Содержание

Леди Фредерик. Комедия в трех действиях 5
Миссис Дот. Фарс в трех действиях 77
Джек Соломинка. Фарс в трех действиях 157
Пенелопа. Комедия в трех действиях 231
Смит. Фарс в четырех действиях 325

ДЖЕК СОЛОМИНКА
ФАРС В ТРЕХ ДЕЙСТВИЯХ


Действующие лица

ДЖЕК СТРОУ
МИСТЕР ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС, низкорослый толстяк простецкого вида, держится вызывающе
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС, его жена, женщина с решительным характером, вульгарная
ВИНСЕНТ, их сын, франтоватый и нахальный
ЭТЕЛЬ, их дочь, мила и очень хороша собой
АМБРОУЗ ХОЛЛАНД, элегантный мужчина лет тридцати пяти
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, красивая вдова неопределенного возраста
ЛОРД СЕРЛОУ, совершенно ничего собой не представляет
ГРАФ АДРИАН ФОН БРЕМЕР, посол Померании, пожилой солидный мужчина
ХОРТОН УИДЕРС, простой, честный человек, без особых претензий, доброжелательный и приветливый
МИССИС УИДЕРС, его жена
ПРЕПОДОБНЫЙ ЛЬЮИС ЭББОТ, молодой священник, викарий в Тейвернере
РОЗИ ЭББОТ, его жена

А также официанты в отеле «Великий Вавилон» и слуги в Тейвернере, Чеширском загородном доме Паркер-Дженнинг¬сов

Время действия: 1905 год


ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Зимний сад в отеле «Великий Вавилон». Много разных растений, пальм, между ними — столики, у столиков по два-три кресла. Люди сидят, пьют кофе и ликеры.
В глубине сцены — лестница, ведущая в зал ресторана, отгороженный стеклянной стеной с дверью. В ресторане играет музыка.
Внизу — два-три официанта, кто стоит, кто обслуживает посетителей.
Из ресторана спускаются Амброуз Холланд и леди Уэйнли.
Он — превосходно одетый элегантный мужчина лет тридцати пяти, она — красивая вдова неопределенного возраста.

ЛЕДИ УЭЙНЛИ, останавливаясь у подножья лестницы: Где нам расположиться?
ХОЛЛАНД: Выберем тихий угол, где можно будет мирно посплетничать.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Какой вздор. Не для того я пришла в «Великий Вавилон», чтобы застенчиво прятаться от люд¬ских взоров. Я заметила во время обеда в ресторане кое-кого из знакомых и желаю, чтобы теперь они заметили меня.
ХОЛЛАНД: Лично я был достаточно галантен, чтобы не видеть никого, кроме вас.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, указывая на столик: Сядем здесь?
ХОЛЛАНД: Только давайте поменяемся местами. Так мне будет удобнее разговаривать со здешним официан¬-
том — мы добрые приятели.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, садясь: Своеобразные у вас друзья.
ХОЛЛАНД: Официант!
ОФИЦИАНТ: К вам сию минуту подойдут, сэр.
ХОЛЛАНД, обращаясь к леди Уэйнли: Я ведь где только не побывал, и у меня по всему свету и на всех ступенях общества имеются друзья.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вы видели в ресторане Паркер-Дженнингсов? Они обедали за три столика от нас.
ХОЛЛАНД: А как же.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Можете себе представить? Она не соизволила меня заметить, когда я вошла.
ХОЛЛАНД: Я вам давно говорил: миссис Паркер-Дженнингс стала разборчива в знакомствах.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Но, мой дорогой Амброуз, она еще имела наглость притвориться, будто не узнает меня!..
ХОЛЛАНД, с улыбкой: Это заслуживает уважения.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Ну, спасибо.
ХОЛЛАНД: Не свидетельствует о сердечности, но, безусловно, делает честь ясности ее ума. Она убедилась, что в наши дни титул перестал быть таким пропуском в модный свет, как ей раньше представлялось. Знает, что вы бедны, как церковная мышь, а в обществе все ненавидят и презирают бедных, притом по заслугам.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Да, но учтите обстоятельства. Пять лет назад Паркер-Дженнингсов в обществе вообще никто не знал. Они всю жизнь скромно прожили в Брикстоне, мелкобуржуазном пригороде Лондона.
ХОЛЛАНД: И говорят, в те времена их звали просто мистер и миссис Дженнингс. Не так шикарно, как теперь, а?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Он каждое утро ездил в Сити с черным портфелем в одной руке и с зонтом в другой.
