, 338, 348, 348, 350, 351, 368, 369, 371, 373, 379, 389, 396, 397, 399, 411, 412, 414, 421—423, 434, 436, 440, 442, 443, 445, 465, 510, 523, 542, 543, 551, 571—573, 594, 597, 598, 600, 601—605, 607—612, 616, 618, 619, 621—625, 628, 631—643, 465, 647, 649—652, 654—662, 664, 666, 673, 675, 738, 750

Людовик XVIII, Луи-Стани­­слас-Ксавье, граф Про­ван­ский, король Фран­ции (1755—1824) — 98, 106, 214, 217, 257, 268, 277, 300, 301, 317, 727

Люкнер Никола (1722—1794) — 310, 313, 314, 353, 375, 376, 379, 389, 390, 396, 425, 456, 457, 461, 463

 

Майяр Станислас (1763—1794) — 194—196, 472, 476—478, 481, 485

Майль Жан-Батист (1754—1834) — 600, 650, 651, 653

Макк Карл Лайберих фон (1752—1828) — 713, 715, 716, 729, 730

Малле дю Пан Жак (1749—1800) — 351, 352, 417

Малуэ Пьер-Виктор (1740—1814) — 165, 206, 249, 279, 285, 286, 352, 411

Мальзерб Кретьен Гийом Ла­муаньон де (1721—1794) — 410, 624, 625, 632—635, 653, 654

Манда Антуан Галиот Грансе де (1731—1792) — 430—434, 442

Манюэль Пьер-Луи (1751/1753—1793) — 361, 375, 393, 395, 397, 401, 432, 443, 451, 453, 473, 479, 510, 515, 525, 526, 620, 622

Марат Жан-Поль (1743—1793) — 328, 337, 372, 403—405, 407—409, 427, 447, 449, 450, 452, 468, 471, 472, 484, 485, 489, 515, 517, 519, 522, 530, 531, 533, 534, 536—538, 541, 552, 553, 555, 556, 559—564, 567, 568, 572, 573, 580, 581, 588, 594, 617, 623, 626—628, 655, 676, 684, 686, 687, 690, 704, 717, 733, 734, 738—740, 742—744, 748, 761, 768, 769, 772, 774, 776, 786, 787, 794, 802, 808—810

Мария-Антуанетта, королева Франции (1755—1793) — 133, 155, 193, 201, 267, 352, 370, 435

Мария-Тереза-Луиза-Савой­ская, принцесса Ламбаль (1749—1792) — 486, 487

Мельян Арман Жан (1748—1809) — 486, 487

Мерлен из Тионвиля Антуан Кристоф (1762—1833) — 294, 338, 371, 392, 529, 563, 564, 624, 630

Мирабо Оноре Габриель Ри­кетти де (1749—1791) — 112, 113, 116, 119, 122, 123, 130—133, 136, 142—144, 149, 154, 157, 163, 165—167, 172, 176, 179, 181, 182, 184, 185, 187—189, 196, 199, 203—207, 210—212, 217—220, 223—226, 230—233, 244, 245, 248, 251, 252, 254, 255, 258—266, 276, 284, 295, 307, 322, 360, 385, 518, 544, 555, 620, 747

Миранда Себастьян Фран­сиско и Родригес де Эспиноза (1750—1816) — 496, 589, 678, 692, 699, 701, 709, 711, 736

Монж Гаспар де Пелюз (1746—1818) — 445, 467, 596, 675, 731

Монморен Арман Марк (1746—1792) — 144, 205, 217, 248, 249, 251, 265, 267, 306, 337, 338, 358, 424, 472, 478

Монтескью-Фезензак Анн Пьер де (1741—1798) — 360, 456, 547, 548—550, 557, 592

Мори Жан-Сифрен (1746—1817) — 164, 184, 208, 210, 220, 222, 223, 236, 239, 254, 265, 644, 702, 727

Моро де Сен-Мери Медерик-Луи-Эли (1750—1819) — 147, 153, 155

Мунье Жан Жозеф (1758—1806) — 127, 134, 138, 139, 143, 147, 149, 165, 167, 178—183, 196—199, 208, 245, 249

