CОДЕРЖАНИЕ

«ОРИЕНТИРЫ»

Предусмотрительный дон Себастьян. Пер. А.Николаевской* 1 7
Дурной пример. Пер. В.Малахова* 24
De Amicitia. Пер. В.Малахова* 55
Вера. Пер. Е.Бучацкой* 73
Суд Аминтаса. Пер. В.Малахова* 88
Дейзи. Пер. А.Бобковой и А.Николаевской* 115

РАССКАЗЫ, ОПУБЛИКОВАННЫЕ
ТОЛЬКО В ПЕРИОДИЧЕСКИХ ИЗДАНИЯХ

Купидон и викарий суэйлский. Пер. Т.Казавчинской* 149
Леди Хабарт. Пер. Ю.Жуковой* 162
Pro patria. Пер. В.Малахова* 190
Статья закона. Пер. М.Загота* 203
Ирландский джентльмен. Пер. М.Загота* 216
Флирт. Пер. А.Бобковой* 229
Удачливый художник и честный еврей. Пер. А.Кудрявицкого 238
Как становятся миллионерами. Пер. Н.Нечаевой* 248
Хорошие манеры. Пер. М.Загота* 259

ДОПОЛНЕНИЯ

Эссе

Искусство слова. Пер. М.Лорие 273
Рассказчики. Пер. Д.Аграчева 292
О своих рассказах. Пер. И.Бернштейн 322

Автобиографическая проза

Вглядываясь в прошлое. Пер. Ю.С. и И.З. под ред.
Э.Кузьминой* 347

Приложение

Структура «Полного собрания рассказов
У.Сомерсета Моэма» в 3 томах. Пер. Н.Куняевой 435

