..Иные уж за мной гнались; но я тем боле
Спешил перебежать городовое поле,
Дабы скорей узреть — оставя те места,
Спасенья верный путь и тесные врата.
                             Пушкин


ГЛАВА ПЕРВАЯ


Выбор передо мной был прост: либо в тюрьму, либо
в разбойники. В тюрьму меня не тянуло. Оставались разбойники.
Конопатый камазист подбросил меня до Нижне-Уральска, дальше наши пути расходились. Он двинул в Челябинск, а я порысил в центр города, где располагался ночной клуб «Фантом», принадлежавший бандитам. Было шесть часов утра, холодный ветер насквозь продувал темные и безлюдные улицы, я был в пиджаке, без пальто, но внутри у меня все горело. На лбу то и дело выступала испарина. Временами мне казалось, что я слышу чьи-то шаги, что за мною гонятся; я оборачивался и невольно прибавлял ходу.
В клубе было тихо, как в морге, даже музыка не гремела. Я растолкал спящего охранника:
—    Срочно найди Быка и Ильича, скажи: Андрей приехал из Уральска.
Он начал что-то жевать на тему своей неосведомленности относительно названных лиц, но я, не дослушав, прошел в пустой бар, где выпил пару бутылок минеральной воды, пытаясь совладать с жаждой и лихорадочным нетерпением. Часа через полтора появился женоподобный молодой человек в прозрачной кружевной рубашке, представился администратором и повел меня в подвал,
в ту самую потайную комнату со скудной мебелью, где
я уже не раз бывал.
Посреди комнаты за столом сидел Ильич, огромный, грузный, но довольно бодрый для столь раннего часа. Он смерил меня настороженным взглядом исподлобья и поднялся, сразу сделавшись намного выше.
—    Ну, как дела? — осведомился он, больно встряхивая мне руку. — Нормально?
Это был не очень уместный вопрос. Если бы дела
у меня шли нормально, я не примчался бы к нему из другого города ни свет ни заря. Женоподобный администратор избавил меня от необходимости отвечать.
—    Что будете пить? — кокетливо поинтересовался он. — Шампанское, коньяк, виски? Можно коктейли соорудить, наши фирменные...
Ильич опасливо покосился на него: односторонняя сексуальная ориентация игривого администратора внушала ему недоверие.
—    Молока принеси, — велел он.
—    Чего? — не понял тот.
—    Чего, чего! Молока, говорю, принеси! Я с утра всю дорогу молоко пью.
По выражению растерянности на лице администратора я понял, что молоко в карте напитков не значилось. Однако признаться в этом перед Ильичом он не мог.
—    Вы какую консистенцию предпочитаете? — уточнил он, принимая деловой вид. — Три с половиной процента или пять?
Теперь в затруднении оказался Ильич. К «консистенции» он явно не был готов, но тоже не сплоховал.
—    Я, слышь, холодное предпочитаю, — объяснил он. — Теплое не люблю.
Администратор ретировался. Ильич проводил его неодобрительным взглядом.
—    Надо у Быка спросить, где он этого клоуна раскопал. Че-то, кстати, он задерживается. Я ему звонил, он сказал, что едет, а самого нету. Тут он рулит, я редко бываю.
—    Извини, что разбудил.
—    Меня, что ль? — переспросил он, потягиваясь до хруста. — Я рано встаю. В пять. Полшестого — самое позднее.
—    Чем же ты занимаешься?
—    Да так. Ничем особенным. Молока выпью и жду, пока все проснутся.
—    Скучно ждать?
—    Нормально. Я привык.
—    А читать не пробовал?
—    А че читать?
—    Ну, книжки, например. Или газеты.
—    Не, — решительно отозвался он. — Книжки не люблю. Я думать люблю. Только чтоб конкретно. А если просто так думать, то мысли разные в голову лезут.
С этим утверждением я не стал спорить.
—    Че там насчет Храповицкого слыхать? — продолжил он. — Когда его выпустят?
—    Пока неясно, — сдержанно ответил я.
—    Делиться надо было, — заметил он с многозначительной усмешкой.