ХОЛЛАНД: Куда, черт подери, запропастился этот официант?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Но в один прекрасный день на Севере скоропостижно умирает дядя, на чье наследство они имели некоторые виды, и все свое наследство чуть не в два миллиона он оставляет им.
ХОЛЛАНД: Есть люди, которые очень удачно выбирают себе дядьев.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: У него было скобяное дело, никто даже не подозревал, что он владеет хотя бы десятой долей такого капитала. Я познакомилась с ними в Швецарии, и выяснилось, что они подыскивают себе дом.
ХОЛЛАНД: Тогда в порыве гостеприимства вы пригласили их в Тейвернер, и они арендовали его сроком на два¬дцать один год.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Я свела их со всеми, кто что-то представляет собой в графстве. Устраивала разные приемы, чтобы они могли завязать знакомства. И вот, пожалуйста, теперь эта женщина меня в упор не замечает.
ХОЛЛАНД, сдержанно: Излагая историю вашей дружбы с этими добрыми людьми, вы упустили одну существенную подробность.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Да? Какую же?
ХОЛЛАНД, с улыбкой: Вы забыли упомянуть, что за аренду Тейвернера они согласились платить вам несуразно большую сумму.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Она им вполне по карману. И потом, Тейвернер — исторический памятник. Сколько мне за него ни заплатят, он того стоит.
ХОЛЛАНД: Паркер-Дженнингс, конечно, страшно вульгарен, но в расчетливости он не уступает никому на всем пространстве от лондонской Парк-лейн до Иерусалима.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: О чем вы, я не понимаю.
ХОЛЛАНД: Неужели? Могу объяснить. Я полагаю, что мистер Паркер-Дженнингс согласился платить вам такие деньги за Тейвернер, подразумевая еще кое-что. У него хватило ума сообразить, что можно прожить в Чешире хоть всю жизнь, но так и не завести никаких знакомств. Конечно, черным по белому в контракте, я думаю, это не записано, однако, насколько я понимаю, он взял в аренду ваш дом на единственном непременном условии: вы позаботитесь, чтобы с ними познакомился весь местный свет.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, на минуту замявшись: Но ведь мне надо было платить по закладным и мальчиков пора было отправлять в Итон.
ХОЛЛАНД: Боже правый, разве я вас упрекаю? Просто указываю на то обстоятельство, что если вы представили миссис Дженнингс своим знакомым, то сделали это не из природной симпатии, а по деловым соображениям.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, с усмешкой: И вы находите вполне естественным, что она теперь отпихивает ногой лестницу, по которой забралась наверх?
К Холланду подходит другой официант.
ОФИЦИАНТ (это Джек Строу): Слушаю, сэр?
ХОЛЛАНД: Два кофе и два бенедиктина. Но вы не тот официант, который обслуживает этот столик. А где же Пьер?
ОФИЦИАНТ, очень вежливо: Отлучился на похороны престарелой родственницы, сэр.
Холланд резко поднимает голову и смотрит на него с недоумением.
ХОЛЛАНД: Ваше лицо мне как будто знакомо. Мог я вас видеть где-то раньше?
ОФИЦИАНТ, улыбаясь: Мистер Амброуз Холланд, если не ошибаюсь?
ХОЛЛАНД: Джек Соломинка! Что ты тут делаешь, черт подери?
ДЖЕК СТРОУ: Любезный друг, в одежде официанта так же можно быть философом, как и в мантии оксфорд¬ского профессора. Выходит.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, смеется: Ну и чудеса! Официант называет вас «любезный друг».
ХОЛЛАНД: Какая удивительная встреча!
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Объясните мне, пожалуйста, кто таков этот ваш друг?
ХОЛЛАНД: Не имею ни малейшего представления.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Но, Амброуз?..
ХОЛЛАНД: Я познакомился с ним в Штатах. Тому уже года три или четыре. Я испытывал тогда значительные финансовые трудности и подвизался актером на второстепенных ролях в одной передвижной труппе. Джек Строу тоже состоял в этой труппе, и мы близко сошлись.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Это его настоящее имя?
ХОЛЛАНД: Он уверял, что да.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Трудно поверить, правда?
ХОЛЛАНД: Да, очень трудно. Помнится, Джек Строу — то есть Джек Соломинка — был разбойник в стародавние времена или что-то в этом роде, и его именем называется теперь пивная в Хампстеде.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Похоже, этот мистер Строу — человек необыкновенный.
ХОЛЛАНД: О да. Не знаю, что меня в нем больше восхищает, апломб или находчивость. Я прожил с ним бок о бок последние два года перед тем, как дела мои наконец поправились. За это время нам всяко доставалось, но он был столп мужества. Трудности возникали словно нарочно для того только, чтобы ему было что преодолевать.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Просто герой какой-то.