Библиографический комментарий. В.А.Скороденко 442

КУПИДОН И ВИКАРИЙ СУЭЙЛСКИЙ


Поистине всем хорош Суэйл. Необыкновенно живописен и замечательно респектабелен. Его обитатели вызывают восхищение остального мира не только своим достатком, но и утонченностью, а в наше бесславное время одно не так уж часто сопутствует другому. Дома сплошь увиты плющом. У всех есть свой выезд. Кое-где в бедных, но очень колоритных домишках — не иначе, как для удобства юных акварелисток, — живут и люди попроще. Но даже бедняки в Суэйле очень славные — из тех, что на редкость трогательно выходят на академических холстах. Увы! эта человеческая порода в Англии быстро исчезает. Простолюдины теперь такие гордые, совсем забыли, что значит чувство благодарности: не сдергивают шапку, завидев священника, их благоверные не приседают перед сквайром, — все стали радикалами, все заразились новомодными идеями и выглядят прескверно как на картинах, так и в жизни. Откровенно вульгарны, что тут говорить! Зато в Суэйле все идет по-старому, и да пребудет он подольше прежним, не тронутым порчей, приходящей извне. Как я уже сказал, здешние хижины очаровательны: с подслеповатыми свинцовыми оконцами, куда не просачиваются ни свет, ни воздух (но это мелочи, отличная деталь для настоящего этюда), с дверями в обрамлении вьющихся роз и жимолости, с крышами, крытыми соломой, — словом, являют собой картину эдакого поэтического запустения.
В шальную минуту один из здешних землевладельцев задумал было срыть в своей усадьбе эту красоту и заменить новыми домиками с водопроводом, канализацией и всеми прочими удобствами, чем вызвал возмущение соседей. Созвали общее собрание и командировали к нему депутацию дам, заявивших протест против такого святотатства. Как человек плебейского происхождения (единственный невежа, затесавшийся в историю Суэйла), он не стал слушать их резонов по поводу красоты пейзажа и остался глух к упрекам, что желает изничтожить тип доброго английского поселянина. Пришлось воззвать к его патриотизму: ведь сельские жители — оплот британской армии, а сохранится ли их природное чистосердечие, послушание, почтительность к старшим по званию, если будущих солдат начнут производить на свет и растить не в живописных старых хижинах, увитых жимолостью, а в новомодных хоромах с ванной? Впрочем, вскоре мистер Симпсон, владелец вышеупомянутой усадьбы, к счастью, отошел в мир иной, где мерзостные радикалы, надо думать, не имеют власти, а дочки его были вполне безобидные создания. И суэйлских бедняков, к их радости, оставили в покое — они не могли не ценить того, что, по милости заботливого Провидения, их дети каждую зиму мрут от дизентерии и тифа. Долгие столетия их приучали к мысли, что благородным господам они не ровня, и они не собирались ни с того ни с сего начать чиниться. Господа — это господа, а они люди простые, их дело — прислуживать богатым, и все тут. Справедливости ради надо отметить, что, когда случались бедствия, суэйлские богачи вели себя безукоризненно: горшочки с джемом и уголь доставлялись пострадавшим бесперебойно, портвейн лился рекой, а уж Библия читалась часами.
Но вот старый викарий Cуэйлский ушел из жизни, которой изо всех сил наслаждался без малого восемьдесят лет, и приход взволновался: кого пришлют ему на смену?
— Нам ни к чему, чтоб наш священник чересчур усердствовал, — заявила своей подруге миссис Стронг леди Праудфут, вдова сэра Джорджа Праудфута, получившего Орден Бани второй степени за то, что развалил какое-то важное начинание в колонии.
Дело было за чаем у леди Праудфут, чьи дочери неподалеку играли в теннис. Сознавая опасную близость сорокалетия, миссис Стронг решительно отказалась от энергичных видов спорта: разгоряченное лицо, считала она, не красит даже молодую девушку, так что уж говорить о ней — женщине ее возраста не простят багровых щек. Кроме того, в жару она и так раскисала. В молодости она была настоящей богатыршей шести футов росту, с довольно массивными формами и выглядела монументально, а разыгравшись, смахивала на резвящегося слоненка. Но время сгладило это впечатление: оставшись крупной, она больше не казалась грузной. То была степенная, восхитительно сдержанная британская матрона. Начитанные суэйлские барышни восклицали: «Настоящая Боадицея!» Миссис Стронг, несомненно, была очень красивой женщиной с точеными чертами лица и твердым взглядом ясных глаз. Если она и давала какой-либо повод для упреков, то лишь один: слишком часто демонстрировала свои и впрямь безукоризненные зубы. Но так как ее отличали доброжелательность и редкое чувство юмора, не сходящую с ее лица улыбку легко было приписать не тщеславию, а другим свойствам ее характера.