В его словах содержался двойной упрек: по его мнению, Храповицкий не проявлял должной щедрости не только в отношениях с властью, которая на него за это ополчилась, но и в отношениях с ним, с Ильичом. В этом был резон, но легче от этого не становилось. Чужая правота вообще редко приносит облегчение. Несколько минут мы провели в молчании. Затем дверь открылась, и в комнату шагнул Бык.
—    Здоров, пацаны! — радостно приветствовал он нас. — Вы че в такую рань стрелки забиваете?
—    Час целый тебя ждем, — проворчал Ильич.
—    Кто кого ждет! Я уж давно приехал, — не моргнув глазом парировал Бык. — Заглянул сюда — нету вас. Думаю, может, парни к телкам двинули. Бегаю ищу по всему клубу...
—    Болтун! — прервал его Ильич. Он не любил, когда его разыгрывали.
Нам принесли чай и высокий стакан с молоком. Ильич отпил, одобрительно кивнул и перевел на меня свой волчий взгляд. Это означало, что он готов слушать. Мой рассказ не занял много времени; в целом они были в курсе событий. Я поведал лишь об обыске у себя дома и побеге.
—    Жалко бабок, — вздохнул Ильич. — Всегда так. Нормальные пацаны за них жизнью рискуют, а они мусорам достаются. Козлы.
—    Ну, че будем делать? — нетерпеливо спросил Бык.
Ильич пожал плечами.
—    А че мы сделаем?
—    Помогать-то все одно надо, — настаивал Бык.
Лицо Ильича стало угрюмым.
—    Не больно они нам помогали, — неприязненно заметил он.
—    Андрей-то при чем? Не он же у них решает!
—    У них, походу, никто не решает, — буркнул Ильич. — Начальников полно, а толку нет.
Он вновь отпил молока.
—    Ладно, — смягчился он. — Спрячем тебя у пацанов. В Мордовии.
Я еле удержался от восклицания. Вот уж что точно не входило в мои планы, так это партизанить в мордовских болотах. Я не видел, каким образом это поможет нашей победе в войне с Лихачевым. Вероятно, мои переживания отразились на моем лице.
—    Да ты не упирайся, братан, — заметил Бык. —
В Мордовии тоже путево. Я тебя там со всеми познакомлю.
—    Ты-то куда собрался? — недовольно спросил Ильич. — Здесь дел полно.
—    Что ж его одного посылать? Загребут по дороге, как пить дать. Я уж лучше лично за ним присмотрю. Да я быстро, ты не беспокойся.
—    Ну да, — проворчал Ильич. — Бешеной собаке семь верст не крюк.
—    И восемь — не крюк, — подтвердил Бык, не обижаясь.
Я молчал и кусал губы. Спорить было бесполезно, Ильич и так ощущал себя Дедом Морозом, сделавшим мне незаслуженный подарок. Унижаться, получая отказ, я не стал.

***
Черный «мерседес» летел по туманной сумрачной трассе, капли дождя наискосок сбегали по стеклам. Бык сидел за рулем, а я рассеянно смотрел в осеннюю мглу, пытаясь собраться с мыслями. За нами мчался «гранд-чероки» с парнями, отобранными лично Ильичем.
—    Ну, че ты молчишь? — пытался расшевелить меня Бык. — Насупился как сыч.
—    А чему радоваться? — мрачно отозвался я. — Зачем мне эта Мордовия?!
—    Отсидишься, пока весь базар-вокзал уляжется. Лучше уж там, чем на нарах. Это я тебе отвечаю...
—    Храповицкий — в тюрьме, наши ребята — в бегах, счета арестованы, каждый день — обыски. Самое время, отсиживаться!
—    А чего ты от нас ждал?
—    Помощи, чего же еще!
—    А мы что, не помогаем, что ли? Как говорится, чем богаты... Мы ж с ментами делов не водим...     
—    Хватит пургу гнать! Вечно вы в розыске, а разъезжаете повсюду как ни в чем не бывало.
—    Это потому, что мы с мусорами разными дорогами ездим, — хитро усмехнулся Бык. — Они — туда, а мы — обратно. Да ладно, не кипятись. Мы по вашим делам все одно не помощники. Масть не та, статьи разные. Мы, допустим, с налоговой полицией сроду не вязались. Какие у нас налоги?
