ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


ГЛАВА ПЕРВАЯ


1

— Ты хочешь сказать, что никто не будет отвечать за эту гадость?! — кричал Храповицкий, яростно сверкая в мою сторону своими черными глазами. — Что можно вот так, запросто, вылить на меня ведро помоев и остаться безнаказанным?!
Орал он на меня уже минут семь. И судя по тому, что обвинения в мой адрес неприметно перетекли в живописание всех перенесенных им от меня страданий, конца пока еще не предвиделось. Когда он злился, его жесткое лицо с крупным ястребиным носом казалось хищным.
То, что Храповицкий являлся мучеником, делалось ясно после первого же взгляда на него: коричневый кожаный костюм от Гуччи, огненно-красная шелковая рубашка, золотые часы за сто двадцать тысяч долларов и кольцо с бриллиантом в шесть карат. Кстати, если вы не знали, то все настоящие мученики выглядят именно так.
Виктор, развалившись, сидел поодаль и наслаждался зрелищем моего незаслуженного унижения. Его изрытое оспинами лицо сияло и лоснилось от удовольствия. Он напомнил бы мне кота, если бы я хуже относился к кошкам. Злосчастную листовку, ставшую причиной скандала, притащил, разумеется, он.
Стояла солнечная середина апреля, любимое время провинциалов, когда уличная грязь уже подсохла, но город еще не накрыло летней жарой и пылью. Еще четверть часа назад ничто не предвещало взрыва. Мы мирно сидели втроем — Храповицкий, Вася и я. В кабинете Храповицкого, где стеклянно-стальной авангард праздновал свою победу над человеческим разумом.
Вася делился своими впечатлениями от пребывания в Париже, откуда он только что вернулся, привезя ворох светлых костюмов из новых летних коллекций. Он как раз дошел до того волнующего момента, когда он, Вася, в два часа ночи, будучи совершенно пьяным, оставил жену в номере «Ритца» и, под предлогом отправки нам с Храповицким срочного факса, поперся в розовом халате и таких же шлепанцах на Вандомскую площадь. Узнать у таксистов, кому тут, в Париже, надо дать денег, чтобы снять телок из «Мулен Руж».
Кому в Париже нужно дать денег за телок из «Мулен Руж», мы так и не узнали. Потому что в эту минуту появился Виктор. Расхлябанно-скучающий, в обвислом джем¬пере, как вечный укор пламенно-праздничному Храповицкому и франтоватому Васе. Зато с листовкой. Торжествуя, он положил ее на стол Храповицкому. Тот пробежал глазами заголовок. И понеслось!
Я внимал убийственной характеристике моих нравственных качеств, содрогался и размышлял сразу в двух направлениях. Рискнут ли принять человека с таким набором пороков, например, в тюрьму? И что удобнее: тюремные нары или храповицкие пластиковые красные кресла?
Но конец имеет даже перечень моих злодеяний. Судя по тому, что голос шефа постепенно утрачивал первоначальную страстность, буря стихала. К вящему огорчению Виктора, который, видимо, в глубине души надеялся, что вся сцена закончится моим зверским убийством. Как минимум. Может быть, он даже готовился, подобно Ахиллесу, кататься на своем желтом «Порше» вокруг нашего административного здания. Волоча мой печальный труп, привязанный за ноги к заднему бамперу. В назидание другим директорам нашей компании.
— А в чем, собственно, дело? — очнулся беспечный Вася. Скандал его напрямую не касался, и все время, пока Храповицкий жег меня глаголом, Вася был занят углубленным изучением золотой дюпоновской ручки с камнями, которую он приобрел в Париже.
— Ты сам прочти! — отрубил Храповицкий, поднимая газету, которую перед этим неосмотрительно швырнул на пол.
Вася раскрыл газету, поправил очки в тонкой золотой оправе и прочел вслух с выражением:
— Храповицкого я посажу в клетку и выставлю в центре города, как разбойника с большой дороги!
Храповицкий вновь взревел. Вася выронил газету и испуганно захлопал глазами.
— Это как же так?! — ужаснулся он. — За что?! Кто это придумал!
— Это боевой листок нового кандидата в мэры Нижне-Уральска Романа Бомбилина, — пояснил я с деланной бодростью. — С его программным заявлением. По-моему, довольно доходчиво.
Мне и впрямь так казалось. Возможно потому, что Бомбилин ничего не говорил обо мне. Проблема Храповицкого заключалась в том, что при появлении любой нелестной для него газетной публикации у него отказывало чувство юмора. У него вообще была аллергия на критику.
— Какой Бомбилин?! При чем тут Нижне-Уральск? — продолжал кудахтать Вася, округляя глаза. — Они что там, с ума посходили в этой дыре?
— Это не они сошли с ума, — рявкнул Храповицкий, опять впиваясь в меня злобным взглядом. — Это я сошел с ума! Когда давал деньги на избирательную кампанию этого придурка. И за это он посадит меня в клетку!
— Зачем же мы даем ему деньги? — возмутился Вася.
— Потому что так посоветовал наш великий специалист по политическим махинациям, — негромко и ядовито вставил Виктор, кивая в мою сторону. — Кто еще мог откопать такого идиота!
Кстати, если уж речь зашла об идиотах, то ни Виктора, ни Васю я не откапывал. Это сделал за меня Храповицкий, в чем я его, между прочим, не упрекал. Я входил в его положение.
Конечно, пресс-секретарь Храповицкого все равно до¬ложил бы ему о вчерашнем выступлении нашего кандидата. Но случилось бы это позже. В мое отсутствие. И низость Виктора в моих глазах не оправдывалась его застарелой неприязнью ко мне. Скорее я был склонен считать это отягчающим обстоятельством.