— Существуют разные породы священников, — продолжала леди Праудфут.
— Конечно, — с улыбкой подхватила миссис Стронг, — одни христиане, другие джентльмены, а третьи ни то ни се.
— Главное, чтобы нам достался джентльмен, — не унималась леди Праудфут. — Если он учился в Оксфорде и получил там степень, для нас он христианин в наилучшем виде.
— И впрямь будет ужасно, если нас осчастливят неугомонным коротышкой, женатым и красноносым.
— Не говоря о выводке в пятнадцать человек! — вскричала леди Праудфут. — Да и жены у таких господ немыслимые. Бог ведает, где они только их откапывают! Как бы то ни было, Эдит, если к нам приедет жуткий тип, который все поставит с ног на голову, мы пропали. У нас и так все по-христиански. Я твердо знаю, что по-настоящему нас не в чем упрекнуть.
— В церковь мы ходим аккуратно и всегда в новых шляпках, — поддержала хозяйку миссис Стронг. — А если и просим отпустить нам тяжкие грехи, то только потому, что это так принято говорить.
— Если к нам назначат викария, которому позарез нужны все эти съезды матерей, общества трезвости и прочая чушь, просто не представляю, что с нами будет.
— Да-а, — сказала миссис Стронг, растягивая слова, пожалуй, не без доли насмешки, — пускай играет в теннис и за столом ведет себя как подобает, а о своих душах мы уж сами позаботимся.
— В конце концов, шесть сотен в год и дом в прекрасном состоянии — не может быть, чтоб не прислали человека поприличнее.
У леди Праудфут, как и у всех жителей Суэйла, были все основания радоваться выбору епископа. Его преподобие доктор Роберт Бранском был джентльмен до кончиков ногтей и, как троюродный брат пэра, не мог не возбудить у прихожан доверия. Высокий сорокалетний холостяк приятной наружности — лет через десять обещавшей, правда, стать приятной выше меры, ибо определенная склонность к полноте уже давала о себе знать — в то время, о котором я пишу, был очень хорош собой. Он тщательно брился и одевался по самой последней духовной моде. Прибавим, что, как и следовало ожидать от священнослужителя такого респектабельного места, как Суэйл, он принадлежал к Высокой церкви и манеры имел самые непринужденные. Он очень много, очень громко говорил, и в тоне его проскальзывали наставнические нотки. Затрагиваемые им предметы отличались простотой и были понятны даже малолеткам. Только что вышедший роман, местная выставка роз, танцы, званые обеды — ему этого с лихвой хватало, чтобы явить свои способности. Приходских дел он почти не касался, считая дурным тоном говорить на профессиональные темы. Наконец, он питал страсть к Теннисону, что в человеке его звания неопровержимо свидетельствовало о чистоте души и искренности. Дамы сочли его обворожительным, и когда один угрюмый сквайр заметил, что у этого господина баснословное самодовольство, гневно набросились на брюзгу и грудью встали на защиту викария.
— Больше всего мне нравится, что в нем ничего нет от священника, разве только одежда, — призналась леди
Праудфут.
Всем было совершенно ясно, что викарию Суэйлскому нужно жениться, и два года его пребывания в должности прихожане только и делали, что строили на этот счет всяческие планы. Мистер Бранском являл собой законченный тип жениха, но уж очень невелик был выбор невест в Суэйле, и, по сути, сделать его надлежало между миссис Стронг и Джейн Симпсон — старшей дочерью того самого монстра-радикала, чья смерть, как я уже рассказывал, спасла суэйлский пейзаж от порчи. Малоприметная двадцатидевятилетняя простушка, достаточно безобидная, чтобы добиться благосклонности кого-нибудь из местных, не могла рассчитывать на то, что ей простят происхождение отцовских денег, нажитых в городе, а не в деревне. Ее матримониальные надежды ни для кого не составляли секрета, и ее обращение с мистером Бранскомом выводило из себя леди Праудфут. Разумеется, ничего неблагопристойного она себе не позволяла — то была тишайшая, скромнейшая молодая особа, которая бледнела при его появлении и заливалась краской, стоило ему сказать хоть слово. Она просто сгорала от любви к нему, и ясно было, что довольно ему только заикнуться — и он получит ее руку и приданое, составлявшее по меньшей мере сто тысяч фунтов в надежных ценных бумагах.