—    Но денег дать взаймы вы могли?!
—    Так ты не просил!
—    А если бы попросил, вы бы дали?
—    А сколько тебе надо?
—    Хотя бы миллион.
—    Русскими?
—    Зеленью.
Бык присвистнул.
—    Лимон бы не дали, — признал он. — У меня лично таких бобов нету. А Сережа вообще вкладываться не любит. — Бык по-прежнему избегал употреблять прозвище своего предводителя, называя его либо по имени, либо «человек». — Когда мы Ваню Ломового вальнули, с нас
в прокуратуре шесть катек баксами просили, чтобы нас из розыска снять. Сережа сказал, пусть пасутся. Лучше загасимся. Он насчет бабок не очень... Начнешь просить, он тебя по понятиям разведет. Скажет, например, что Храповицкий по жизни коммерс, а братве нельзя коммерсов выкупать, западло. И поди доказывай. А зачем тебе лимон?
—    Заместитель генерального прокурора обещал Храповицкого выпустить...
—    Ты че, мусорам веришь? — поразился Бык. — Они и бабки возьмут, и кинут. У них натура такая, мусорская. Может, этот заместитель как раз тебя и вкозлил другим ментам.
—    А смысл? Ведь я ему и так эти деньги вез.
—    У мусоров свои смыслы. Нормальным людям не понять.
Я вспомнил про звонок Косумову и осекся. Он знал, что при мне был миллион; организовать засаду у меня дома не составляло ему труда. Правда, времени у него для этого было маловато, но в целом подозрения Быка были не так уж абсурдны. Однако выяснить это я мог лишь на месте, в Москве.
—    Стой, — сказал я. — Я не поеду в Мордовию!
—    Кто тебя спрашивает? — хмыкнул Бык.
—    Останови машину!
—    Братан, не заводись.
—    Я сказал, что не поеду в Мордовию. Я не шучу.
—    Куда ж ты собрался?
—    В Москву!
—    Ты туда не доберешься! У тебя даже бабок нету!
—    Какая тебе разница! Часы продам.
—    Несерьезно.
—    Останови машину, я выйду.
Бык не ответил и прибавил газу.
—    Не на ходу же мне прыгать.
—    Попробуй.
—    Попробую, — и я начал дергать тяжелую дверцу.
—    Блин! Мать! — выругался Бык, сворачивая к обочине и резко тормозя. «Гранд-чероки», сердито посигналив, вильнул следом.
—    Че ты выстебываешься? Наезжает, блин, на меня! Я-то чем виноват?! Я те, между прочим, помочь хочу, как другу!
—    Вот и помоги!
—    Как?! Скажи как?!
—    Давай вытрясем долг из «Золотой Нивы»!
Эта сумасшедшая идея все утро плескалась в моей голове, с того момента, как я сел в КамАЗ, но выговорить ее я решился лишь сейчас. Назвать ее дерзкой, значило выразиться слишком сдержанно; ее могло подсказать только полное отчаяние.
—    Из «Нивы»? — переспросил изумленный Бык. — Да ее уж нету давно, «Нивы» этой!
—    Фирмы нет, но деньги-то остались! Где-то они существуют, правильно? Знаешь, сколько наш нефтяной народ туда вгрохал?
—    Лимошку? Больше?
—    Миллиона четыре, не меньше!
—    Ладно?! Баксами?
—    Туда и Виктор вкладывался, и Вася, и Пахом Пахомыч, да много кто из наших.
—    Четыре лимона! — Бык никак не мог поверить. — Во, блин, фраера тухлые! Вот кого в натуре лечить надо!
—    Давай этот долг вышибем!
—    Как?
—    Все знают, что у нас с вами есть отношения. Вы же можете предъявить за наши фирмы!
—    Предъявим, — передразнил Бык. — Вышибем. Слов блатных нахватался! Ты хоть представляешь, кому предъявлять?!
—    Я — нет. А ты представляешь.
—    То-то и оно, — отрезал Бык. — Не реально. Даже думать забудь.
—    Ладно. Спасибо, друг, — и я полез из машины.
—    Стой! — воскликнул он, но я уже выскочил, хлопнув дверью.
