1


Было утро в начале лета. Сверчок лежал в траве у своего дома и думал: «Как я доволен! Мне весело, и я доволен».
Светило солнце, и прямо над горизонтом плавали маленькие белые облачка.
Сверчок завалился на спину, закрыл глаза и стал трещать первое, что пришло на ум.
Вдруг он почувствовал в голове что-то странное. Такого с ним ещё ни разу не было. Это было какое-то тусклое чувство. И оно заполнило всю его голову.
Сверчок перестал трещать и прислушался.
Кругом было тихо.
«Оно молчит, — подумал он. — Оно не пищит, не жужжит и не хрустит».
Однажды в его голове что-то пищало, и в глазах у него как-то раз было жужжащее и хрустящее ощущение, но его можно было услышать, и поэтому оно не казалось сверчку странным.
Он постучал себя по голове.
— Эй! — сказал он.
Вокруг по-прежнему было тихо.
«Какое тяжёлое чувство», — подумал сверчок. Ему показалось, что его голова стала в два раза тяжелее, чем обычно.
«Всё из-за этого чувства», — подумал он.
Он нахмурил брови и почесал в затылке. Ничего не изменилось. Он немножко попрыгал и потряс головой. И опять ничего не произошло. Тогда он крикнул: «Ах да!» и «Ой нет!» и «Ещё бы!», но странное чувство так и осталось странным чувством.
«Оно там застряло», — подумал он.
Сверчок посидел ещё некоторое время, почесал себя за ухом и посмотрел на небо. «Это непоколебимое чувство, — подумал он. — Так и есть». Он был не совсем уверен, но примерно знал, что такое «непоколебимый».
Сверчок положил голову на передние лапы. «От¬куда это чувство взялось у меня в голове?»
Он посмотрел по сторонам. Может, кругом были и другие чувства, которые незаметно прятались в кустах, чтобы вдруг влететь кому-нибудь в голову. Но ничего такого он не увидел. А кроме того, чувство было таким огромным, что в голове вряд ли уместилось бы ещё что-то. «Об этом волноваться не нужно», — подумал он.
Сверчок тихо сидел в траве перед домом.
«Это большое непоколебимое чувство, — думал он. — Если ко мне кто-нибудь зайдет, я могу сказать: “Привет, белка, или муравей, или слон, или кто там ещё, у меня в голове большое непоколебимое чувство”». Тогда бы они удивлённо посмотрели на него, а он сделал бы широкий жест лапой, взглянул на небо и сказал бы: «Да вот...»
Чувство начало давить с той стороны головы. Было очень неприятно. Сверчок опустил голову и уставился в землю.

12


Сверчок отправился в гости к сове, которая жила в самой тёмной части леса.
— Я мрачный, сова, — сказал он.
— Да, — сказала сова.
— Это такое чувство.
Сова кивнула.
Они зашли в дом и уселись в самом пыльном углу.
Сова показала сверчку книгу, где было написано всё о мрачности. О мрачных подозрениях, мрачных днях рождения, мрачных путешествиях и мрачном сахаре.
Сверчок увидел там и мрачные мысли.
— Это же мои мысли, — показал он на картинку.
Сова кивнула.
Потом она закрыла книжку, и они стали пить мрачный чай, который сова заварила по такому случаю.
Сверчок опустил плечи и стал смотреть в чашку.
— Да, это ужасно, — сказала сова. — Но есть кое-что гораздо ужаснее.
Сверчок поднял глаза. Об этом он не знал и даже не мог себе такое представить.
— И что же это? — спросил он.
Но отвечать сова не захотела.
— Не могу тебе сказать, — заявила она.
— Почему? — удивился сверчок.
— Потому что нельзя! — рявкнула сова и вдруг встала на голову, размахивая крыльями.
— Извини меня, — сказала она, снова встав на ноги. — Как только речь заходит об этом, мне непременно надо постоять на голове.
Она отряхнулась.
Сверчок уставился в чай.
Сова показала на книжку, стоявшую на самой верхней полке. Это была самая большая книжка в доме.
— В ней всё написано, — пояснила сова. — Но она просто неподъёмная.
— И это намного ужасней, чем мрачность? — спросил сверчок.
— Намного ужасней, — подтвердила сова. — Намного-намного ужасней.
Они замолчали и оба уставились в чай.
Потом сверчок пошёл домой.
Глубоко задумавшись, он брёл по лесу, пытаясь придумать что-то ужасней мрачности. «Наверное, это как медовый торт, только наоборот», — думал он. Каждый раз, когда он ел медовый торт, ему казалось, что на свете нет ничего вкуснее. Но в то же время он точно знал, что бывает что-то гораздо вкуснее, намного вкуснее. Только вот что это такое, он не знал.
Сверчок остановился. «Это было раньше, — по¬думал он. — Раньше медовый торт был самым вкусным на свете».
Он потёр лоб. «Но если есть что-то намного ужаснее, — подумал он, — то, может, моё мрачное чувство не так и ужасно».
Он постучал себя по голове.
— Привет, мрачное чувство, — сказал он. — Может, ты и неплохое...
Мрачное чувство как будто сжалось от испуга и запряталось подальше.
Солнечный свет ласково погладил сверчка и бес¬шумно пробрался к нему в голову. Сверчок стал думать о сладком медовом торте и праздничной суматохе, и при этом даже высоко подпрыгнул.
Но тут мрачное чувство снова заполнило всю его голову. Сверчок опустил взгляд и побрёл дальше.
«Неужасное всё равно ужасно, — думал он. — Очень и очень ужасно».