— Ничего не понимаю! — признался Вася, в отчаянии разводя руками. — Стоило мне уехать на две недели, как вы черт знает что натворили!
Со стороны Васи это было дерзкое заявление. Честно говоря, местопребывание Васи никак не влияло на положение наших дел. Во-первых, потому что он с принципиальной убежденностью не появлялся на работе трезвым. А во-вторых, потому что политика и бизнес не входили в сферу его насущных интересов, сосредоточенных по преимуществу вокруг дорогих машин, недорогих женщин и недвижимости за границей.
Я решил, что мой черед пришел. И, не торопясь, приступил к отмщению.
— Видишь ли, Вася, — нарочно не глядя в сторону Виктора, заговорил я в утомленной манере учителя, объ¬ясняющего что-то нерадивому ученику. — Примерно с полгода назад мы осуществили исключительно удачную сделку. А именно, приобрели акции азотного комбината.
— Что-то припоминаю, — кивнул Вася, не сводя с меня встревоженного взгляда своих карих глаз.
— Этот выдающийся бизнес-проект имел лишь один существенный изъян. — Я сделал паузу, подождал, пока лицо Виктора начало краснеть и оспины проступили на нем сильнее. — Нам досталось только тридцать два процента, что, хоть убей, меньше контрольного пакета. Ровно на восемнадцать процентов плюс одна акция. Наверное, мы рассчитывали на то, что, полежав в наших сейфах, акции начнут размножаться. Как кролики. Но они почему-то не размножились.
Виктор сделался багровым. Он убрал ноги с кресла напротив, нервно схватил со стола какой-то документ и уставился в него так, как будто это была подробная инструкция по разведению кроликов и превращению их в акции.
— Да, — огорченно подтвердил я, упорно не замечая его реакции. — Жаль, конечно. Но больше их не стало. Еще шестнадцать процентов находятся у людей, готовых нам их продать, но это не меняет картины. Двадцать пять процентов оказались у Хасанова.
— Какого Хасанова? — наморщился Вася. — Это того, который в Нижне-Уральске полгорода скупил?
— Неприятный парень, — вставил Храповицкий. — Просит за свои бумаги больше, чем стоит весь комбинат. Вряд ли мы с ним договоримся.
— А остальными акциями владеет мэрия Нижне-Уральска, — вернулся я к прерванной теме. — И мэрия вообще не желает вести переговоры. Поскольку не получала соответствующих указаний от директора автомобильного завода. А без его приказа в тамошней мэрии, как известно, даже мухи не летают. Таким образом, вложив полгода назад больше двух с половиной миллионов долларов, мы не получили взамен ничего. Ни копейки. И о том, что творится на комбинате, мы знаем лишь из отчетов его руководства, которые поступают к нам не очень регулярно.
— Черт! — не удержался Вася, хлопнув ладонью по столу так, что хрустальная пепельница подпрыгнула и звякнула о стеклянную столешницу. — Какой же дурак все это придумал?!
Ударная сила Васи заключалась в том, что он никогда не понимал до конца своей роли в подготовленных мною актах возмездия Виктору.
В лице у Виктора что-то дернулось. Он бросил документ на стол и в ярости уставился на безвинного Васю.
— Это я придумал! — прошипел он. — Я! И это был отличный проект, что бы тут ни нес наш доморощенный гений. Никто же не знал, что так получится с акциями!
— Но получилось-то глупо! — не сдавался Вася. — Я не хотел тебя обижать, Виктор, — добавил он ворчливо и поправил новый галстук в узорах. — Но надо же искать выход из положения!
Виктор не хотел искать выход из положения. Он хотел терзать мой труп. Я посмотрел на него с состраданием, но все-таки решил его добить.
— Именно поэтому, — неторопливо продолжил я, — я и предложил принять небольшое участие в начавшихся в Нижне-Уральске выборах мэра.
— Постой, постой, — нахмурился Вася. — Я как-то пропустил этот момент. То есть там идут выборы, и мы надеемся их выиграть, так?
— Не совсем, — ответил я. — Выиграть выборы в Нижне-Уральске мы не можем, для этого мы там недостаточно сильны. Мы пытаемся повлиять на их исход. На сегодняшний день там два основных кандидата: действующий мэр Силкин и его заклятый враг Рукавишников. Силкину помогает автозавод, на котором работает половина нижнеуральских аборигенов. Рукавишников — депутат губерн¬ской думы...
— Рукавишникова, между прочим, поддерживает наш друг губернатор! — Виктор попытался взять реванш, упрекая меня в измене корпоративным интересам.
Это было правдой. Администрация завода упорно не пускала губернатора грабить подчиненное ей предприятие. Не потому, что отличалась повышенной честностью, а потому, что успешно делала это и без него. В отместку губернатор им всячески вредил.
— Боюсь, Виктор, ты единственный человек, кто интересуется тем, кому в Нижне-Уральске отдает свои предпочтения губернатор, — парировал я. — Завод платит в областной бюджет треть всех денег губернии. И объяснять местным жителям, что губернатор важнее директора завода, — все равно что предлагать посадить в клетку тебя вместо Храповицкого. Любопытно, конечно, но не серьезно. Губернатор там может поддерживать пьяных на улицах. А в их политике все решает автозавод. Кстати, финансирует Рукавишникова тоже не губернатор. А как раз Хасанов. С которым мы пока еще не нашли общий язык.