Однако такая партия была бы не по вкусу прихожанам мистера Бранскома, которым льстила мысль, что их викарий чужд корысти. Но пусть он даже не готов жениться на Джейн Симпсон из-за денег, тревожились они, — в конце концов, он только человек, и трудно ожидать, что ее явное преклонение оставит его безучастным. Все свои надежды суэйлские дамы возлагали исключительно на миссис Стронг, которую благосклонная судьба одарила не одной лишь внешней привлекательностью. Миссис Стронг была не только красавицей, но и вдовой, имевшей полторы тысячи годовых. Ее возраст, наружность и положение — все, казалось, говорило о том, что она предназначена разделить с мистером Бранскомом скорби этой жизни. Женщина она была очаровательная, и мистер Бранском просто таял от восторга. Дело, несомненно, уладилось бы в первый же год его пребывания в Суэйле, если бы его не сбивала с толку своими вздохами и рдеющими ланитами мисс Симпсон. Как человек безусловно добрый, он вовсе не желал разбивать бедняжке сердце, да и миссис Стронг держалась как-то непонятно. Улыбалась, приглашала отобедать, воспринимала как должное то, что на званых обедах любезные хозяйки всегда усаживали их рядом, другие посетители вечно заставали его у нее за чаем. Но она была равно любезна со всеми своими знакомыми, и, хотя к викарию Суэйлскому относилась с явной симпатией, ничто в ее поведении не свидетельствовало о том, что она хотела бы видеть его своим мужем. А преподобный мистер Роберт Бранском обладал слишком большим чувством собственного достоинства и слишком привлекательной наружностью, чтобы позволить себе нарваться на отказ, и поэтому колебался. Конечно, суэйлские дамы понимали, в чем за¬гвоздка, и из кожи вон лезли, стараясь ему помочь, но... решиться он все равно не мог.
— Ей-богу, не знаю, какого еще поощрения ему нужно, — недоумевала леди Праудфут. — Он что, хочет, чтоб Эдит сама сделала ему предложение?
Леди Праудфут больше всех в Суэйле была озабочена матримониальными делами Роберта Бранскома. Она полагала, что священнику, как и доктору, не подобает оставаться холостым; к тому же, миссис Стронг была ее близкой подругой. Тревоги викария не составляли для нее тайны, и она решила поговорить наконец с миссис Стронг начистоту. Как-то раз, заведя разговор о неблаговидном поведении Джейн Симпсон, она пошла на приступ.
— Не понимаю, почему бы бедняжке и не выйти замуж за мистера Бранскома, если ей этого хочется, — не соглашалась миссис Стронг. — Славная, тихая девушка, из нее получится отличная жена священника.
— Эдит, дорогая, — гнула свое леди Праудфут, — боюсь, нам всем тогда не поздоровится. Она и сейчас уже кошмарно набожная.
— Ничего, выйдет замуж за священника — через полгода как рукой снимет.
— И потом, на мой взгляд, она совершенно не подходит мистеру Бранскому. Он любит все изящное, а у нее ну никаких понятий. Когда я заходила к ним в последний раз, на ней, представь себе, были вязаные чулки!
Миссис Стронг засмеялась, обнажив свои великолепные зубы, и сказала:
— Боюсь, у бедной девушки ноги мерзнут. Плохое кровообращение.
— Никаких сил нет с тобой, Эдит! — Тут миссис Праудфут взяла быка за рога: — Как ты не видишь, он на тебе хочет жениться!
Ее собеседница ничуть не смутилась:
— Мне он этого не говорил.
— Вот что, пора тебе на что-то решиться. По-моему, просто дико, чтобы такая женщина, как ты, да еще ничем не связанная, оставалась незамужней.
Миссис Стронг никак не отозвалась на это.
Тогда леди Праудфут продолжила:
— Интересно, а если он сделает предложение, ты согласишься?
— Это он тебя просил разузнать?
— Не совсем, — не унималась леди Праудфут. — Я знаю, он считает тебя неотразимой.
— Зато я не считаю его храбрецом.
— Это звучит как поощрение.
— Отчасти так и есть, — признала с улыбкой миссис Стронг.
Леди Праудфут встала, расцеловала на прощанье приятельницу и бросила, уходя:
— Полагаю, он завтра тебя навестит.
Миссис Стронг не очень рвалась замуж. Викарий Суэйл¬ский был довольно привлекательный мужчина, и ей льстила мысль, что он хочет на ней жениться. Удивительно, как это он до сих пор не посватался к Джейн Симпсон. Ну что ж, пусть приходит, она никому никаких обещаний не давала, послушаем, что он скажет.
На следующий день в три часа пополудни его преподобие Роберт Бранском показался на пороге ее будуара. Миссис Стронг приняла его с обычной своей приветливостью и непринужденностью, а он держался со своей неизменной самонадеянностью. Это нимало не походило на встречу влюбленных ни с ее, ни с его стороны — если не считать самого его появления, наводившего на мысль, что он получил от леди Праудфут некое сообщение. Его самоуверенность слегка задела миссис Стронг. Ей хотелось, чтобы он был чуть более взволнован. Она предложила чаю, он отказался.
«Ну да, — подумалось ей, — делать лирические признания с чашкой чая в руках, у него для этого слишком развито чувство юмора».
Между тем мистер Бранском еще не исчерпал тему погоды:
— Стоит настоящая жара. В саду при доме все засохло. Вы, кажется, еще не видели, как я переделал дорожку в западной части сада?
Миссис Стронг тут же смекнула, что он заговорил о доме приходского священника, чтобы предложить ей роль хозяйки. И не без тайного злорадства решила сменить тему. Мистер Бранском был слишком самонадеян, и она считала своим долгом показать ему, что завоевать сердце такой прелестной женщины, как она, отнюдь не просто.
— Ну да, — подхватила она, — миссис Симпсон говорила мне, что вы затеяли преобразования. Оказывается, в большой усадьбе тоже ведутся работы — перестраивают охотничий домик. — И она принялась описывать подробности строительства.
Но мистер Бранском и тут не растерялся. Он с легкостью подхватил тему охотничьего домика.
— Прелестное старинное поместье, но я предпочитаю, — подытожил он, когда позволил ход беседы, — мой собственный дом викария.
«Опять он со своим домом, что за избитый ход мыслей», — подумала миссис Стронг, но, очаровательно улыбнувшись, тут же напомнила себе (так заяц путает след), в каком чудесном домике священника жила одним давним летом в Блэкстейбле. Занятно было наблюдать, как мистер Бранском твердо движется к намеченной цели, и делать все возможное, чтобы сбить его с пути. Но он-таки загнал ее в угол:
— Вам нравятся дома приходских священников?
Глупый вопрос, но деться некуда, придется отвечать.
— Вполне.
— А мой как вы находите? — не отступал он.
Такой допрос не допускал непредусмотренных ответов.
— О, прелестным!
Смешно, что она дала себя поймать.
— Он станет в десять раз прелестней, если... если вы его собой украсите.
Что за простофиля! Она ожидала большего от клирика, перешагнувшего сорокалетний рубеж.
— Вы собираетесь поставить меня в нишу, как ставят в Италии святых?
— Вы намеренно искажаете мои слова, — обронил он с чуть снисходительной усмешкой.
— Простите, — пробормотала она.
На мгновение он задержал на ней взгляд, и миссис Стронг подумалось, что он слишком величествен, с такими манерами положено быть, как минимум, архидиаконом.
— Вчера за мной послала леди Праудфут, — признался он, — и... сказала, что я могу вас посетить.
— Не знала, что вам требуется разрешение, — парировала она, улыбнувшись своей открытой улыбкой и твердо, без тени смущения глядя на него. Не испытывая ни малейшего замешательства, он ласково улыбнулся ей в ответ.
— Вы разделите со мной жизнь в моем доме, миссис Стронг?
Он явно продумал заранее, что сказать, и не мог допустить, чтобы случайности светской беседы сбили его с намеченного курса.
— Я сегодня пришел к вам, — продолжал он, чуть повышая голос и торжественно выговаривая слова, как во время церковных воскресных проповедей, — я сегодня пришел, чтобы просить вас стать моей женой.
Миссис Стронг потупилась. После того, что сказала леди Праудфут, глупо было бы изображать удивление. Пожалуй, она не была уверена, что ее устраивает такое прозаическое объяснение в любви. В ее крупном теле скрывалась нежная душа, не чуждая сентиментальности, и она бы предпочла, чтобы претендент на ее руку робел и путался в словах. Не лишней была бы также крупица поэзии и даже легкий намек на подавленную страсть. Его уверенность в исходе дела была просто возмутительна. Хорошо бы отказать ему и посмотреть, как он это проглотит.