Услышав, что сверчок мрачный и что случилось это само собой, древесный клещ подумал: «А я вот всегда никакой».
Он никогда не был весёлым, сердитым, злым, невежливым и унылым. Насколько он сам мог вспомнить, он всегда был никаким.
С утра пораньше он собрался к сверчку. На спине он нёс трухлявую берёзовую веточку, от которой время от времени откусывал кусочек.
К полудню он добрался до дома сверчка.
Сам сверчок сидел на пороге, мрачно глядя в землю.
— Привет, сверчок! — поздоровался древесный клещ.
Сверчок поднял глаза и сказал:
— Привет, клещ.
Древесный клещ почесал в затылке и сказал:
— Я тоже хочу стать мрачным.
Сверчок удивлённо взглянул на него.
— Я никогда никаким не бываю! — завопил древесный клещ. — Никогда! — И топнул ногой. — Даже злым!
Сверчок кивнул, но ничего не сказал.
Древесный клещ стал перечислять, каким он не был: безропотным, неуловимым, беспечным, догадливым, доверчивым, добродушным, прожор¬ливым, настырным и внушительным.
— Я тоже совсем не такой, — сказал сверчок.
— Зато ты мрачный, — возразил древесный клещ.
Сверчок промолчал.
— А я — нет, — добавил клещ.
— У меня что-то в голове, — объяснил сверчок. — Мрачное чувство. Не знаю, как оно там оказалось.
Он стал рассказывать о мрачном чувстве и о том, что оно только ни делает: колотит, сверлит, пинается, бьёт, колется, скребётся, царапается, трёт там что-то на тёрке и шлифует шкуркой.
— Это ужасно, — добавил он.
— Но быть никаким ещё ужаснее! — закричал древесный клещ.
Сверчок замолчал, и некоторое время они просидели рядом в тишине. Сверчок ничего не предлагал, а древесный клещ не знал, о чём попросить. «Всё равно останусь никаким», — подумал он.
Когда стемнело, сверчок пошёл в комнату, чтобы лечь на кровать и смотреть в потолок.
Древесный клещ отправился домой. В сумерках он оглянулся по сторонам, чтобы проверить, нет ли где ещё одного мрачного чувства. И когда одно такое нашлось, он быстро схватил его и запихнул к себе в голову. Мрачное чувство поколотило и покололось немного, но оказалось слишком маленьким и вывалилось из головы.
— У меня ничего не получается! — крикнул древесный клещ. Мрачное чувство на минутку замешкалось, но потом исчезло в кустах.
Поздно вечером древесный клещ добрался до дома.
Он сел за стол у окна и подумал: «Я устал? — Нет, не устал. — Я расстроился? — Нет, и не рас¬строился. — Разозлился? Я подавлен? — Нет».
Он был никаким. «И навсегда останусь никаким», — подумал он.
Потом он заснул, а в его маленькую комнату заглянула огромная круглая луна.