— И ты изобрел план? — догадался Вася.
— И я изобрел план, — скромно подтвердил я.
— Хорош план! — фыркнул Виктор. Он взмахнул сигаретой, уронил пепел себе на грудь и принялся его отряхивать. — Дать наши бабки какой-то дворняге! Которая на нас же за это и лает!
— Почти так, — кивнул я. — Пусть лает на всех, кто во власти: олигархов, политиков, бизнесменов, бандитов. Понимаешь, Вася. — Я по-прежнему обращался исключительно к Васе, хотя видел, что Храповицкий тоже внимательно слушает, разглаживая свои кустистые брови. — И Рукавишников, и Силкин — чиновники, которых народ терпеть не может и голосует за них от безысходности. Они неотличимы. Когда видишь их портреты, думаешь, что они живут с одной и той же секретаршей. А обывателю хотелось бы чего-то нового. Огненного. И я нашел пламенного трибуна.
— Люмпена! — презрительно бросил Виктор. — Безработного алкоголика!
— Бывшего алкоголика, — поправил я. — Он лечился. А безработным он стал, после того как администрация завода его уволила. Формально — за прогулы. На самом деле за агитацию против заводской верхушки, которую он обвинял в воровстве и коррупции. Чем снискал себе народную славу. И сумел создать на заводе общественную организацию, вроде добровольных профсоюзов, куда, кстати, входит несколько сотен человек. Организация называется «Трудовое единство» и издает свой боевой листок, который ты только что читал.
По Васиному лицу я видел, что он не вдохновлен нарисованным мною портретом.
— А зачем нам такой мэр? — подозрительно спросил Вася. — Мы же не трудовое единство. Да и не выиграет он сроду.
— Да нам не надо, чтобы он побеждал! — вновь терпеливо принялся разъяснять я. — Нам нужно, чтобы он набрал процентов десять голосов. И стал третьим. Повторяю по буквам. Третьим. В этих выборах кроме Силкина и Рукавишникова все равно участвует еще дюжина кандидатов, каждый из которых откусит по два-три процента. Это означает, что никому из главных соперников не удастся получить половину всех голосов. А по уставу Нижне-Уральска, если никто из кандидатов не набирает пятьдесят процентов плюс один голос, объявляется второй тур. Куда выходят двое победителей. И если нам повезет и мои расчеты окажутся верными, то мы сможем обменять во втором туре нашего Бомбилина, или, точнее, поддерж¬ку его избирателей, на интересующие нас акции. При этом нам абсолютно безразлично, с кем из двух торговаться: с Силкиным или Рукавишниковым.
— А что, — встрепенулся Вася. — Звучит неплохо!
Его глаза загорелись надеждой на возврат потерянных денег. Виктор окончательно скис и принялся что-то чертить на лежащей перед ним бумаге.
— Авантюра, конечно, чистой воды, — поморщился Храповицкий.
— Рискованно, согласен. Но еще не поздно отказаться, — заметил я лицемерно. Я понимал, что ничего лучшего никто из них все равно не придумает.
— Сколько у твоего кретина сейчас? — спросил Храповицкий, подаваясь вперед в кресле.
— Шесть процентов уже готовы голосовать за него, — ответил я. Что было небольшим преувеличением. Бомбилин пока едва набирал четыре. Но я в него верил.
— А у Силкина с Рукавишниковым? — ревниво осведомился Вася. Он покосился на шелковый платок в нагрудном кармане пиджака и щипнул его, придавая большую пышность.
— У Силкина двадцать пять. А у Рукавишникова — около двадцати. Довольно много народу еще не определилось.
— А в какую сумму в целом обойдется нам этот подпольщик? — забеспокоился Вася.
— Думаю, тысяч в триста долларов, не больше, — ответил я небрежно.
— А ты уже сообщил ему, как мы собираемся распорядиться его голосами во втором туре? — спросил практичный Храповицкий. Он не любил неясности.
— Зачем раньше времени подрезать ему крылья? Он только-только начал разогреваться. Необходимо, чтобы он верил в свою победу.
— А если он откажется поддержать того, кого нужно нам? — полюбопытствовал Виктор. Он не верил в успех и не скрывал этого.
— Тогда к нашим убыткам в два с чем-то миллиона нам придется добавить еще триста тысяч долларов, — пожал я плечами. — Иными словами, увеличить их на десять—двенадцать процентов.
— «Ламборджини» можно купить на триста тысяч! — сварливо произнес Вася, бросая взгляд на принесенный им цветной каталог спортивных автомобилей.
— Интересно, каким образом вы бы ездили втроем в двухместной машине? — поинтересовался я. — По очереди? Или вместе, как трехглавый змей?
— Ну ладно, хватит резвиться, — оборвал Храповицкий, которого перспектива езды на автомобиле вместе с пьяным Васей и надутым Виктором обрадовала не больше, чем угроза пребывания в клетке. — Я уже одобрил твой замысел. Выбирать-то, собственно, не приходится. Только учти. Если у тебя что-то не получится, то отвечать будешь своей зарплатой.
— Я, между прочим, не гарантировал успеха, — попробовал возразить я.
— А теперь гарантируешь! — прервал Храповицкий. — И в любом случае передай этому болвану, — он грозно повысил голос, — что если он еще раз упомянет меня публично, то я лично откручу ему голову.
— Он не заметит потери, — утешил я.
— Любишь ты отморозков, — саркастически заметил Виктор.
— Да, — признался я со вздохом. — Ничего не могу с собой поделать. Потому с вами и работаю.