ХОЛЛАНД: Жить с ним было особенно трудно оттого, что он не давал дух перевести. У него неудержимая страсть к приключениям. Благополучие наводит на него скуку, и не раз и не два бывало, что он только выберется на спокойную воду, как тут же махнет на все рукой и снова пускается в какую-нибудь авантюру.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Но откуда он? Какого роду-племени?
ХОЛЛАНД: Кто его знает. Не англичанин, это точно, хотя по-английски говорит великолепно.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: А в смысле — джентльмен ли?
ХОЛЛАНД: Могу лишь сказать, что он, в каком бы обществе ни очутился, всюду держится совершенно непринужденно.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Достаточно точное определение джентльмена, на мой взгляд.
ХОЛЛАНД: Плавал матросом, служил барменом в Нью-Йорке и машинистом паровоза на Трансканадской железной дороге, работал шахтером в Клондайке и батраком на ранчо в Техасе. Если сейчас он официант, то через неделю вполне может оказаться шарманщиком, а еще через неделю — театральным антрепренером. У меня на глазах он не раз держал в руках большие богатства, но всегда они уходили у него между пальцев — из-за его полного равнодушия к деньгам.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вон он несет кофе.
Джек Строу подает кофе и ликер.
ХОЛЛАНД: Я бы сквозь землю провалился от неловкости, позволив тебе обслуживать меня, если бы не был уверен, что это отвечает твоему чувству юмора.
ДЖЕК СТРОУ: Я сейчас подумал, что ты, наверно, колеблешься, давать ли мне на чай? Могу тебе сразу сказать, что приму чаевые без малейшего колебания.
ХОЛЛАНД: Очень любезно было с твоей стороны предупредить меня. Сколько я тебе должен?
ДЖЕК СТРОУ: Два шиллинга за кофе и три шиллинга за ликер. Цены здесь, на мой взгляд, чересчур высокие, но люди, по-видимому, готовы приплачивать за то, чтобы показаться знакомым в стенах лучшего отеля Европы.
ХОЛЛАНД, кладет на стол монету: Сдачи не надо.
ДЖЕК СТРОУ: Десять шиллингов?! Любезный друг, предлагая мне стопроцентные чаевые, ты непростительно злоупотребляешь нашим старым знакомством.
ХОЛЛАНД, растерявшись: Виноват. Прости, ради бога.
ДЖЕК СТРОУ: Я возьму один шиллинг в уплату за мои труды, а четыре дам тебе сдачи.
ХОЛЛАНД: Подавлен твоим снисхождением.
ДЖЕК СТРОУ, обращаясь к леди Уэйнли, которая взяла в рот сигарету: Огня, мадам?
ХОЛЛАНД: Я хочу пригласить тебя за наш столик.
ДЖЕК СТРОУ: Это было бы в высшей степени неприлично. К тому же, мне надо обслужить и других посетителей. Но буду рад поужинать с тобой сегодня вечером, если ты не занят.
ХОЛЛАНД: Очень любезно с твоей стороны. Но раз¬-
ве твои обязанности здесь не помешают тебе?.. Мистер Строу — леди Уэйнли.
ДЖЕК СТРОУ, кланяясь: Очень приятно. Здесь я занят только сегодня днем. Вы, наверно, заметили, что представители низших слоев специализируются на кончине пожилых родственниц?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Да, я часто поражаюсь, с каким смиренным благоговением они хоронят своих бабушек по материнской линии.
ДЖЕК СТРОУ: Обстоятельства сложились так, что работающий здесь официантом Пьер, мой старинный знакомый, должен был присутствовать на похоронах старой тетки, вдовы оптового торговца яйцами в Сохо и очень почтенного человека.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Еще бы, бывает ли человек почтеннее, чем оптовый торговец яйцами в Сохо?
ДЖЕК СТРОУ: Старший официант, отличный малый, у которого тоже есть престарелые родственницы, сказал, что закроет глаза на его отсутствие, если он найдет себе временную замену. Пьер вроде меня, человек внушительных размеров; нелегко быстро отыскать кого-нибудь, кому бы пришелся впору его фрак официанта. Он поделился со мной своей заботой, и я, зная, что его униформа будет мне в самый раз, сразу же вызвался закрыть, так сказать, своей грудью амбразуру.
ХОЛЛАНД: Рад слышать, что твое появление здесь в роли официанта вызвано не затрудненными жизненными обстоятельствами.