20


«Я потерян, — думал сверчок. — Я потерян, я пропал».
Он сидел на пеньке посреди леса. Мрачное чувство колотило ему в лоб, как будто заблудилось в темноте.
«Когда ты мрачный, — думал сверчок, — ты не просто мрачный. Отчаявшийся, грустный, печальный, подавленный, одинокий. Мрачность всё это тянет за собой».
— Мрачный! — крикнул он вдруг ни с того ни с сего. Голос оказался глухим и унылым.
Его услышал ворон и опустился рядом на траву.
— Ты меня звал? — спросил он.
— Нет, — сказал сверчок.
— Вот как, — сказал ворон.
— Я мрачный, — рассказал сверчок. — Я, ворон, очень мрачный.
Ворон посмотрел на него и почесал в затылке. Потом нахмурил брови и стал ходить вокруг сверчка кругами. Он даже улёгся на спину, заглянул сверчку под крылья и внимательно осмотрел его шею.
— Вовсе нет, — сказал он. — Ты вовсе не мрачный.
— Не мрачный? — удивился сверчок. — Я ужасно мрачный.
— И речи быть не может, — сказал ворон.
— И речи быть не может?? — возмутился сверчок. — Я чудовищно мрачный!
Но ворон покачал головой:
— Ты ни капельки не мрачный.
— А вот и да!
— Не мрачный!
— Мрачный!
— Нет!
Они угрожающе наступали друг на друга и топали ногами.
— Да спроси хоть у муравья! — кричал сверчок.
— У муравья? — каркал ворон. — У муравья?
У меня надо спрашивать! Я в этом разбираюсь!
— Ты вовсе в этом не разбираешься! — визжал сверчок.
— Разбираюсь! — вопил ворон.
— А что же это тогда за чувство у меня в голове???
— Это воздух!
— Воздух? — закричал сверчок. — И ты говоришь, что это воздух?
— Тяжёлый воздух! — каркнул ворон. — Может, даже чёрный воздух! Но это воздух!
Сверчок ничего не ответил, у него подкосились коленки, и он упал на землю. При этом он стукнулся головой и заплакал. Слёзы текли ручьями прямо на траву и на чёрную землю.
— Воздушные слёзы, — шептал он.
— Да! — каркнул ворон. — Это воздушные слёзы! Наконец хоть сказал что-то умное! — И перелетел на нижнюю ветку бука. — Мрачный... — каркнул он ехидно. — Скажет тоже!
Сверчок долго и отчаянно всхлипывал, а ворон поднялся и, сердито каркая, исчез за деревьями.
«Значит, я не мрачный, — подумал сверчок. — Теперь я вообще ничего не понимаю».
Он хотел поднять крылышки к небу, но и на это не смог найти сил. Тогда он повалился на траву и остался лежать на спине.
«Я очень весёлый, — думал он. — Я стрекочу, я танцую, посмотрите...»
Но никто не видел, как он лежал на солнце в лужице из собственных слёз.



21


Слон написал письмо дубу:

Дорогой дуб!
Я бы очень хотел попросить вас об одной услуге.
Позвольте мне один раз забраться на вас, не падая.
Если вы не против, я расскажу всем вокруг, что вы — самое прекрасное, сильное и самое лучшее дерево на свете.
И что вы шумите и шелестите, как никто другой, и всё, что пожелаете.
Я готов рассказывать о вас всем на свете всё, что вам бы хотелось.
В остальном вы можете решить сами, как я спущусь вниз.
Главное — позаботьтесь о том, чтобы я не упал.
А я попрошу белку разрешить вам покачаться у неё на лампе.
Это самое прекрасное, что есть на свете, дуб!
И это не так, как падать, а совсем наоборот.
Слон.

Отправив письмо, слон уселся под дубом и стал ждать ответа.
Но ответ не пришёл.
Время от времени он поглядывал наверх и думал про себя: «Видимо, это «нет».
Когда он окончательно понял, что ответа не дождётся, он встал, прижал уши к голове, вздохнул и полез наверх.
«Ну, падать так падать», — подумал он.