2

Когда я утверждал, что затеял интригу с Бомбилиным лишь для того, чтобы исправить промах Виктора, допущенный при покупке акций, я, конечно же, лукавил. Сам по себе азотный комбинат мне нужен был не больше, чем Васины каталоги. Я даже не знал местонахождения этой конторы. Рисковать своей зарплатой и своим положением в фирме из-за какой-то разваливающейся собачьей конуры, разумеется, не стоило.
Но я не мог упустить возможность неожиданным ударом переломить рассчитанный ход выборов в чужом и неприступном городе. Идея выставить против финансовых гигантов политического хулигана была дерзкой и, на первый взгляд, совершенно безумной. Я загорелся.
Работа у Храповицкого подчас тяготила меня своим однообразием. Погоня за наживой, подобно эпидемии охватившая страну в первые годы новой русской революции, так и не стала смыслом моей жизни. В этом отношении я сознавал свою ущербность. Кроме того, тратить деньги мне всегда нравилось больше, чем их зарабатывать. И время от времени я испытывал необоримую потребность ввязаться в то или иное рискованное предприятие, даже если оно не сулило мне выгоды. Просто из любви к искусству.
С тех пор как я взялся за Бомбилина, мне приходилось бывать в Нижне-Уральске довольно часто, и, право, я не мог сказать, от чего меня мутило больше: от тоскливых индустриальных пейзажей, с облезлыми однообразными девятиэтажками и чахлыми загибающимися деревцами, или от бесхитростных нравов местных жителей, считавших спортивные штаны и кроссовки самой подходящей одеждой для вечера в ресторане, а выражение «слышь, ты!» наиболее уместным началом деловых переговоров.
Эта разбойничья автономия возникла на карте нашей многострадальной губернии лет пятьдесят назад. Кто-то в Москве, в правительстве, озаботился развитием автомобильной индустрии. И поскольку таковая в стране развивалась вяло, по причине своего отсутствия, то решено было срочно основать завод-гигант, способный обеспечить всю Россию отечественными машинами. Почему-то в душных и унылых уральских степях, где от безделья вымирали даже суслики.
Руководить возведением промышленного монстра согласились иностранцы. Стройку тут же объявили ударной. Добровольцам предлагались повышенная зарплата и даровое жилье. И со всей России сюда хлынул шалый кочевой народ.
Завод рос стремительно, и вскоре подавляющее число российских автомобилистов ездило на скверных, но дешевых машинах, им произведенных. Еще быстрее разрастался город, и население Нижне-Уральска уже приближалось к миллиону.
Сколько я себя помню, согласно официальным отчетам, автогигант каждый год терпел убытки, что отнюдь не мешало богатеть населению. Нижне-Уральск занимал одно из первых мест по стране сразу по двум показателям: уровню доходов и преступности. Флагман отечественной индустрии разворовывали еще в советские времена, грузовиками вывозили запчасти и продавали налево.
С наступлением демократии грабеж стал безудержным. Сегодня на одного коммерсанта здесь приходилось по пять бандитов.
Последние несколько лет криминальной жизнью города управлял известный уголовный авторитет Ильич, взявший под свой неусыпный контроль отгрузку завод¬ской продукции. То есть, оплатив партию автомобилей, вы не могли получить и одного колеса, не рассчитавшись с людьми Ильича за то, что вам позволяли вступить во владение вашей собственностью.
В Нижне-Уральске он был вторым по значимости человеком, после директора автомобильного завода. А может быть, и первым, если учесть, что за выгон директорских машин Ильичу тоже платили. Мэр, кстати, не был здесь даже третьим, поскольку ни директор завода, ни Ильич его в свою компанию не приглашали.
Так продолжалось несколько лет. Однако с полгода назад один из ближайших сподвижников Ильича, по прозвищу Ваня Ломовой, решил, что его огромный вклад в общее дело не оценен по достоинству. В течение долгого времени Ломовой кропотливо загонял под ильичевскую крышу местных барыг и безжалостно отстреливал недовольных. В конце концов, он потребовал себе равной с Ильичом доли. Вспыхнула ссора, и Ваня восстал. За ним ушла часть банд и толпа прикрученных им коммерсантов.
И Нижне-Уральск вздрогнул от новых бандитских войн. Всю зиму здесь убивали в среднем по три человека в неделю, не считая коммерсантов. К весне ситуация обострилась, и в войне наметился перелом. Ильич не сумел уничтожить Ломового сразу и теперь нес тяжелые потери. Несколько бесхозных бригад примкнули к Ломовому, который обещал им справедливый раздел завода и демократию на «стрелках», где раньше слово Ильича было законом.
Перехватив инициативу, Ломовой перешел в наступление. Он сумел купить верхушку местной милиции, в целом лояльно относившейся к тому, что бандиты выполняют ее работу, истребляя друг друга. Ваню исключили из списка особо опасных преступников, находящихся в розыске, что позволяло ему открыто появляться в городе и лично давить на бандитское сознание. Ильич же под угрозой убийства или тюрьмы вынужден был проявлять осторожность и постоянно прятаться. За обоими главарями шла беспрерывная смертельная охота.
На фоне уличных взрывов, беспорядочной стрельбы и завывания милицейских сирен в Нижне-Уральске месяц назад начались выборы главы города. Могущественная администрация автомобильного завода была на стороне действующего мэра Анатолия Силкина, доказавшего в прежний срок свою покорность. Ильич, не успевший обзавестить собственным кандидатом, в политический процесс не вмешивался.
Зато Ломовой участвовал в нем активно, причем на пару с Хасановым, который владел интересующими нас акциями. Хасанов был главным финансовым источником враждебных Ильичу банд. Через его фирмы осуществлялась торговля автомобилями, которые отгружали с завода бригады Ломового.
Хасанов и Ломовой готовились к захвату города и поставили на Рукавишникова, который был депутатом губернской думы от Нижне-Уральска. Видеть Рукавишникова мэром хотел и губернатор. Его бесила независимость заводской администрации. Но поскольку вмешаться открыто он не мог, как бы ему ни хотелось, да и помогать своим ставленникам он привык чужими руками, то он обратился с соответствующей просьбой к Храповицкому.
Пренебречь указанием губернатора было бы не корректно, но бороться за чьи-то интересы без всякой для себя выгоды мы не собирались. И Храповицкий, в свою очередь, поручил мне встретиться с Хасановым и провести с ним вежливые, но ни к чему не обязывающие переговоры.
Поэтому свои сегодняшние встречи мне предстояло начать с Хасанова, о чем я заранее и договорился с ним по телефону.