Мячинский Иосиф (1743/1750—1793) — 492, 509, 692, 711, 725

 

Нарбонн-Лара Луи-Мари-Жак-Альмарик де (1755—1813) — 306, 309, 310, 313, 314, 318—323, 411

Неккер Жак (1732—1804) — 89, 92—95, 103, 104, 106, 107, 116, 121, 126, 129, 133, 141, 142, 144, 148, 157, 161—166, 173—175, 178, 183, 187, 188, 194, 206—208, 230, 248, 249, 319, 411, 613

Нивьер-Шоль Антуан (1744—1817) — 748

Ноайль Людовик де (1756—1804) — 169, 275, 329, 330

 

Осселен Шарль Никола (1752—1794) — 407, 530, 532, 782, 797

 

Панис Этьен-Жан (1757—1832) — 358, 407, 408, 471, 489, 515, 519, 522, 532, 533, 558

Пасторе Клод-Эммануэль (1755—1840) — 384, 385, 392, 727

Паш Жан-Никола (1746—1823) — 574, 575, 586—588, 590, 595, 596, 631, 663, 675, 681, 687, 706, 734, 740, 748, 772—774, 776, 779, 780, 786, 801

Петион Жером де Вильнёв (1756—1794) — 195, 196, 273, 274, 279, 281, 296, 324, 336, 341, 360—364, 371—373, 375, 393, 395, 397, 398, 401—403, 406, 408, 413,  415, 416, 422, 423, 426, 427, 429, 431—433, 443, 447, 448, 450, 483, 485, 487, 515, 519, 523—525, 539, 542, 553, 555, 558, 560, 563, 571, 588, 594, 619, 620, 624, 631, 648, 655, 681, 689, 701—703, 736, 740, 748, 803

Питт-младший Уильям (1759—1806) — 263, 278, 665, 666—669, 676, 769, 794

Помпиньян Жан-Жорж, архиепископ Вьеннский (1715—1790) — 129, 135, 148

Принц Кобургский, см. Фрид­рих Иосия Саксен-Кобург-Заафельдский

Принц Конде, см. Бурбон Луи-Анри-Жозе

Принцесса Ламбаль, см. Ма­рия-Тереза-Луиза-Савойская

Птижан Пьер Лазар (1748—1794) — 586, 588, 676

 

Рабо Сент-Этьен Жан-Поль (1743—1793) — 524, 640, 771, 784, 789, 794

Рамон Луи де Карбонньер (1755—1827) — 293, 365, 366, 377, 378, 392

Ребекки Франсуа Трофим (1744—1794) — 519, 530—532, 559, 564

Редерер Пьер Луи де (1754—1835) — 364, 426, 431, 433, 436, 437

Робеспьер Максимилиан Фран­суа Мари Исидор де (1758—1794) — 195, 209, 279, 281, 284, 285, 295, 315, 316, 322, 324, 326, 359, 361, 372, 405—409, 427, 447, 449—451, 455, 515—517, 519, 520, 522, 523, 530—534, 538, 542, 558—565, 567—572, 574, 608, 617—620, 623, 626—628, 641, 642, 647, 652, 654, 675, 676, 682, 684, 686, 690, 691, 697, 705, 717, 718, 719, 732—740, 744, 762, 766, 772, 779, 785—787, 798, 799, 802

Робеспьер-младший Огюстен Бон Жозеф де (1763—1794) — 515, 563, 564, 567, 742, 805

Ролан Жан Мари де Ла Платьер (1734—1793) — 324—326, 330, 335, 336, 342, 347—349, 353, 358, 359, 403, 406, 408, 444, 467, 468, 482, 483, 485, 495, 512, 517—519, 527, 539, 541, 542, 550, 554, 558—560, 563, 564, 567, 570, 574, 575, 595, 596, 615, 617, 620, 626, 628, 630, 631, 663, 681, 690, 735, 738, 748, 789, 797