31


Сверчок сидел в траве. Мрачное чувство у него в голове колотило палками.
Рядом сидел слон.
— Когда лезешь наверх, — сказал он, — никогда не бываешь мрачным. Это невозможно.
— Почему? — спросил сверчок.
— Такой закон, — объяснил слон.
— А когда падаешь? — спросил сверчок.
— Когда я падаю, — сказал слон, — мне больно. Но я не мрачный.
На лбу у него появились морщины, и он глубоко задумался.
— Нет, — сказал он потом, — и тогда я не мрач¬ный.
Сверчок промолчал.
— Мы могли бы залезть вместе... — предложил слон.
— А ты уверен, что от этого никогда не бываешь мрачным? — спросил сверчок.
— Да, — заверил его слон. — Совершенно уверен. Я — слон, никогда не был мрачным, когда лез на деревья, и даже тогда, когда падал вниз.
Скоро они уже карабкались на дуб.
— Ты первый, — сказал слон сверчку.
День был прекрасный.
— Замечательно лезем, — время от времени при¬говаривал слон.
Сверчок молчал. Мрачное чувство у него в голове раздобыло где-то свисток и теперь ужасно громко и ужасно фальшиво дуло в уши.
Когда они добрались до верхушки, слон сказал:
— Это здесь.
— Что? — спросил сверчок.
Но слон начал радостно трубить и размахивать ушами.
Мрачное чувство в голове у сверчка пыталось как можно дольше удержать самую пронзительную ноту. Сверчок закрыл руками уши, зная, од¬нако, что это не поможет.
Слон перестал трубить, почесал в затылке и ска¬зал:
— Я знаю, что ни в коем случае не должен вставать на одну ногу. Тем более на верхушке дуба. И уж совсем наверняка я знаю, что мне нельзя делать пируэты.
Он встал на одну ногу и стал делать пируэт.
— Но вот... — сказал он, пожав плечами.
И упал.
— Ух! — крикнул он и, пытаясь удержаться, ухватил хоботом сверчка за нос.
Когда через некоторое время они открыли глаза, у слона на затылке вырастала шишка.
— Но я не мрачный, — тихонько простонал он.
У сверчка были помяты крылышки и сломан нос. На спине были две шишки, а лапы не двигались.
— А я мрачный, — сказал он.
Теперь у мрачного чувства появился барабан, и оно барабанило как можно громче и торжественней посредине головы.
Слон взглянул на него и сказал хриплым голосом:
— Ну, тогда я не знаю.
Потом осторожно потрогал хоботом затылок и добавил:
— Ай-ай!
Сверчок попытался подняться и сбежать от грохота в голове, но это было невозможно.
— Может, тебе покачаться на белкиной лампе? — сказал слон. — От этого я тоже не бываю мрачным.
Сверчок снова попытался встать. Грохот в голове стал оглушительным.
Слон встал, отряхнулся и похромал в лес.
Сверчок остался лежать на спине, а мрачное чувство, не переставая барабанить, начало играть на каком-то тромбоне, громко, пронзительно и непрерывно. «Может, их там двое?» — подумал сверчок.



32


Сверчок постучался к белке. Наступал вечер.
— Да-да, — сказала белка.
— Это я, — сказал сверчок. — Мрачный сверчок.
— Заходи, — сказала белка, открыв дверь.
Сверчок зашёл в комнату.
— Хорошо, что зашёл, сверчок, — сказала белка. — Хочешь чаю? Или ещё чего-нибудь?
В голове у сверчка мрачное чувство играло на каком-то железном рожке, который сверчок никогда раньше не слышал. Звук был громкий и ужасно неприятный.
— Ничего хорошего, — сказал сверчок, — я мрачный.
— Присаживайся, — пригласила белка.
— Я хотел бы тебя попросить, — начал сверчок. — Не разрешишь ли ты мне покачаться на лампе?
— Конечно, — сказала белка.
— Может, тогда я перестану быть мрачным.
— Может.
Они пили чай.
— Ты слышишь? — спросил сверчок. В голове у него мрачное чувство превратилось в хор, который разучивал протяжную песню. Белка приложила ухо к его голове, но ничего не услышала.
Когда они допили чай, сверчок спросил:
— Можно мне сейчас покачаться?
— Можно, — разрешила белка.
Сверчок взобрался на стол, ухватился за лампу и начал раскачиваться. Белка присела на край кровати.
Какое-то время сверчок раскачивался молча. Мрачное чувство молча раскачивалось вместе с ним.
— Когда пролетаешь над столом, надо кричать «Привет, белка!» — подсказала белка.
Сверчок стал кричать «Привет, белка!» каждый раз, когда пролетал над столом.
— Надо сильнее раскачиваться, — сказала белка.
Сверчок стал раскачиваться сильнее.
— Ещё выше, — сказал белка и при этом незаметно вздохнула.
И тут сверчок вместе с лампой рухнул на стол. Стол сломался, и всё, что ещё могло болеть у сверчка, немедленно заболело.
Мрачное чувство, однако, то ли ликовало у не¬го в голове, то ли выстукивало вёселый ритм, — сверчок не разобрал, что именно оно делало.
— Мне очень жаль, — пробормотал он. — Мне очень жаль, белка.
— Ты всё ещё мрачный? — спросила белка.
Сверчок кивнул.
На развалинах стола и лампы они выпили ещё по чашечке чая.
— Мне очень жаль, — извинялся сверчок после каждого глотка.
— Ничего страшного, — каждый раз говорила белка и подливала ему чая.
В полночь сверчок пополз домой. Мрачное чувство у него в голове притихло. Но оно никуда не исчезло. «Собирается с силами», — подумал сверчок и вздрогнул, представив, что сможет сделать мрачное чувство с новыми силами.