3

Главный офис Хасанова располагался на окраине, на стадионе, который он по бросовой цене купил у города, пообещав вкладывать деньги в развитие массового спорта. Не знаю, где после этого развивался спорт и занимались ли им нижнеуральские массы. Но на стадионе отныне проводилось лишь одно состязание — в розничной торговле.
Большая часть административных помещений сдавалась теперь Хасановым в аренду под коммерческие ларьки, продававшие все подряд: от сигарет и поддельного коньяка до пестрого копеечного тряпья с фальшивыми этикетками известных дизайнеровских фирм. Стадион превратился в дешевый рынок, и, несмотря на его отдаленность от центра, здесь всегда крутилось довольно много народу.
Стоянки для машин перед стадионом не было, и автомобили у входа бросали как попало. Тут же валялись груды мусора: раздавленные помидоры, кожура от бананов, пустые бутылки и мятые бумажные пакеты, плавающие в зловонных лужах. Оборванные и чумазые цыганята попрошайничали поблизости, приставая к прохожим.
Сам Хасанов, брезгуя своим доходным детищем, занимал два этажа в дальнем крыле с отдельным входом.
Запущенные грязные коридоры и обшарпанная лестница явно нуждались в ремонте. Зато, попадая на второй этаж в приемную Хасанова, вы сразу получали представление о размахе хозяина. Приемная была огромной, с паркетным полом, широкими кожаными диванами темно-коричневого цвета глубокими креслами и двумя низкими столами. На столах небрежно лежали цветные журналы, невзначай раскрытые на статьях, повествующих о разнообразной деятельности Хасанова на поприще бизнеса и благотворительности, обильно сдобренные его фо¬тографиями. На большинстве фотографий он был с телефоном. Этот ракурс наши лишенные фантазии фотографы обычно выбирают, когда хотят придать объекту важ¬ности.
Жеманная секретарша, с лопавшейся на пышной груди блузкой, сидела за полукруглым столом, заставленным всевозможной компьютерной техникой. Она осведомилась о моей фамилии и должности. Однако, записав и то и другое в блокнот, с места не сдвинулась, как будто интерес к моей персоне диктовался ее природным любопытством, а не необходимостью докладывать о моем прибытии начальнику.
Кроме меня в приемной уже терпеливо дожидалось несколько человек, судя по озабоченным лицам и папкам в руках, коммерсанты или подчиненные.
Расположившись на диване, я обратил внимание на сдвинутые в угол коробки, перевязанные праздничными ленточками, сваленные в груду картины в рамах и несколько корзин с цветами. Видимо, Хасанов сегодня принимал подарки по случаю какого-то торжества.
Телефон на столе секретарши зазвонил, она сняла трубку, два раза пропела «да, конечно, Федор Завидович», после чего небрежно кивнула мне на дверь, оставив коммерсантов томиться дальше. Они посмотрели на меня с завистью и уважением.
Я вошел в просторный и мрачноватый хасановский кабинет, с черной кожаной мебелью и черными шкафами, стены которого были обшиты деревянными лакированными панелями темного цвета. Особый колорит кабинету придавал стоявший на видном месте расписной кальян и висевшие на окнах занавески с пестрым азиатским орнаментом. Всю центральную часть кабинета занимал длинный стол для совещаний, сейчас нарядно уставленный открытыми бутылками, закусками и конфетами.
Хасанов поднялся из-за своего стола и, раскрыв объятия, с улыбкой засеменил мне навстречу. Он был маленький, юркий, черноволосый, с высоким лбом и живыми умными глазами, блестевшими под массивными очками в золотой оправе. Ни в его внешности, ни в стиле его кабинета не было ничего запоминающегося, если не считать кальяна и нелепых занавесок. Для его масштаба такая невыразительность выглядела странной. Обычно лю¬ди, добившиеся успеха, несут отпечаток несхожести с толпой.
— Дорогой друг, — затянул он характерным высоким татарским речитативом. — Как здоровье? Как здоровье Храповицкого?
Я видел его второй раз в жизни, и не был ему дорогим другом. Как, впрочем, и он мне. И, полагаю, меньше, чем здоровье Храповицкого, его интересовало разве что мое здоровье. Просто мы с Храповицким принадлежали к структуре, которая качала нефть, превращая ее в деньги. А он, как и все остальные, хотел качать их из нас.
— Выпьем за приезд? — продолжал он, обнимая меня за плечи и подводя к накрытому столу. Мне показалось, он уже был навеселе.
Фигура его имела нечто женоподобное. Плечи были узкими и покатыми, а бедра — слишком широкими, что подчеркивалось свободными брюками, зауженными книзу. Здороваясь, он энергично встряхивал руку, но ладонь у него была мягкой и влажной. Часы, как и все остальное в нем, были в тусклом новорусском стандарте: скучный «Патек Филипп» на золотом браслете.
Я поблагодарил, отказался от спиртного и попросил кофе.
Он вернулся на свое место, заглянул в небольшую камеру наблюдения, позволявшую видеть все, что происходит в приемной, и поднял трубку телефона.
— Эльвира, — недовольно начал выговаривать он секретарше. — Я же полчаса назад сказал тебе, чтобы ты выпроводила этих торгашей. Я их не приму сегодня. Я и так опаздываю. Пусть оставят подарок у тебя. Я потом по¬смотрю. Да, и принеси нам кофе.
Не дожидаясь ответа, он швырнул трубку на место. Очевидно, он чувствовал себя уверенней, лично регулируя поток посетителей.
— У тебя какое-то событие? — спросил я, кивая на бутылки.
— Да так, — с наигранной небрежностью отмахнулся он. — Небольшой юбилей. Мне сегодня сорок лет.
— Вот это да! — поразился я. — А я без подарка! Как же мы пропустили!
— Не знаю, — подхватил он, принимая обиженное выражение. — Я, между прочим, посылал приглашения. И тебе, и Храповицкому. Еще неделю назад, — уточнил он на всякий случай.
Я бы, пожалуй, охотно поверил в плохую работу нашей почты, но последняя фраза была явно произнесена для убедительности. Он говорил неправду. Никаких приглашений он нам не посылал, иначе в телефонном разговоре со мной эта тема бы как-то всплыла. Спорить я, конечно же, не стал.
— Ну, извини, — сказал я виновато. — С нас причитается.
— Деньгами отдайте, — быстро отреагировал он и за¬смеялся, показывая, что шутит.
Секретарша принесла кофе, и у него зазвонил мобильный телефон.
— Слушаю, — отрывисто и резко бросил он. — А можно ускорить этот процесс? Я не собираюсь ждать до бесконечности. Хорошо. Я даю вам еще два дня, а потом потребую возвращения всей суммы со штрафными санкциями. — И не прощаясь, отключился. Его мобильник, как и следовало ожидать, был последней модели, возможно, чей-то подарок. Он полюбовался им и бережно положил на стол.
— Обнаглели москвичи! — хмыкнул он, обращаясь ко мне.
— Поставки срывают? — из вежливости поинтересовался я.
— Да заказал себе из столицы охранников, — пожаловался он. — Восемь человек. — В его голосе мне послышалась хвастливость. — Деньги уже сумасшедшие заплатил, а агентство никак не может подобрать то, что мне нужно. У меня, правда, и требования высокие. Хочу взять офицеров ГРУ с опытом работы.
— Из-за войны с Ильичом? — Я попытался сбить высоту его запросов намеком на вынужденные обстоятельства.
— Да какой там Ильич! — поморщился он, словно говорил о надоедливом насекомом. — Кто он сейчас такой?! Я и знать его не знаю! Политика меня доконала!
Я понял, что он приближается к главной теме нашего разговора.
— Да, дорогая игрушка, — заметил я осторожно.
— Уже три с лишним миллиона вложил, — сообщил он сварливо. — И собираюсь потратить еще полтора. Меня интересует только победа.
Помощь на выборах от нас ожидалась материальная. И он заблаговременно повышал ставки. И все же лгать он мог бы и попристойнее. У него не было пяти свободных миллионов. Это было видно по всему. Я не поручился бы и за два.
— Как выросли цены, — сочувственно покачал я головой. — Мы-то там у себя в Уральске такие деньги и в глаза не видели. Собирались по простоте душевной предложить тебе миллион за твои акции.
Если уж мы заговорили о миллионах, мне хотелось бы знать, что нам обещают взамен.
— Акции? — рассеянно переспросил он. Он снял очки, протер их платком и близоруко поморгал. — Ах, ты про этот азотный комбинат? — Его интонация, вероятно, должна была показать, что таких предприятий у него несколько. Он опять надел очки. — Для меня сейчас эта сделка не имеет смысла. Когда мы выиграем выборы, я заберу в доверительное управление акции мэрии, причем бесплатно. И у меня будет контрольный пакет. Тогда уже я буду решать, управлять там самому или продавать всю эту шарагу целиком, по цене бизнеса.
— Разумно, — согласился я. — Но если ты проиграешь, то акции мэрии достанутся кому-то еще. И твои тогда будут стоить три рубля в базарный день. При условии, что ты еще что-то предложишь на сдачу.
Пожалуй, по первым минутам нашей встречи нельзя было определить, пытаемся ли мы прийти к соглашению или наскакиваем друг на друг

Олигарх на букву «Х»