ДЖЕК СТРОУ: Меня огорчает поспешность твоих суждений. Я сейчас в крайне затрудненных жизненных обстоятельствах. Однако прошу меня простить. Я вижу, какие-то люди хотят сесть за мой столик.
Тем временем из ресторана понемногу спускаются люди и рассаживаются за столиками. Официанты разносят кофе. По лест¬нице сходят Хортон Уидерс с миссис Уидерс, с ними преподобный Льюис Эббот и миссис Эббот (она же Рози). Джек Строу отходит от Холланда и леди Уэйнли, чтобы обслужить новых гостей.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вон Уидерсы. Смотрите-ка, с ними Рози и ее муж.
Встает и идет навстречу Уидерсам. Это простые, честные люди, без особых претензий, доброжелательные и приветливые. Льюис Эббот — славный молодой священник с открытым лицом. Рози очень миловидная и хрупкая, одета просто.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, обращаясь с улыбкой к Рози: Моя дорогая, а вы-то как попали в этот грязный притон? Вот уж кого не ожидала здесь увидеть. И Льюис!
Здоровается с ними за руку. Видно, что она очень рада встрече.
УИДЕРС: Это мы привезли их в Лондон. Им надо немного развлечься.
ХОЛЛАНД: Садитесь все за наш столик. Все здесь поместимся.
УИДЕРС: Вы очень любезны. Жене. Флорри, ты ведь знакома с мистером Холландом.
МИССИС УИДЕРС: Да, конечно. Мое почтение, леди Уэйнли.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Здравствуйте, здравствуйте. Чур, вы, молодые люди, садитесь по обе стороны от меня и расскажете мне про Тейвернер.
РОЗИ: О, у нас там замечательно, такая всюду красота, и дом просто чудесный.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: По-моему, вы не знакомы с мистером Холландом. Амброуз, это Рози, дочь Джаспера Невилла. Вы, кажется, хорошо его знали, не правда ли?
ХОЛЛАНД: Ну конечно.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: А это муж Рози и наш новый викарий в Тейвернере.
ЭББОТ: Я чувствую себя такой важной персоной.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: По-моему, они оба очаровательны. Вам они тоже должны понравиться. Милым голубкам пришлось подождать, пока они смогли пожениться. Льюис служил помощником приходского священника в каком-то нищем пригороде. И он просто святой.
ЭББОТ: Прошу вас, не говорите обо мне так.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вздор. Он святой, но в современном духе. Играет в крикет и не носит власяницы. И конечно, он не мог жениться на Рози, у нее тоже не было за душой ни пенса, но пришло на помощь Провидение, и наш старый викарий скончался от инфлюэнцы.
РОЗИ: Какие ужасные вещи вы говорите, леди Уэйнли.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: А право распоряжаться приходом принадлежит мне, и я отдала его им, вот и все.
РОЗИ: Вы были к нам очень добры.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Милые мои, вы — единственные по-настоящему хорошие люди изо всех, кого мне довелось знать в жизни. Раньше я думала, что у меня мальчики хорошие, но они уехали в Итон, и теперь я знаю, что они — дьяволята.
УИДЕРС: Мы все вам благодарны, леди Уэйнли. В приходе на них все молятся.
ЭББОТ: Нас приняли очень дружелюбно, и все стараются, как могут, облегчить нам жизнь.
МИССИС УИДЕРС: Знаете, они готовы трудиться с утра до ночи, мы их едва уговорили съездить в Лондон хоть на два-три дня.
УИДЕРС: Вы, я думаю, слышали, мы сняли домик по соседству от Тейвернера.
ХОЛЛАНД: Да, леди Уэйнли мне как раз за обедом рассказывала.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, обращаясь к Рози: Ну, и как вам в Лондоне, весело, милочка?
РОЗИ, восторженно: Просто праздник! Вы не представляете себе, каково это для нас — побывать в «Великом Вавилоне»! Мы чувствуем себя такими светскими людьми. А сегодня вечером идем в мюзик-холл.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, Уидерсу: Как мило с вашей стороны, что вы так их опекаете.
МИССИС УИДЕРС: Для нас одно удовольствие видеть, как они радуются.
РОЗИ: Вы знаете, здесь Паркер-Дженнингсы. Вот славно, да? То-то они, должно быть, удивятся, когда увидят нас, верно, Льюис?
МИССИС УИДЕРС, хмыкнув: Я вижу, Мария Дженнингс завела себе лорда.
ХОЛЛАНД: Это Серлоу с ними? Мне так и показалось.
УИДЕРС: А вы знаете, что они стараются заарканить его для Этель?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Боже правый!