37


Когда сверчок проснулся, светило солнце, а всё небо было синим.
Он попробовал встать, но мрачное чувство тянуло его обратно. Сверчок хотел было опять залезть в яму за домом, но потом остался лежать на спине, думая о болотах и метелях.
Через некоторое время он услышал шорох. Ветер просунул что-то под дверь. Маленькое красное письмо.
Он лежал ещё долго. Мрачное чувство грохотало в голове:
— Ты больше не можешь!
«Я больше не могу», — думал сверчок.
— И никогда уже не сможешь! — гремело мрачное чувство.
«И никогда уже не смогу», — думал сверчок.
Но потом всё-таки встал, поднял письмо и прочитал:

Дорогой сверчок!
Я слышал, что ты мрачный.
Я знаю, что тебе нужно сделать.
Ты должен выздороветь.
(Кто я такой — неважно.)

Сверчок перечитал письмо ещё раз. «“Кто я такой — неважно”, — раздумывал он. — Кто бы это мог быть?»
Он попробовал вспомнить неважных зверей. Комар? Ночная бабочка? Блоха? Корюшка? Рыба-лоцман?
«Все неважные, — подумал он, хотя не был в этом уверен. — Может, все немножко и важные».
Мрачное чувство дребезжало в голове.
«Я вот точно неважный, — подумал сверчок. — Я действительно неважный. Я — самый неважный из всех».
Но письмо написал не он.
Он перечитал его снова. «Ты должен выздороветь», — прочёл он. Что бы это значило? Он не знал. «Выздороветь, выздороветь...» — думал сверчок. Он с трудом припоминал, что когда-то знал, что это такое. Но теперь совершенно забыл.
Мрачное чувство трещало и скрипело. Сверчок подумал: «Вот что важно, это чувство...»
Он прочитал письмо ещё несколько раз и подумал: «Значит, я должен выздороветь... Так здесь написано».
«Может, это тайный язык?» — подумал он. Но если это так, то вполне может быть, что никто не знает, что означает «выздороветь».
Сверчок взял листок бумаги и написал на нём огромными буквами:

Я ДОЛЖЕН ВЫЗДОРОВЕТЬ.

И повесил листок на стенку.
«Может, я вспомню, если буду долго на него смотреть, — подумал он. — По крайней мере, это то, что я должен сделать».
К собственному удивлению, он вдруг подпрыгнул. Это был совсем маленький кусочек танца. Но всё-таки кусочек танца.
Мрачное чувство пришло в бешенство и стало носиться между лбом и затылком.
— Ш-ш-ш, — сказал сверчок.
Он снова и снова перечитывал слова на бумажке — пока солнце не спряталось за чёрной тучей и не полил дождь.



42


На следующий день сверчок отправился к жуку-доктору.
«Я должен выздороветь», — думал он.
Перед домом жука-доктора он увидел табличку с надписью:

НЕ МЕШАТЬ.
МЕНЯ НЕТ.
ЖУК-ДОКТОР.

Сверчок засомневался, но потом всё-таки постучался.
— Жук-доктор, — позвал он.
Из дома послышалось ворчание.
— Ты мешаешь, — сказал жук-доктор.
— Я мрачный, — сказал сверчок, — я такой мрачный... — И вошёл в дом.
— Да уж, — сказал жук-доктор. — Тебе уж точно надо выздороветь.
Он вышел из тёмного угла, ухватил сверчка за усик и три раза покрутил им над головой.
— Мрачный, да? — спросил он.
— Да, — пискнул сверчок.
Тогда жук-доктор отпустил его. Сверчок шмякнулся об стенку и упал на пол, весь измятый.
— Выздоровел, — сказал жук-доктор, ухватил сверчка за нос и выкинул его из дома. А потом громко захлопнул за ним дверь.
Сверчок остался лежать на пороге.
— Я выздоровел, — простонал он. Потом поднялся и попробовал подпрыгнуть. У него ничего не получилось, но он развеселился. Мрачное чувство исчезло.
— Выздоровел! — закричал он. — Я выздоровел!
Но тут мрачное чувство снова налетело на него, втиснулось в голову и заполнило её топотом и грохотом.
«Не надо было кричать, — подумал сверчок. — Надо было сразу же спрятаться. Тогда бы оно меня ни за что не отыскало».
Он сел на землю. «Теперь я ещё и расстроен, — подумал он. — Голова забита мрачным чувством, а всё остальное расстроено».
Он повалился набок и подумал: «Я больше не могу».
Но потом снова встал и решил: «Я должен вы¬здороветь! Я должен!»
Потом он посмотрел на табличку жука-доктора. «Значит, его нет дома», — подумал он.
Постучаться ещё раз он не решился, развернулся и отправился обратно в лес.
«Как же мне выздороветь?» — думал он.
А в голове у него мрачное чувство почесало себя в затылке и подумало: «Вот ведь вопросик...»
«Не плакать, — думал сверчок. — Сейчас не плакать. Надо держаться!»