Я сделал несколько шагов, когда он поравнялся со мной на «мерседесе» и принялся гудеть. Я продолжал идти, не обращая внимания.
—    Блин! Да стой же! — в сердцах крикнул он, опуская окошко. — Че ты в бутылку лезешь! Давай хоть с пацанами посоветуемся. Такую байду мы с тобой на пару все одно не провернем.
Это звучало резонно. Я остановился. Бык вышел из машины, все еще сердитый. Бандиты тоже затормозили и вылезли. Их было двое, звали их Хромой и Теща. Хромой был высоким сутулым парнем, вечно недовольным и немногословным. Он походил скорее на придирчивого ревизора, чем на бандита, в отличие от Тещи, румяного здоровяка с блудливой бандитской физиономией, короткой стрижкой и шалыми глазами.
—    Тут предложение одно есть, — избегая смотреть на своих товарищей, сообщил Бык. — По «Золотой Ниве» сработать. Должок получить. Бабки конкретные. Но дело рисковое, сразу предупреждаю. Можно нарваться.
—    А сколько там капусты? — заинтересовался Теща.
—    Под пятеру. Американскими туграми.
—    С процентами или чисто бабки? За проценты никто париться не будет.
—    Без процентов.
—    Мы за половину валим? — возбудился Теща.
—    А как еще?
Бандиты всегда брали половину. Не считая тех случаев, когда они забирали все.
—    За двушку не грех и упереться.
—    Какая двушка! — осадил Хромой. — Такого еще
в жизни не было, чтобы один в один стрясти! Два предъявим — пол-лимона сдерем, и то, если повезет.
—    Пол-лимона — тоже бабки, — примирительно заметил Теща. — Лучше, чем ничего. Крутиться все равно надо.
—    А документы есть? — настороженно спросил Хромой.
Бык бросил на меня короткий взгляд.
—    Вообще-то, они существуют, — промямлил я, — но не у меня.
—    Без документов лова нет, — сказал Хромой. — Лучше даже не соваться. Без башки останешься.
—    Попробовать-то можно, — оптимистично возразил Теща. — Заодно приколемся. А че просто так сидеть?
—    В этой «Ниве» Парамон мазу держал! Он тебя так приколет, что в свинцовом гробу хоронить придется. Порвут как грелку.
—    Кто-то это нас порвет? — вмешался Бык. — Такого еще не было, чтобы нас рвали!
—    Без бумаг — левый вариант, — уперся Хромой. — Парамон — законный вор, с ним гнилой базар не проканает.
—    Тоже мне вор, — хмыкнул Теща. — Корону у мандаринов купил. Он и чалился-то всего года два, и то за бакланку. С Бабаем вместе начинал, а после вообще свою бригаду сколотил. Пацаны до сих пор от него на стрелки ездят, хоть вору бригаду иметь не положено. Кто-то мне тер за него, что он вообще раньше официантом пырял. Халдеем.
—    Лепят, — убежденно ответил Хромой. — Если б он в халдеях ходил, его б ни в жизнь не короновали.
—    Да сейчас кого попало коронуют.
—    Тебя ж не коронуют.
—    Да мне и так хорошо.
—    Кончай собачиться, — прервал их полемику Бык. — Надо как-то тему разруливать.
—    А че человек насчет этого думает? — осведомился Хромой.
—    Человек сказал, чтоб мы сами кубатурили, — уклончиво проговорил Бык. — У него других делов полно.
Консервативный Ильич никогда не одобрил бы подобной аферы. При нем я о ней даже не заикнулся. Бык это понимал лучше меня.
—    Как это сами? — удивился Хромой. — А он на что?
—    Видать, пролететь боится, — догадался Теща. — Ему ж по чину нельзя. Вот и скидывает на нас: прокатит — нормально, он в наваре, а не выгорит — он не при делах. Слышь, пацаны, а может, Арсена подтянуть? Он старый жулик, авторитетный, всю жизнь по лагерям. Парамона не переваривает, а у нас с ним отношения путевые, сколько мы ему помогали!
На физиономии Быка отразилось замешательство. Вероятно, без разрешения Ильича нельзя было обратиться к такому криминальному авторитету, как Арсен, а получить подобное разрешение в настоящих условиях не представлялось возможным. Бык сморщил веснушчатый нос и почесал в затылке.