МИССИС УИДЕРС, пожимая плечами: Лишь бы он был маркизом — а он действительно маркиз, не оспоришь, —остальное Марию Дженнингс не волнует.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Надеюсь, Этель откажется с ним знаться.
РОЗИ: Она очень хорошая, ведь правда? Я ее люблю. И она так почтительна к Льюису.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Милочка, вы хоть о ком-нибудь можете сказать худое слово?
РОЗИ, со смехом: Почти ни о ком. Все так добры.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: С вами просто невозможно разговаривать. Но Этель действительно славная девушка, и очень не хотелось бы, чтобы она попала в лапы этого бесстыдника и ничтожества.
МИССИС УИДЕРС: У них в семье она единственная, кому богатство не вскружило голову.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вы ведь знали миссис Дженнингс до того, как она стала такой важной персоной?
МИССИС УИДЕРС: Господи, конечно! Я знаю ее с самого детства. Мы вместе учились в Брикстонской школе, и я была подружкой у нее на свадьбе. Мы с ней только и делали, что бегали — то она ко мне, то я к ней — по десять раз на дню.
УИДЕРС: А теперь, извольте видеть, она не желает даже смотреть в нашу сторону.
ЭББОТ: К сожалению, в Тейвернере люди к ней не очень хорошо относятся, но для нас она столько всего сделала, и вообще они очень щедры.
РОЗИ: А мне все равно, что люди о ней говорят, я знаю, что ко мне она очень добра. Она пригласила меня приходить в Тейвернер-Холл, когда захочу, и я часто забегаю к ним на ленч.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Ну, раз они так дружески обходятся с вами, я их прощаю. А меня она пусть не замечает сколько ей угодно.
РОЗИ: Ой, смотрите, вон граф.
Из ресторана выходит пожилой солидный мужчина и медленно спускается по ступеням.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Это Адриан фон Бремер. А вы откуда его знаете?
РОЗИ: Я и не знаю. Просто он снимает дом в Чешире и как-то раз был в церкви.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Он — посол Померании.
МИССИС УИДЕРС: В лицо я его тоже знаю.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Хорошо бы он сейчас подошел и заговорил с нами. Я бы представила ему Льюиса.
ХОЛЛАНД: Да он совсем слепой. Он нас вообще не видит.
Тем временем фон Бремер задумчиво вставил в глаз монокль и, проходя вперед, смотрит направо и налево. Заметив леди Уэйнли, с улыбкой подходит к ней.
ФОН БРЕМЕР: Мое вам почтение.
ХОЛЛАНД: Вы разве уже уходите?
ФОН БРЕМЕР: Да, знаете ли. Я выпил кофе в ресторане.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Какие новости из Померании?
ФОН БРЕМЕР: Никаких, если не считать того, что наш император сильно сдал. Все эти семейные неприятности подрывают его здоровье.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Бедняжка.
ХОЛЛАНД: Об эрцгерцоге Себастьяне по-прежнему ничего?
ФОН БРЕМЕР: Ни слуху ни духу. Мы прекратили розыски.
ХОЛЛАНД, обращаясь к леди Уэйнли: Помните эту историю? Произошла какая-то ссора в их семейном кругу, и эрцгерцог внезапно исчез — четыре года назад, верно? — и с той поры о нем никаких вестей. Человек просто растворился в воздухе.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: А откуда известно, что он вообще жив?
ФОН БРЕМЕР: Ежегодно на Рождество императору приходит поздравительная открытка, отправленная откуда-нибудь с края света, и в ней сообщается, что он здоров и благополучен.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Как романтично. Интересно, чем же он занимается?
ФОН БРЕМЕР: Этого никто не знает.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Скажите, а как поживает тот ваш симпатичный молодой атташе, которого вы мне представили недавно на обеде?
ФОН БРЕМЕР: Тот симпатичный молодой атташе плохо кончил. Пришлось отослать его обратно в Померанию.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вот как?
ФОН БРЕМЕР: История довольно занятная. Здесь есть одна дама из Америки, которая питает страсть к титулам, и моему атташе пришла в голову мысль представить ей своего лакея под именем графа Такого-то. Она, естественно, стала лебезить перед лакеем и немедленно пригласила его на обед. Вскоре слухи об этом достигли моих ушей. Я не мог допустить, чтобы мой атташе разыгрывал такие шутки, ну, и отослал его домой.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Бедный юноша. Такой приятный.
ФОН БРЕМЕР: Всего наилучшего.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: О, позвольте представить вам мистера Эббота. Он наш новый викарий в Тейвернере. А это миссис Эббот. Пожалуйста, будьте с нею ласковы.