43


В это же утро к жуку-доктору отправился слон. «С этим надо что-то делать», — думал он. Шишки у него теперь были даже на пальцах ног, на ушах, хоботе и животе. Не осталось ни одного места у не¬-
го на теле, на которое он бы ещё не успел упасть.
Качая головой и угрюмо поглядывая из-под бровей, он врезался в табличку у дома жука-доктора. Жук-доктор как раз сидел у окна и увидел слона. «Ну вот», — подумал он.
— Я больше не хочу падать, доктор, — сказал слон, уже зайдя в комнату. — Я никогда больше не хочу падать.
Жук-доктор смотрел мимо него вдаль, на маленькое белое облачко, висевшее над макушками деревьев.
— Я хочу чего-нибудь другого, — сказал слон. — Но вот чего? Если я лезу на дерево, то всегда падаю.
Жук-доктор зевнул.
— Вы мне поможете? — спросил слон.
— Плавать, — вдруг сказал жук-доктор. Потом потянулся и пошёл прилечь на кровать. И даже закрыл глаза.
Слон всё ещё стоял в дверях. «Плавать?» — думал он.
— Вы имеете в виду вместо того чтобы падать? — спросил он.
Жук-доктор ничего не ответил, повернулся на бок и ужасно громко захрапел.
Слон вышел из дома и в задумчивости остановился на пороге. Потом кивнул сам себе, со всех ног помчался к реке и плюхнулся в воду. «Значит, я хочу плавать», — подумал он.
Полный решимости, он поплыл вниз по течению. Ему всё время хотелось выбраться на берег, но он каждый раз качал мокрой головой и говорил себе: «Нет, я хочу плавать! Больше всего на свете я хочу плавать». «И ведь правда, — подумал он потом. — Я больше не падаю».
Когда уже стемнело, он добрался до моря.
На следующее утро он всё ещё плыл. Он ужасно устал и с большим трудом держал голову над водой. «Но я не лезу на дерево, — думал он. — А значит, не падаю».
Ближе к полудню ему повстречался кит.
— Привет, слон, — сказал кит.
— Привет, кит, — пропыхтел слон.
— Что ты здесь делаешь? — спросил кит.
— Я хочу плавать, — объяснил слон.
— Вот как, — сказал кит.
— Не хочу больше залезать на деревья, — рассказал слон. — Ты вот залезаешь на деревья?
— Нет, — сказал кит.
— А падал когда-нибудь?
— Падал?.. — сказал кит и надолго задумался. Он не знал, что такое падать, и наконец ответил: — Нет.
— Вот видишь, — сказал слон.
Кит пригласил его в гости и они отправились в далёкую бухту пить солёный чай с водорослями. Деревьев там не было. «Какое счастье», — подумал слон. А потом рассказал киту всё, что знал о залезании и падении.
— Ах... — говорил кит то и дело. — Как не¬обычно!
— Да, ещё как необычно! — кричал слон. А когда он стал рассказывать о дубе, липе и платане, то чуть не расплакался.
— На макушке дерева можно постоять, — сказал он.
— Да ну? — удивился кит.
— Да! — сказал слон. — И даже на одной ноге. На одной ноге, кит!
Потом он замолчал, глотнул ещё чая и сказал:
— Ну ладно, поплыву я дальше.
Кит помахал ему вслед.
Слон медленно поплыл дальше, к середине океана. «Плавать никогда не больно», — грустно думал он.