00.00.0000

Автор: В. Топоров
Источник: Город, №8

Легко ли сочинять романы про опальных олигархов? Литература (пером ближайшего сподвижника Юлия Дубова) и кинематограф (в режиссуре Павла Лунгина и исполнении Владимира Машкова) превратили олигарха Бориса Березоского в Платона Еленина, – а британским, грузинским и, кажется, даже латвийским паспортом на это имя он обзавелся только впоследствии. Михаилу Ходорковскому никакой паспорт (да и бесхитростная справка об освобождении) в обозримом будущем не грозит – и уповать ему, нефтяному магнату и литературному меценату, остается только на магическую силу искусства. И оно не подводит: под тем или иным именем Михаил Борисович фигурирует и в апологетической прозе, и в еще более апологетической публицистике, и в неоднозначном, но ни в коем случае не осуждающем "узника совести" телесериале. И даже неизменно осторожный издатель Захаров (отказавшийся, в частности, от публикации "Записок кремлевского диггера") затеял сенсационный (по замыслу; об исполнении – ниже) проект "Кирилл Шелестов": "Описанные в этом романе события имели место, а скрывшийся под псевдонимом автор принимал в них самое непосредственное участие" – такие слова вынесены в преамбулу к роману "Пасьянс на красной масти", представляющему собой вторую часть трилогии о вертикальном взлете нефтяного магната Владимира Храповицкого. Причем уже здесь, на середине пути, а по времени – где-то в середине 90-х, – партнеры Храповицкого по бизнесу, с переменным успехом борясь с могущественным Ефимом Гозданкером, всерьез подумывают о бегстве за границу, тогда как сам олигарх, хоть и будучи наполовину евреем, такую возможность категорически отвергает. В третьей части трилогии он то ли свергнет, то ли полностью подчинит себе губернатора Лисецкого – хитрого лиса по вынесенному в фамилию определению, окончательно разберется с бандитами и с силовиками и, надо полагать, ближе к финалу переберется из мифического Уральска в Москву с тем, чтобы – уже во второй трилогии – войти в семибанкирщину, скупить Думу и прийти на прием к Путину без галстука; однако "прозрачностью" бизнеса он озабочен уже сейчас, в провинции. И еще один, типа чисто гамлетовский, вопрос мучает молодого жизнелюбивого короля нефтянки: "Убивать или не убивать?". Нет, не бандитов, с ними все ясно, а конкурентов по бизнесу. В "Пасьянсе..." он отвечает на этот вопрос положительно только в теоретическом плане, но полковника ФСБ на должность главы Службы безопасности уже берет. Повествование ведется от имени Антона Решетова – высокооплачиваемого специалиста-интеллектуала, но не совладельца компании. Решетов генерирует идеи, порой принимает участие в их реализации и ведет (как и все персонажи романа) бурную личную жизнь, но вообще-то он при крестном отце Храповицком всего лишь консильори. И вот он-то как раз категорический противник корпоративных убийств – даже в принципе. И поэтому, не исключено, пути его с Храповицким в дальнейшем разойдутся – и после сеанса магии мы получим ее полное разоблачение. Поживем, как говорится, увидим. Поверить в интеллектуализм Решетова мешает обыкновение издателя Захарова экономить на квалифицированном редакторе и корректоре. Конечно, русский язык очень труден, а иные вещи (как сказано в известном анекдоте) понять невозможно, их надо просто запомнить, – но все-таки "к А рд и о л о г и я" пишется через "а", а "к О р д е б а л е т" – через "о", и – пусть и при наличии проверочного слова "и н ф е к ц и я" – люди все-таки "и н ф и ц и р у ю т" друг друга, а не "и н ф е к ц и р у ю т", – ну и так далее, практически на каждой странице. Особая и отдельная беда – с грамматическим временем причастных оборотов: "жеманная секретарша, с л о п а в ш е й с я на пышной груди блузкой", "особый колорит кабинету придавал с т о я в ш и й на видном месте кальян", "с живыми умными глазами, б л е с т е в ш и м и под массивными очками"; все три примера с одной страницы, а их в романе всего 475. Уж не знаю, кому – редактору-консультанту Лене Бруни, корректору Ирине Корсаковой или самому издателю Игорю Захарову (с которым мы как-никак учились на одном и том же филологическом факультете) – следовало бы ознакомиться хотя бы со справочником Розенталя. Сюжет, как водится, сложен из кубиков; причем кубики все больше известные. Вдова (дочь) убитого бизнесмена решительно, но, увы, беспомощно рулит бизнесом и столь же неудачно мстит убийцам и у Юлии Латыниной, и у Оксаны Робски. Партнеров унижают, а их жен "пробивают", да и с властями ссорятся (и натравливают одних бандитов на других) у того же Дубова. Всенародно избранных губернаторов и мэров не коррумпирует, безвкусных хорОм себе не строит и девок в шампунях класса вдовы Клико хОром не купает только ленивый. Более или менее оригинальна лишь поездка в Амстердам: губернатор с нимфеткой кутят за счет олигарха с подручными, причем нимфетка ухитряется попасться на краже во время шопинга (в издательстве "Захаров" пишут: ш о П П и н г), а возлюбленная консильори прилетает на день, чтобы обеспечить себе алиби (у себя в Нижне-Уральске – не путать с Уральском – она заказала человека с говорящей фамилией Собакин, который позже – и не в пример успешнее – закажет ее саму), но, посетив секс-шоп, нежданно-негаданно избавляется от фригидности – раз и навсегда, но, увы, как вскоре выяснится, ненадолго. Чувствуется, что, если и не в Амстердаме, то в каком-нибудь "Интиме" мифический Шелестов определенно побывал. Еще есть в романе мэрские выборы с подставным кандидатом (из рабочих вожаков) Бомбилиным; бардак бандитский и бардак олигархический – с горькими сетованиями на их неразличимое сходство; международная афера с целью распилить бюджет губернии; есть градообразующий автозавод, хотя все, понятно, ездят на "хаммерах", а олигарх и вовсе покупает себе бронетранспортер; есть любовь с большой буквы, и контрольный пакет акций, и крутые "коммерсы", и прирученные менты, и обдолбанные иностранцы. Все это – в тех или иных пропорциях – можно найти в сотнях романов про "проклятущие ельцинские времена" – и не надо обладать никакой инсайдерской информацией, чтобы сочинить – на уровне рецензируемого сочинения – пятьсот или шестьсот первый. Оригинальность данной работы (как принято писать в преамбулах диссертаций) заключается в сознательной спекуляции на тех или иных этапах судьбы Ходорковского. Оригинальность – и претензия на сенсационность. Потому что в заключительной части трилогии Храповицкому придется-таки перейти от теоретизирования на тему кровопролития к той или иной практике. Но доживет ли проект "Шелестов" до тех пор? А если это не проект, а и впрямь консильори, "по принципиальным соображениям" разошедшийся с боссом, то доживет ли сам Шелестов? По логике его собственного повествования получается, что не доживет. Но мне почему-то кажется, что все закончится ко всеобщему удовольствию. И, заодно уж, отменят правила русского языка.