ФОН БРЕМЕР: Очень рад, очень рад. Я слышал о ваших замечательных делах в приходе.
ЭББОТ: Спасибо на добром слове.
ФОН БРЕМЕР, обращаясь к Рози: С вашего позволения, я бы навестил вас, когда окажусь в Чешире.
РОЗИ: Буду вам очень рада.
ФОН БРЕМЕР: Всего наилучшего. Раскланивается и уходит.
РОЗИ: Как это мило с его стороны, что он хочет нас навестить. Он ведь ни у кого не бывает.
УИДЕРС: Представляю себе лицо миссис Дженнингс, моя милая, когда она услышит, что граф побывал у вас.
ХОЛЛАНД: Почему?
МИССИС УИДЕРС: Граф — их ближайший сосед в деревне, и они перевернули небо и землю, чтобы познакомиться с ним, но он не желает их знать. Мария отдала бы, кажется, оба глаза за то, чтобы он навестил ее.
РОЗИ: Как вы можете говорить о ней такие ужасные вещи?
Во время последних двух или трех реплик по лестнице спускаются мистер и миссис Паркер-Дженнингс, за ними — Этель, Винсент и Серлоу. Серлоу отходит поговорить с безвкусно разодетой девицей за другим столиком. Паркер-Дженнингс — низкорослый толстяк простецкого вида, держится вызывающе. Его жена — женщина с решительным характером, вульгарная, в шикарном туалете. Винсент франтоватый и нахальный. Этель мила и очень хороша собой. Серлоу совершенно ничего собой не представляет. Миссис Паркер-Дженнингс со своим сопровождением проходит на авансцену, нарочито не глядя в сторону столика леди Уэйнли. Рози порывисто вскакивает и подбегает к ней. Миссис Уидерс и ее муж встают.
РОЗИ: Миссис Дженнингс, я так рада вас видеть.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС, ледяным тоном, поднеся к глазам лорнет: Миссис Эббот.
УИДЕРС: Привет, Боб, старина, как делишки?
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Мы все ничего себе, благодарю.
ЭТЕЛЬ, здороваясь за руку с миссис Уидерс: Я так и думала, что мы можем здесь с вами встретиться.
МИССИС УИДЕРС: Ты чудесно выглядишь, душенька, ну, прямо загляденье. А что такое с Винсентом? Почему ты прикидываешься, будто никогда меня раньше не видел?
ВИНСЕНТ: Разве вы позволите себя забыть, миссис Уидерс?
МИССИС УИДЕРС: Никогда! Сколько раз я купала тебя, мой друг, в чуланчике на Сент-Джонс-стрит в Брикстоне! Это прошу тоже не забывать.
РОЗИ, восторженно, обращаясь к миссис Паркер-Дженнингс: Вы, должно быть, ужасно удивились, что встретили нас здесь? Это мистер и миссис Уидерс нас так любезно развлекают.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: По-моему, здесь вовсе не место для жены деревенского священника. Честно сказать, я и вправду удивилась, что вы бросили свои дела в Тейвернере ради того, чтобы развлекаться в Лондоне.
РОЗИ, не ожидавшая, что ее так отчитают, лепечет упавшим голосом, оправдываясь: Но ведь мы здесь всего на пару дней. И к четвергу возвратимся. Я как раз думала спросить, можно, я приду к ленчу? А то Льюис уезжает по делам.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Ко мне приедут погостить мать лорда Серлоу и леди Элеонора Кинг, а вам, я думаю, лучше будет дня два-три не приходить в Тейвернер-Холл. Вы ведь, надеюсь, понимаете, что вы, не в обиду вам будь сказано, все же не того ранга люди, с какими они предпочитают знаться.
Рози тихо всхлипывает.
ЭТЕЛЬ, с негодованием: Мамаша!
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Я дам знать, когда вам будет удобно нас посетить. По-моему, вы немного склонны примазываться к тем, кто выше вас, моя милая. Не обижайтесь, но я думаю, жене приходского священника такая назойливость не подобает.
Поворачивается спиной к Рози, а та стоит в замешательстве и тщетно старается сдержать слезы унижения, которые текут у нее по щекам.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Какая низость! Усаживает Рози на стул, утешает ее.
ЭТЕЛЬ: Мамаша, как вы могли?
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Попридержи язык, Этель. Я уже давно искала случая осадить этих людей. Который наш столик, Роберт?
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: За ним уже кто-то сидит, дорогая. Придется нам сесть вот сюда.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Ты что, не велел официанту оставить за нами этот столик? Официант!