47


Сверчок лежал на кровати и смотрел в потолок.
В дверь постучали, и в комнату вошла белка.
— Привет, сверчок, — сказала она.
— Я ещё не выздоровел, — сказал сверчок.
— Понятно, — сказала белка и присела на стул у кровати.
С собой она принесла лампу и показала её сверчку. Но он покачал головой. Качаться на лампе он не хотел. Он ничего не хотел.
Белка пыталась трясти его кровать, открывала и закрывала окно, спрашивала, не хочет ли сверчок чего-нибудь. Но сверчок ничего не хотел.
— Ты ещё не уходишь? — спросил он через некоторое время.
— А ты хочешь, чтобы я ушла? — спросила белка.
— Нет, — ответил сверчок.
И белка осталась.
День был прохладный. Время от времени они слышали вдалеке глухой удар и крики «Ай!». А потом в лесу опять становилось тихо.
Просидев у кровати сверчка очень долго, белка вдруг почувствовала, что она может заглянуть к нему в голову и увидеть мрачное чувство. Оно оказалось большим и серым.
«Если постараться и быть очень осторожной, — подумала белка, — то, может, у меня получится его схватить».
Сверчок лежал на спине с закрытыми глазами и не шевелился. Белка очень осторожно встала, неслышно нагнулась, медленно протянула правую лапу и накрыла ею мрачное чувство.
Оно оказалось холодным и скользким.
Белка вздрогнула.
«Надо его схватить», — подумала она.
Она протянула другую лапу и осторожно положила её на мрачное чувство.
И схватила его.
— Что? — закричал сверчок. — Нет! Где? — И подскочил на кровати.
Мрачное чувство у него в голове ужасно сопротивлялось, но белка его не отпускала. Она тянула и тянула изо всех сил. Сверчок стонал и раскачивался. Белке пришлось собрать все свои силы, она почти отрывалась от пола и летала по комнате. Но лап не разжимала.
И тут мрачное чувство порвалось. Белка пролетела по комнате и с грохотом упала на пол, но в лапах у нее оказался большой кусок мрачного чувства. Сверчок тоже отлетел назад и ударился спиной о стенку у кровати.
Белка встала, показала сверчку скользкую, холодную штуковину и порвала её на тысячу кусочков, а потом вышла на улицу и закопала их.
— Оно не исчезло, — сказал сверчок, когда белка вернулась в комнату. — Но стало гораздо меньше.
И он очень серьёзно взглянул на белку.
Белка всё ещё не могла отдышаться и снова уселась рядом с ним.
Через некоторое время она попыталась схватить остатки мрачного чувства. Но оно стало таким маленьким, что теперь запросто могло спрятаться в тёмном уголке головы.
— Брось его, — сказал сверчок.
Когда стемнело, белка пошла домой.
По дороге она услышала из-под земли голос крота:
— Это что ещё такое?
— Мрачные кусочки! — крикнула ему белка. — Не трогай!
— Ага, — сказал крот и помчался рассказать дождевому червяку, что нашёл кое-что мрачное.
А белка тем временем быстро выкопала кусочки мрачности и стала рвать их мелко-мелко, пока они не превратились в пылинки, маленькие чёрные безвредные пылинки. Она дунула на них, и ветер понёс их так далеко, где никто не жил.
«Завтра попробую ещё что-нибудь», — решила белка и пошла дальше. Но что именно, она пока не знала.



48


— Как прекрасно думать, белка, — сказал однажды слон.
Было летнее утро, они с белкой сидели под бу¬ком.
Белка кивнула и стала думать о дальней дали и тушёных буковых орешках.
— Вот сейчас, к примеру, я думаю, что залезаю на дуб, — сказал слон. — Представляю, как забрался на нижнюю ветку.
Белка не ответила.
— А теперь я думаю, что добрался до половины. Так легко получается! — сказал слон.
Он стал размахивать хоботом и вскочил на ноги, размахивая ушами.
— А вот сейчас я как будто на самой верхушке дуба, — закричал слон. — Солнце сияет! Весь лес как на ладони! Привет, дрозд! Привет, ласточка! Привет, белка! Это я тебе кричу! А ты — маленькая точка! Ты в курсе?
— Нет, — ответила белка.
Она удобно откинулась на спину, продолжая мечтать о тушёных буковых орешках с мёдом и каштанами. По небу проплывало белое облачко, и белка довольно облизывалась.
— А сейчас я думаю, что не упаду и никогда больше не буду падать, — продолжал слон. — Думать — так просто! И никаких хлопот!
— Да, — согласилась белка.
— А теперь я стою на одной ноге на верхушке дуба и кричу, что я... — сказал слон.
И тут же замолчал. Белка заметила, что на лбу у него появились морщины и он стал испуганно озираться. А потом вдруг закрыл глаза и тихонько застонал.
— Ты о чём думаешь? — забеспокоилась белка.
— Ни о чём, &mda