—    Нельзя Арсена, — вздохнул он. — Он какой-то это... чумной в натуре стал. С иглы не слезает. То «улет» у него, то отходняк. Мы на него понадеемся, а он возьмет да в аут уйдет.
—    Без Сережи мы тут ниче не разрулим, — убежденно заключил Хромой.
—    Да ты еще сроду сам ничего не разруливал, — насмешливо бросил ему Теща.
Он достал пачку сигарет, вынул из нее лежащую отдельно папиросу с анашой и закурил. Я тоже затянулся из его рук, а Бык с Хромым отказались. Некоторое время мы напряженно размышляли, по-прежнему стоя на обочине. Мимо нас по трассе проносились машины. Вдруг Теща прыснул.
—    Давай решать скорей, а то холодно, — поторопил
я, ежась.
—    Слышь, пацаны, есть одна мысля! — объявил он. — Только в натуре стремная.
—    Щас опять че-нибудь залепит, — скептически предостерег Хромой.
Теща на сей раз не стал с ним препираться.
—    Помните, к нам ореховская братва приезжала со своими коммерсами? Насчет тачек договариваться? По весне, кажись?
—    Не по весне, а летом! — поправил Хромой. — Двое суток мы с ними за Уралом отрывались. Катер большой убили и лахудру сивую со второго микрорайона чуть не потопили. Теща, наглец, ей прямо посреди речки на надувной лодке салазки хотел загнуть.
—    Да я для прикола, — весело подтвердил Теща. — Она, бикса, на весь Урал визжала. Народ кругом прихерел маленько.
—    А Парамон-то причем? — напомнил Бык.
—    Ореховские тогда хвалились, что у них с Ходжой все ровно.
—    Ну? — недоуменно посмотрел на Тещу Хромой. — А Ходжа тут с какого боку?
—    Во дятел! — хмыкнул Теща. — Ходжа, считай, первый бугор в России. Против него никто не вякнет: ни Парамон, ни Арсен. Может, через ореховских Ходжу и подтянуть?
—    Ходжу?! — в голос ахнули Бык и Хромой.
—    А че? Это ж его работа: рамсы промеж блатных разводить. Вот пусть нас с Парамоном и рассудит.
—    А с чего ты решил, что он за нас припряжется? — скептически поинтересовался Хромой.
—    Так мы его в доляну возьмем!
—    Вот и видно, кто тут дятел! Додумался, блин! Ходжа на твои бабки поведется, нас поднимет, а своего вора опустит? Да кто ж его после слушать будет?!
—    Своих и надо опускать, — осклабился Теща. —
С чужими-то на фиг связываться? Если б ты с Андрюхой зарубился, я бы тебя враз на бабки приговорил.
—    Пошел ты!
Лицо Быка по-прежнему выражало озабоченность. Он колебался. Наконец, он принял решение.
—    С Ходжой может срастись, — произнес он.
—    А можно и козью морду заполучить, — зловеще заметил Хромой. — Или вообще зажмуриться.
—    Че ты вечно жути нагоняешь, — поморщился Теща. — На фиг ты с нами поехал, такой смелый? Лучше дома сиди, на бухгалтера учись, я те давно советую...
—    Звоните ореховским, — перебил его Бык. — Разнюхайте, че почем, возьмутся они, нет, сколько заломят. Только про то, что мы без документов, не говорите. А то они сразу в отказ пойдут.
—    Не учи ученого, — мрачно пробурчал Хромой. На ученого, кстати, он походил еще меньше, чем на бандита.

***
—    Получится? — с надеждой спросил я, когда мы разошлись по машинам.
—    Кто ж знает? — хмыкнул Бык, трогаясь с места. — Главное, чтоб до Сережи не дошло, а то спалимся. Если порожняк прогоним, Хромой нас ему точно заложит. — Он поискал подходящую радиоволну и, найдя блатную мелодию, прибавил громкость: — Любишь шансон?
—    Не очень.
—    Чем плохо-то? Нормальные песни. Душевные. Лучше, чем когда пидоры эти по сцене скачут. Не, я не спорю, пидор, он тоже человек, просто в эстраде других уж не осталось.