Ролан Манон Жанна де Ла Платьер (1754—1793) — 325, 342, 517, 518, 541, 554, 596

Ромёф Жан Луи (1766—1812) — 269, 272

Рошамбо Донасьен-Мари-Жозеф де Вимё де (1755—1813) — 310, 313, 314, 333—335

 

Салль Жан-Батист (1759—1794) — 560, 639, 640, 686, 688, 740

Сантерр Антуан Жозеф (1752—1809) — 258, 284, 358, 361, 363, 365—368, 370, 371, 401, 416, 427, 431—433, 442, 453, 479, 483, 485, 513, 556, 563, 564, 599, 623, 656, 657, 660, 685—687, 702, 703, 738

Сен-Жюст Луи-Антуан (1767—1794) — 607, 608, 619, 623, 630, 637, 638

Сен-При Франсуа Эммануэль Гиньяр де (1735—1821) — 144, 191, 244, 249

Сент-Юрюж Виктор Амедей де (1750—1810) — 180—182, 366

Серван Жозеф (1741—1808) — 335, 336, 340, 341, 348, 349, 353, 359, 403, 444, 467, 470, 495, 541, 574, 586, 592, 675, 735

Сийес Эммануэль-Жозеф (1748—1836) — 104, 122, 124, 132, 136, 149, 166, 167, 172, 178—180, 211, 212, 542, 689

Сомбрейль Шарль Франсуа де Виро де (1727—1794) — 150, 480

Стоффле Никола (1751—1796) — 753, 757, 758

 

Талейран Шарль Морис Пери­гор де (1754—1838) — 210, 242, 248, 263, 304

Тальен Жан-Ламбер (1767—1820) — 525, 532, 536, 624, 625, 655, 806

Тарже Ги-Жан-Батист (1733—1806) — 119, 624

Тронше Франсуа Дени (1723—1806) — 275, 624, 625, 633, 653

Турзель Луиза Елизавета де (1749—1832) — 267, 268, 273

Тьерри Марк Антуан де (1732—1792) — 412, 414, 478

Тюрио де Ла Розьер Жан Алексис (1753—1829) — 455, 628, 629, 682, 686, 792

 

Фабр д’Эглантин Филипп Фран­суа Назер (1750—1794) — 515, 553, 563 

Фавра Тома де Маши де (1744—1790) — 213—215, 219, 220

Ферран Жан-Луи (1755—1808) — 577, 725

Фирмон Эджуорт де (1745—1807) — 657—661

Флессель Жак де (1730—1789) — 146, 152, 153, 155

Фридрих-Вильгельм III, король Прусский (1770—1840) — 227, 228, 260, 298, 490, 508, 510, 676

Фридрих Иосия Саксен-Ко­бург-Заа­фельдский, принц (1737—1815) — 691, 707, 709, 716, 729, 730

Фулон Жозеф-Франсуа (1717—1794) — 144, 157, 160—162, 355

Фурнье [Фурнье-Американец] Клод (1745—1823) — 358, 401, 427, 512, 704, 706

 

Шабо Франсуа (1756—1794) — 294, 338, 362, 392, 401, 402, 427, 437, 448—450, 515, 525, 536, 553, 564, 581, 624, 630

Шалье Мари Жозеф (1747—1793) — 748, 767

Шамбон де Монто Никола (1748—1826) — 350, 594, 681, 740, 783

Шаморен Феликс Мари Пьер Шенон (1736—1792) — 692, 709, 711

Шапелье Исаак Рене Ги Ле (1754—1794) — 149, 184, 212, 233, 259, 260

Шаретт Франсуа Атаназ де Ла Контри (1763—1796) — 756—758

Шометт Пьер Гаспар (1763—1794) — 682, 685, 702, 761, 763, 770, 775, 777, 785

Штенгель Анри Кристиан Мишель де (1744—1796) — 503, 509, 588, 692, 697

 

Эбер Жак-Рене (1757—1794) — 682, 685, 702, 776—780, 784, 785

Эгалите, см. Луи Филипп (II) Жозеф