Кто на новенького?

00.00.2006

Автор: Ольга Костюкова
Источник: Профиль, № 15

Герои перекочевали из предыдущей книги Шелестова — «Укротитель кроликов». Выборы мэра Южноуральска, второго по величине города региона. Пост городского главы одновременно означает контроль над азотным комбинатом — крупнейшим предприятием региона. На должность мэра претендуют Силкин и Рукавишников, чиновники сопоставимой омерзительности, а также некто Хасанов — мелкий жулик, пытающийся играть в крупные политические игры. Головная боль главных героев — олигарха Владимира Храповицкого и его помощника, специалиста по связям с общественностью Андрея Решетникова, — на кого из них поставить.

Пасьянс на крови

00.00.0000

Автор: Галина Киреева
Источник: Версия, № 13

Недавно правительство закончило разработку законопроекта о налоговой амнистии. Если он будет принят Госдумой, то любой гражданин сможет задекларировать свои капиталы, накопленные в предыдущие годы, заплатив в бюджет 13% от них. Таким образом, все нелегальные доходы будут легко и просто отмыты с помощью родного государства, и все наворованное станет законной частной собственностью. Но остается открытым вопрос: каким путем и с помощью каких средств богатели те, для кого придуман такой удобный законопроект? Можно ли прощать, например, убийства ради 13% налогов?.. Самое удивительное, что и среди тех, кто приложил руку к становлению многочисленных криминальных империй (и ныне вполне респектабельно произрастающих на российской почве или уже давно плавно переместивших свои счета в зарубежные офшоры и банки), есть люди, которые готовы честно и правдиво рассказать о том, как же все это происходило на самом деле. И если уж подобная откровенность не приветствуется даже государственными чиновниками, то отошедшим от дел «серым кардиналам» приходится принимать и меры защиты своей жизни от бывших хозяев и соратников. И те, кто с радостью заткнул бы им рот раз и навсегда, становятся просто героями криминального романа. Вот только описана там самая что ни на есть реальная жизнь, и внимательного читателя не смутят ни измененные фамилии, ни перетасованный во времени порядок событий. Лихо закрученный сюжет и не пытается скрыть правду. Наоборот, он выставляет напоказ не только по-настоящему страшные действия сильных мира сего, но и отнюдь не благовидные мотивы их поступков. Конечно, речь идет о конкретной книге, а вернее книгах – «Укротитель кроликов» и «Пасьянс на красной масти» - первых двух романах, уже появившихся на полках магазинов из заявленной издательством «Захаров» трилогии. Действие происходит в некой губернии (так сам автор называет свой регион), элита которой – политическая, финансовая, и (не удивляйтесь!) бандитская – проводит в жизнь принцип «отнять и поделить». В книгах есть все: и политические интриги, и экономические схемы «законного обогащения», и криминальные разборки, и искореженная жизнью, но все же прекрасная любовь. И даже декларация «прав хищников», для которых закон не писан, а все люди вокруг – просто стадо кроликов. Но при всей внешней похожести на тонны современной криминальной литературы такого в России еще не было. Книги написаны необычайно талантливым человеком и читаются на одном дыхании. С документальной четкостью и убийственной иронией зафиксированы «быт и нравы» и губернатора, и городских чиновников, и воров в законе – от миллионных взяток и роскошных банкетов до контрольных выстрелов и подпольных оргий с дешевыми проститутками. Хозяева жизни ни в чем себе не отказывают и ничего не боятся. И среди них – автор книги и ее главный герой в одном лице. Самое интересное, что издателям, решившимся выпустить в свет столь скандально разоблачительные книги, ничего не известно об авторе, скрывающемся под псевдонимом Кирилл Шелестов. Общаться с ним приходится через его литературного агента, который к тому же живет за границей. Если автор, как он заявляет, был участником (а часто и инициатором) всех описанных событий, то можно понять, почему сейчас он не хочет раскрывать своего имени и местонахождения. Подобное поведение Шелестова более чем оправданно: ведь те, кто замешан, например, в убийстве тольяттинского авторитета Алика Гасанова и его жены Оксаны, документально описанном в романе очевидцем этих событий, вряд ли склонны с годами менять методы своих действий. Тем более ставки растут, и в следующей книге «губернские герои нашего времени» начнут дележ «нашего пирога». И вполне возможно, что Кирилл Шелестов затронет интересы гораздо более высоких действующих лиц. Зачем ему вообще понадобились подобные разоблачительные откровения? Ведь его доля добычи гарантирует ему, судя по всему, безбедное существование. Может быть, проснулись запоздалые муки совести или какая-то неизжитая обида? Вряд ли это когда-нибудь станет известно широкой общественности. Гораздо интереснее другое. Как отреагировали на появление книг Шелестова его персонажи? Ведь при желании можно вычислить фамилии и губернатора, и олигарха, и действующих лиц калибром помельче. Более чем вероятно, что и сейчас они живут и процветают, занимают высокие должности, улыбаются с телеэкранов, все так же носят шелковые рубашки и, возможно, продолжают жить по принципу кнута и пряника (выражаясь более современным языком, «ствола и бабок»). А если это так, то нам с вами по-прежнему уготована роль «дрессированных кроликов»… 