—    Наверное. Я не очень в этом разбираюсь.
—    Шансон ты не уважаешь, пидоров — тоже. Какая ж тебе музыка нравится?
—    Скучная.
—    Джаз, что ли?
—    Классика. Бетховен, Моцарт, Брамс.
—    Ты че в натуре Бетховена слушаешь? — недоверчиво уставился на меня Бык.
—    Да нет, это шутка, — успокоил я. — Ты лучше на дорогу смотри.
Он еще раз покосился на меня и вздохнул:
—    Между прочим, на зоне нормальную музыку тоже не любят. Редко путевые песни поют.
—    А что там поют?
—    Да херню всякую. Про маму в основном да про жизнь воровскую. «Мамочка, мама!» — загнусавил он, пародируя. — Или вот еще: «Небушко-небо!» Нытье одно. В натуре брамс. Там вообще погано. Каждый только
о собственной шкуре думает, а молодым пацанам лапшу на уши вешают, что на зоне — справедливость. Откуда там справедливость?!
—    А где она есть?
—    А нигде нету! На хер она кому нужна?
Некоторое время он молчал.
—    Расскажи, как это вы с Пономарем додумались Бабая прикастрюлить?
—    Откуда ты знаешь?
—    Братан, — снисходительно улыбнулся он. — Я ж в этом живу.
Я потер лоб и покачал головой:
—    Даже не знаю, что рассказывать. Как-то дико все произошло. Темень, лес, все бегут, орут, стреляют наугад.
—    Тебя-то туда как занесло?
—    Черт знает! Понятия не имею. Кураж какой-то поймал. Собственно, никто не собирался его убивать. Он сам нарвался.
—    Это Пономарь нарвался. Бабай, считай, уже отмучился, а Пономаря рвать будут, помяни мое слово. Зря он надеется, что ему с рук сойдет. В натуре забаву нашел: блатных валить. Ни фига себе! Если бабаевская братва его теперь не загасит, с ней никто и знаться не станет. Им или в шныри подаваться, или Пономаря добывать. Он, поди, уж за кордон дернул, как думаешь? Все равно найдут. А знаешь, отчего весь бардак в стране? Оттого, что все перекрутились, никто своим делом не хочет заниматься. Коммерсы в бандиты лезут, воры фирмы открывают. Каждый творит, что вздумается, и никаких законов нету. У нас Хромой, веришь, тоже в бизнес намылился. Бабки копит. Страусов собрался разводить. Прикинь!
—    Кого разводить?
—    Страусов! Кто-то ему в уши надул, что выгодная фигня, он и загорелся. Раскопал барыгу. Тот не то свиней держал, не то кроликов и хочет его директором поставить. А под него фирму заделать. А сам Хромой будет следить, чтоб барыга бабки не крысил. Погодь! Пацаны, кажись, нам моргают, видать, новости от ореховских есть.

***
Бык свернул с трассы, остановился у длинного приземистого вагончика с надписью «Пироги-Пельмени», возле которого уже выстроилось несколько КамАЗов, и подождал, пока припаркуется джип.
—    Пошли жевнем че-нибудь, — предложил он, когда все вылезли из машин. — Заодно и перетрем.
В вагончике было тесно и душно. Пахло кислой капустой и прогорклым маслом. Несколько дальнобойщиков с чавканьем наворачивали пельмени и перебрасывались шутками с хозяйкой заведения — миловидной смешливой плюшкой в мятой короткой юбке, грубых мужских шерстяных носках и шлепанцах. У стены, возле холодильника, возился мордастый парень, что-то чинил.
При нашем появлении все разом замолчали. Встреча
с бандитами не являлась добрым предзнаменованием,
а наружность моих спутников не оставляла сомнений в роде их деятельности. Мы сели за обшарпанный пластиковый стол, молодуха поздоровалась и подошла.
—    Меню есть? — осведомился Хромой свысока.
—    Зачем меню? Я и так все расскажу. У нас пельмени в основном. Ну и пироги тоже. С луком-яйцами.
—    А пельмени где берете? — подозрительно осведомился Хромой. — Покупаете?
—    Сами лепим, — с достоинством ответила она.
—    Ты че, лепила, что ли? — тут же придрался Хромой.