ДЖЕК СТРОУ: Да, мадам?
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Скажите этим людям, что столик занят.
ДЖЕК СТРОУ: Весьма сожалею, мадам. Может быть, вам этот подойдет?
ЭТЕЛЬ: Да, мамаша. Давайте сядем за этот.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Еще чего. Я никому не позволю гонять меня с места на место.
ВИНСЕНТ: Наглость это, вот что я скажу.
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Да ладно тебе, мамаша. Садись сюда.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС, неохотно усаживаясь за свободный столик: Сколько раз тебе говорить, чтобы ты не звал меня «мамаша». Мое имя — Мэрион, кажется, мог бы уже запомнить.
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Да? А я всегда думал, что тебя зовут Мария.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС, Джеку Строу: А ты чего тут дожидаешься?
ДЖЕК СТРОУ: Я думал, джентльмен захочет сделать заказ.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Ты почему не оставил за нами тот столик?
ДЖЕК СТРОУ: Весьма сожалею, мадам, я неправильно вас понял.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Ты что, не знаешь по-английски?
ДЖЕК СТРОУ: Знаю в совершенстве, мадам.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Не понимаю, зачем они нанимают этих грязных иностранцев? Меня от них тошнит.
ЭТЕЛЬ: Мамаша, он ведь все слышит, что вы говорите.
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Два кофе и сколько у вас есть ликеров, несите все.
ДЖЕК СТРОУ: Слушаюсь, сэр. Сигары, сигареты?
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Принесите сигар, а от этих ваших вонючек по два пенса увольте. Сигары принесите самые дорогие. Скоро у меня все узнают, кто я таков.
ДЖЕК СТРОУ: Очень хорошо, сэр. Уходит.
ЭТЕЛЬ: Мамаша, ну как вы могли так грубо разговаривать с бедняжкой Рози? Что она вам сделала?
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Я бы хотела, чтобы ты тоже не звала меня «мамашей», Этель. Так говорят простые люди. Почему бы тебе не звать меня «маман»?
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: С кем это занимается его сиятельство?
ВИНСЕНТ: А, это малютка Флосси Сквертоуз. Схожу сейчас тоже перекинусь с ней словечком.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Брала б ты пример с братишки, Этель. Он-то понимает, как надо хорошо вести, ежели занимаешь такое положение в обществе.
ВИНСЕНТ: Выражайтесь правильно, мамахен.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Ты мне все указываешь, что я неверно говорю, Винсент. А я тебе скажу, что как говорю, так и говорю, могу себе позволить.
ВИНСЕНТ: Ошибаетесь, мамахен. Неправильно говорить могут себе позволить только аристократы.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Ну так и что ж, может, мы тоже скоро станем аристократами, а, Роберт?
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Об этом ты предоставь позаботиться мне, голубка. Если деньги могут... А лихо его сиятельство вылакал сегодня мой рейнвейнчик за обедом, скажи-ка?
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Тебе бы надо отстать от этой привычки — следить, кто сколько съел и сколько выпил. Ну и вылакал, что с того? Не для того же ты его выставил, чтобы им любоваться?
ВИНСЕНТ: Слушай, Этель, что ты к нему все время спиной поворачиваешься?
ЭТЕЛЬ: По-моему, он слишком много пьет.
ВИНСЕНТ: Ты ко всему подходишь с такими невозможно обывательскими мерками. Нельзя же ждать от такого человека, как Серлоу, чтобы он вел себя как... как те, с кем мы знались в Брикстоне.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС: Молчи, Винсент, мы все прекрасно знаем, где мы жили до того, как бедный дядюшка вашего отца нас покинул, и вовсе незачем об этом все время напоминать. Этель досадливо пожимает плечами. Кажется, мы с Винсентом единственные в семье, кто понимает, как не ронять себя в нашем положении.
Джек Строу подходит с кофе и ликерами. Другой официант предлагает сигары. Серлоу возвращается к их столику.
МИССИС ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС, заискивающим тоном: Садитесь подле меня, лорд Серлоу. Какого вам угодно ликера? Чего ни захотите, только скажите слово.
Рози всхлипывает.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Милая моя, ну, не надо, пожалуйста, не надо так. Не обращайте внимания.
РОЗИ: Меня так ужасно унизили. Она приглашала меня приходить всякий раз, как мне вздумается, и я поверила, что она это от души. Разве я могла подумать, что я там мешаю? А они, оказывается, считали, что я назойливая.