И заболел кузнечик, совсем как человечек

20.09.2005

Автор: Елена Воробьева
Источник: Книжная витрина

Точнее, заболел сверчок. Герой книги нидерландского писателя Тоона Теллегена "Как выздоравливал сверчок" расхворался не на шутку. Недуг поразил бедное насекомое нежданно-негаданно. "Вдруг он почувствовал в голове что-то странное. Это было какое-то тусклое чувство. И оно заполнило всю его голову". Дальше больше: сверчок потерял сон, аппетит, его терзает по ночам желчный червяк. Сверчок становится мрачным, мир вокруг тоже мрачнеет с каждым днем. Обитатели леса, еще совсем недавно веселые и жизнерадостные, все чаще говорят о печали, всевозможных разочарованиях и пекут исключительно грустные торты. Кое-кто тут же пытается воспользоваться ситуацией и нагреть на ней лапы - открывается магазин, где к вашим услугам мрачности на любой вкус: пронизывающая зимняя, прогорклая желчная, острая ненавистная, душераздирающая блеклая и даже редкая благородная. И этот товар находит своего покупателя. Как видно болезнь, поразившая сверчка, оказалась весьма заразной. Кто же поможет бедняжке выздороветь? Добрый доктор Айболит не предусмотрен автором и поэтому вся надежда только на самого заболевшего и, конечно, на верных друзей, за которыми дело не станет.    Диагноз ясен - депрессия. Впервые мне встретилось описание этой распространенной напасти в форме сказки (история о царевне Несмеяне не в счет). Впервые вместо непонятных медицинских терминов - яркие сказочные персонажи со своими невероятными, но действенными советами и рецептами. Само определение депрессии дается в книге коротко и исчерпывающе: мрачное чувство, которое живет своей мрачной жизнью у вас в голове, не считаясь с вами. А если знаешь врага в лицо, то бороться с ним уже гораздо легче.    Книга написана очень душевно и трогательно, в ней прекрасно уживаются философия и юмор, привычные понятия получают новое, более глубокое и неожиданное осмысление. "Как выздоравливал сверчок" можно смело поставить на одну полку с известными трудами по психологии и психоанализу, а в случае появления первых признаков "мрачного чувства" немедленно приниматься за чтение.

Сказки о чувствах

15.09.2005

Автор: Анастасия Башкатова
Источник: НГ Ex Libris

"Вот, пожалуйста, элегантная мрачность… А это очень редкая благородная мрачность… Вот черная прозрачная… Пронизывающая зимняя… Прогорклая желчная… Душераздирающая блеклая…" В одной из сказок Тоона Теллегена так саламандра демонстрировала обитателям волшебного леса разные мрачности и предлагала их примерить - как одежду или украшение. В другой сказке точно так же мышь рекламировала разные сердитости, и кто-то у нее даже купил одну сердитость - "легкую, тонкую, светло-розовую"… К чему я это рассказываю? Да к тому, что и сам Тоон Теллеген тоже как будто предлагает своим читателям примерить на себя определенные чувства, а чаще всего - некоторые виды грусти. Грусть в разных ситуациях может по-разному ощущаться, принимать то более светлые, то более темные оттенки, и в конце концов превращаться во что-то такое намешанное и запутанное, что одним словом и не объяснишь. Грусть светлая, бархатистая, навевающая воспоминания - история про слоненка Прохора. Необычный мир: вместо людей - слоны, о таком диковинном чудище, как человек, можно прочесть только в сказках-страшилках. Слоненок Прохор живет со своей мамой, которую сильно любит. И вот однажды все слоны (и Прохор в том числе) превратились в бегемотов, но чувства остались прежними: Прохор-бегемот так же сильно любит свою маму, как и Прохор-слон. Грусть колючая, как грубая шерсть, и неуютная - история про слоненка Потапа. Он жил среди людей, дружил с ними и мечтал, что когда-нибудь люди превратятся в слонов и тогда он перестанет быть не таким, как все. Но мечта его не сбывается. Грусть тяжелая, серая, изматывающая - сказка о том, "как выздоравливал сверчок". Как-то раз сверчок ни с того ни с сего разучился радоваться жизни, перестал весело прыгать и стрекотать, голова его словно отяжелела, а спина и плечи ссутулились под невидимой тяжестью. Сверчок потихоньку чах, и чем бы кончилась его депрессия - неизвестно, потому что однажды он проснулся и понял, что выздоровел. В тот же день депрессией заболел муравей, только этого никто не заметил. Итак, три грусти на выбор - три сказки для взрослых. Ну, и для детей, конечно, тоже, но взрослым как-то полезнее будет прочитать их. Прочитать, чтобы вспомнить давно забытое, поплакать над тем, над чем никогда не решался плакать, или, наоборот, посмеяться. Тут уж каждый сам для себя решит и, может быть, найдет в сказках Тоона Теллегена что-то исключительно свое, родное, знакомое.