—    И лепила, и варила — все сама, — подтвердила она, видимо не понимая уголовного жаргона.
—    Тебя как зовут? — вступил в диалог Теща, откровенно рассматривая ее блудливыми глазами.
—    Люба.
—    Замужем?
Она кивнула на парня возле холодильника.
—    Вона муж-то. Мы тут оба работаем.
Парень, прислушивавшийся к нашему разговору, тут же опустил взгляд и принялся энергично стучать молотком.
—    Гражданский муж или нормальный? — заинтересовался Хромой.
Она чуть замешкалась с ответом.
—    Значит, гражданский, — заключил Хромой с неодобрительной ноткой в голосе.
—    А я, слышь, холостой, — объявил ей Теща.
—    Хва врать-то! — оборвал его Хромой. — Пельмени из чего лепите? Из кошатины?
—    Зачем из кошатины? — испугалась она. — Здесь, в деревне мясо покупаем. Говядину там, свинину...
—    Хорош до девчонки докапываться, — вмешался Бык. — Совсем застремали. Неси каждому по порции, Люба.
—    И пироги тоже, — прибавил Теща. — Четыре штука.
—    Да ты и так две упаковки чипсов в машине спорол! — упрекнул его Хромой. — Джип уж под тобой проседает.
—    Пусть кушает, — заступилась Люба. — Мужчина должен много кушать.
Девушка отошла, и Бык сразу посерьезнел.
—    Ну че там? — понизив голос спросил он. — Дозвонились?
Бандиты придвинулись ближе.
—    Дозвонились, — ответил Теща, тоже тихо. — Короче, расклад такой. Стрелку с Ходжой они попробуют устроить, но захочет Ходжа или нет, в эту тему встревать они не подписываются. За стрелку ему полтинник зеленью. Это
у него такса такая.
Бык присвистнул.
—    Вот и я о том же, — подхватил Хромой. — Это притом, что за кого он приговорит, никто не гарантирует. Как карта ляжет: то ли за нас, то ли за Парамона.
—    Парамон-то ему ближе будет, — кивнул Бык.
—    Вот пусть он тогда с Парамона и получает, — ввернул Теща.
—    Не катит, — возразил Бык. — Если мы его на стрелку вытягиваем, значит, мы и платим.
—    Нормально Ходжа устроился! — хмыкнул Теща. — Туда-сюда рамс раскинул, пятьдесят косарей слупил — и айда!
—    Деловой, — осудил Хромой. — Между прочим, себе ореховские тоже полтинник просят, за участие. И еще сотню, если Ходжа нам присудит.
—    В натуре рожи оборзелые! — возмущенно подхватил Теща. — Я им так и сказал по телефону. Мы к ним со всей душой, а они нас на абордаж берут.
—    Да ладно, — отмахнулся Бык. — Мы их по-своему накажем. Как вернемся, сразу откаты их барыгам поднимем за наши тачки. Пусть прочувствуют, черти крученые.
—    Полтинник Ходже, ореховским — полтинник, итого сотняга баксов, — подвел итог Хромой и пальцем почесал шею. — Ну как, едем, нет?
—    Что скажешь? — спросил меня Бык. — Тебе отвечать.
Денег у меня не было. Способов их достать я не знал. Бандиты смотрели на меня серьезно, ожидая ответа.
—    Едем! — решил я.
—    А если не склеится? — спросил Хромой.
—    Склеится, — попытался я ободряюще улыбнуться.
—    Не факт, — сказал Бык.
—    Убьете, — пожал я плечами.
—    Не мы, — возразил Бык без улыбки. — Другие убьют. Ладно, дуем до развилки, а там сворачиваем на Москву. Где наша не пропадала!

***
Люба принесла пельмени и пироги.
—    Хлеб надо? — спросила она.
—    А за хлеб отдельно платить? — уточнил Хромой.
—    Отдельно.
—    Не надо, — решил за всех Хромой. — Это только
в деревне пельмени с хлебом жрут. Хлеб с хлебом, прикинь, валенки? Пироги тащи. Мы с пирогами будем.
—    Надо, кстати, отца Климента проведать, — сказал Бык, принимаясь за еду, — раз уж мы в Москву едем.