ЭББОТ: Если бы это кто-нибудь из их мужчин осмелился сказать, с каким бы удовольствием я дал ему хорошенько кулаком, сбил с ног и вытер бы об него подошвы.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Дорогой Льюис! Как это мило и как не по-христиански! Я всегда говорю, что вы такой праведник, как раз по моему вкусу.
МИССИС УИДЕРС: Давайте уйдем, хотите, милочка?
РОЗИ: Да, мне хочется от всех спрятаться.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Всего вам доброго, дитя, не принимайте это близко к сердцу. Уидерсы, Эббот и Рози прощаются с Холландом и леди Уэйнли и уходят. Вы когда-нибудь видели такое свинство? Ух, если бы я только могла причинить этой женщине такие же страдания, какие она причинила бедняжке Рози! Ее вдруг осеняет. Она наклоняется к Холланду и говорит заговорщицки. Амброуз.
ХОЛЛАНД: Что такое?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Я придумала.
ХОЛЛАНД: О чем вы?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Скоро миссис Дженнингс у меня всей душой пожалеет, что оскорбила бедную девочку. Я проучу ее так, что она этого урока не забудет до могилы.
ХОЛЛАНД: Она заслужила самое суровое наказание, какое бы ни измыслила ваша женская злость.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Но я ничего не смогу без вашей помощи, Амброуз.
ХОЛЛАНД: Не требуйте от меня совсем уж недостойного поступка.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: О, она у меня в руках!
ХОЛЛАНД: Ну, так за чем же дело стало?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Помните историю, которую рассказал нам Адриан фон Бремер про своего атташе? Давайте проделаем то же самое с миссис Дженнингс.
ХОЛЛАНД: Но...
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Только никаких возражений! Вы же помните про молодого человека, который представил одной даме своего лакея как иностранного вельможу?
ХОЛЛАНД: Должен признаться, шутка показалась мне дурацкой.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Не выводите меня из терпения. Подумайте, как замечательно такое наказание соответствует преступлению. Какой будет триумф, если мы заставим миссис Дженнингс пригреть на груди...
ХОЛЛАНД: Кого?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вашего друга официанта. Я уверена, он согласится, если вы его попросите. Для него это будет просто очередное приключение.
ХОЛЛАНД: Сомневаюсь. Он человек особенный.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вы только попросите, и посмотрим. Спрос — не беда.
ХОЛЛАНД: Хорошо вам говорить. Но ведь могут получиться неприятности.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Не может быть никаких неприятно¬стей. Мы всего лишь хотим проучить чванливую дуру, которая ни за что ни про что оскорбила женщину, в жизни мухи не обидевшую.
К их столику подходит Джек Строу.
ДЖЕК СТРОУ: Еще бенедиктина, сэр?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Мистер Строу, не могу ли я просить вас о личном одолжении?
ДЖЕК СТРОУ: Все что вам будет угодно, мадам.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Мистер Холланд говорил, что вы любитель приключений.
ДЖЕК СТРОУ: Скажите мистеру Холланду, что он хорошо разбирается в людях.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вы по-прежнему готовы участвовать в отчаянных затеях?
ДЖЕК СТРОУ: Да, но только с чистыми руками.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Надо же!
ДЖЕК СТРОУ: По-видимому, ваша милость находит странным, что у официанта и вдруг свои нравственные принципы?
ХОЛЛАНД: Спешу оговориться, что лично я выдумку леди Уэйнли совершенно не одобряю.
ДЖЕК СТРОУ: В таком случае я хочу услышать, о чем идет речь. Мистер Холланд не одобряет всякие начинания, кроме самых безнадежно нудных.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Вы сказали, что заняты здесь временно.
ДЖЕК СТРОУ: Именно так, мадам.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Видите вон тех людей, двух дам и трех мужчин?
ДЖЕК СТРОУ: Старшая из этих дам была настолько любезна, что назвала меня грязным иностранцем.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Это самые отвратительные в Лондоне выскочки. Других таких чванливых хамов не найти на всем белом свете. И у меня с ними кое-какие счеты.
ДЖЕК СТРОУ: Да?
ЛЕДИ УЭЙНЛИ, в некотором смущении: Я... Я хочу представить им вас как... иностранного вельможу.
ДЖЕК СТРОУ, смотрит на нее с любопытством: Зачем?
ПАРКЕР-ДЖЕННИНГС, громко: Официант!
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Хочется посмотреть, как они будут перед вами лебезить.
ДЖЕК СТРОУ, помолчав мгновение: Нет, боюсь, я не смогу принять в этом участие.
ЛЕДИ УЭЙНЛИ: Ну, раз так, ни слова больше об этом.<br /