Таинственный автор

03.04.2006

Автор: 
Источник: www.NEWSru.com

Издательство "Захаров" выпустило вторую книгу трилогии "Губерния" автора, скрывающегося под псевдонимом Кирилл Шелестов. Остросюжетный триллер "Укротитель кроликов", действие которого разворачивается в середине 1990-х на фоне предвыборной кампании в крупном губернском городе России, вышел в декабре прошлого года. Самое удивительное, что издателям ничего не известно об авторе - общаться с ним приходится через его литературного агента, который живет за границей. Автор вынужден скрываться под псевдонимом, потому что описываемые им события происходили в действительности, больше того, он был их непосредственным участником. Талантливый литератор прошел весь путь, ведущий к титулу "олигарх". В начале 2000-х отстраненный от рычагов влияния, он вернулся к литературной деятельности, оставленной в свое время ради политики и бизнеса. Во втором романе Кирилла Шелестова "Пасьянс на красной масти" речь идет о кровавом переделе собственности. Лихо закрученный сюжет не пытается скрыть правду, а под вымышленными персонажами легко угадываются фамилии реальных людей. Действие романа происходит в некой губернии, элита которой - политическая, финансовая и бандитская - проводит в жизнь принцип: "отнять и поделить". В книге есть и политические интриги, и экономические схемы "законного обогащения", и криминальные разборки, и, конечно, любовь. Как пишет газета "Версия", автор с убийственной иронией описывает "быт и нравы" и губернатора, и чиновников, и воров в законе. Главным лейтмотивом проходит мысль, что так называемые "хозяева жизни" ничего не боятся и ни в чем себе не отказывают. И среди них - автор книги и одновременно ее главный герой. Во втором романе, в частности, подробно описано убийство тольяттинского авторитета Алика Гасанова и его жены Оксаны. Алик Гасанов был вице-президентом клуба "Мега-Лада" и считался одним из главных финансистов рузляевской преступной группировки. Кроме того, он дружил со многими городскими политиками и крупными менеджерами АвтоВАЗа. К концу 1996 года Гасанов владел пакетом акций крупнейшего тольяттинского универмага "Русь", он также купил на паях обувную фабрику "Лидер", рыбокомбинат "Садко" и завод по производству дисков "Слик". Установлено, что спонсировал Гасанова АвтоВАЗ. Именно связи с руководителями завода позволяли Алику брать машины на реализацию. В конце концов долг "Мега-Лады" перед ВАЗом достиг 6 млн долларов. 9 октября 1996 года Алик Гасанов был убит снайпером. Убийство до сих пор остается нераскрытым. 20 сентября 2000 года была убита вдова Алика Гасанова Оксана Гасанова-Лабинцева. Не было обнаружено ни одного свидетеля преступления. Экспертиза показала, что в момент убийства была расстреляна вся обойма пистолета "ПМ". Оксана Гасанова погибла от двойного ранения в голову и в грудь. Вполне возможно, Кирилл Шелестов затронет интересы еще более высокопоставленных лиц в своем третьем романе, который планирует выпустить издательство "Захаров". Издательство "Захаров" основано 1 марта 1998 года. Издает биографии и мемуары современников и выдающихся людей прошлого, романы классиков русской и зарубежной литературы и современных писателей и детективы. В частности, издательство выпустило серию суперпопулярных детективов Бориса Акунина об Эрасте Фандорине. http://www.newsru.com/cinema/03apr2006/schelestov.html

Кирилл Шелестов, Укротитель кроликов, Пасьянс на красной масти, Жажда смерти, Побег

29.12.2008

Автор: Spirit
Источник: http://finances-world.ru/load/23-1-0-391

Не так давно, по рекомендации хорошего знакомого прочитал книгу Кирилла Шелестова – Пасьянс на красной масти. Книга рассказывала о “лихих девяностых”, когда целые отрасли производства переходили из государственной собственности в частные руки. Бандиты, олигархи, коррупция, махинации и все, что так греет душу некоторым личностям, включая меня. Кто-то получает целые заводы, кто-то пьет водку и ждет зарплаты. Сей трагический, но крайне интересный период описывается в книгах этого автора. Много юмора, читать интересно. Атмосфера напоминает отечественный фильм “Олигарх”.     Все герои в книгах под псевдонимами, в том числе и Кирилл Шелестов. Место действия некий Уральск, это Самара, мой родной город. Храповицкий - Аветисян (до 01.07.2008 зам Чубайса), его холдинг это сначала Волгапромгаз, а потом и Самараэнерго, банк Потенциал - банк Солидарность, ну Лисецкий, понятное дело Титов, а сам г. Решетов, равно как и К. Шелестов, это г. Князев, раньше издававший газеты Все обо всем и Будни, потом работавший гендиректором ГТРК Самара. Нижнеуральск это Тольятти, автозавод и так, наверное, понятно.       Первая книга серии это “Укротитель кроликов”, в ней нас вводят в курс дела. Рассказывают об основных героях, их предысториях, о том, как они стали теми, кем стали. Вторая книга “Пасьянс на красной масти” повествует о политических махинациях с выборами, о проекте развития сельского хозяйства, с целью расхищения городского и областного бюджета, ну и как обычно о любовных похождениях главного героя. Третья книга, “Жажда смерти” повествует о крупных планах губернатора, московской политике, о планах и действиях по захвату холдингом крупной компании, начавшейся войне интересов и о многом другом. Последняя же книга, ”Побег”, продолжает тему войны интересов и битв за передел городской собственности, дела идут все хуже.      Начал читать я со 2й книги, тогда это была трилогия, книга “Побег” вышла недавно. Книга сразу увлекла своими подробностями, обсуждались политические и финансовые махинации, тонкости общения, конфликты и интересы. Читая как “разворовывается” муниципальный бюджет с помощью сельскохозяйственного проекта, завоза коров из Голландии я позже поразился. Дело в том, что в вузе, где я учусь на факультете экономики и управление есть человек, который ведет у нас статистику. Зачем он это делает никому не понятно, потому что он главный статист в дилерском аудио центре Самары, имеет несколько машин и т.д. В 90е видимо на месте не сидел, и поэтому тоже очень хорошо осведомлен обо всех делах и иногда на лекциях нам ведал различные интересности, вроде методов неуплаты НДС, подоходного налога, получения выгод с помощью экспорта и многое другое. Не для обхода закона разуметься, а так, для общего образования. И вдруг на уроке я слышу, что он упоминает про коров, которых завозили из Голландии, а я об этом как раз в этот день прочитал, и говорит, что принимал в этом, какое то косвенное участие, и прямо нам заявляет, что это использовалось для присвоения бюджетных денег. Прочитав три книги, случайно пересматривая знаменитые дебаты Лиманского и Тархова, в недавних выборах, замечаю, что Тархов дает Лиманскому и Соловьеву три книжки, и говорит “Вот тут вы можете почитать, что делал Лиманский с городом”, раньше я не обратил на них внимания, но теперь я заметил, что эти книги и есть автора – Кирилла Шелестова. В книге так же описываются ловкие политические комбинации, где выдвигается свой кандидат, и его голоса во 2ом туре меняются на необходимые акции азотного завода. И, конечно же, женщины, бандиты, убийства и прочие. Сейчас конечно другие времена, но знать свою историю я думаю должны все.