— Я очень польщена, мистер Бранском, — неспешно, стараясь потянуть время, проговорила она.
— Зовите меня Роберт, — отозвался он и потрепал ее по руке.
Миссис Стронг быстро вскинула глаза, и викарий, склонившись над ней, чмокнул ее в щеку.
— Благодарю вас от всего сердца, — заявил он. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы исполнить долг и стать для вас истинно христианским мужем.
Миссис Стронг удивилась. Он явно думает, что она ответила ему согласием, тогда как она все еще размышляет, стоит ли это делать. Но ведь сказать мужчине, что тебе льстит его предложение, еще не значит принять его? Однако он явно понял ее именно в таком смысле. Даже попросил назначить день, когда станет счастливейшим из смертных. И торжественно провозгласил, что должен немедленно поделиться этой доброй вестью с леди Праудфут.
— Что теперь начнется в приходе! — сказал он, ухмыляясь. А уходя, еще раз настойчиво попросил назначить день бракосочетания.
— Увидите, до тех пор я буду само нетерпение.
— Приятно видеть такую пылкость, — усмехнулась она, сверкнув своими прекрасными зубами. — Но вы же знаете, как много юридических формальностей необходимо перед тем уладить. — Казалось, она капитулировала полностью и окончательно.
— Если я могу быть чем-нибудь вам полезен, — галантно подхватил он, — приказывайте.
— Вы так любезны! Дело в том, что мой доход, полторы тысячи годовых...
— Эдит, милая, не..! — и он изо всех сил замахал руками: он не из тех, кто интересуется низменными денежными материями.
— Я думаю, вам лучше узнать это сейчас, — остановила она его. — Этот доход принадлежит мне, лишь пока я вдовею.
— Простите, как, как? — не понял он.
— Я теряю его при повторном браке, — улыбнулась она. Говоря это, она не сводила с него глаз. Мистер Бранском явно опешил, но тотчас взял себя в руки.
— Милая Эдит, — нашелся он, — вы станете мне только дороже, если я буду знать, что сам вас обеспечиваю. И если я медлил со сватовством, то лишь потому, что вы богаче и люди... э-э... могли усомниться в моем бескорыстии.
С серьезным видом он поцеловал ее в лоб и ретировался.
«Посмотрим, — сказала себе миссис Стронг, — как он выкрутится на этот раз».
На другой день мистер Бранском явился ко второму завтраку. Приблизившись к миссис Стронг, он запечатлел на ее лбу торжественный поцелуй — любовник он был не из страстных.
— Хорошо ли вы спали? — осведомился он.
— О да! — ответила она с улыбкой. — Я всегда хорошо сплю.
— Вот как! — он слегка замялся, но затем, с трудом преодолев смущение, стал усиленно расхваливать вид, открывавшийся из окон.
— Я никогда не смогу выразить вам свою признательность за то, что вы жертвуете всем этим ради скромного домика священника.
— Я не цинична, — возразила она, — и верю в рай в шалаше.
— Н-да, но у него есть свои недостатки.
Миссис Стронг никогда прежде не замечала, как невыносимо банальны речи ее жениха. Они сели за стол, но в присутствии дворецкого могли обмениваться лишь ничего не значащими фразами. Миссис Стронг ликовала: мистер Бранском явно чувствовал себя не в своей тарелке. Никогда ей не случалось видеть его таким растерянным, и это ее радовало.
Когда они вернулись в гостиную, он сказал:
— Знаете, у вас будет совсем другая жизнь, когда вы станете владычицей в доме суэйлского викария. Боюсь, мы не сможем позволить себе собственный выезд.
— О, с меня довольно двуколки, запряженной пони.
— Какой у вас дивный характер, — пробормотал он.
Ему все больше делалось не по себе. Миссис Стронг не отводила от него насмешливого взгляда, и он боялся совершить неловкость. Собравшись с духом, он решился быть галантным:
— Какие у вас чудесные волосы, ни у кого таких нет.
В ответ она залилась смехом, и он понял, что допустил промах.
— Ну, сказали вы леди Праудфут о нашей помолвке? — полюбопытствовала она.
Не могло быть двух мнений, он покраснел.
— Нет. По некотором размышлении я решил, что незачем. В конце концов, ее это не касается. И потом, мы еще не решили, когда будет свадьба, верно? — Миссис Стронг достало милосердия отвести глаза в сторону. Но, собрав все свое мужество, он пошел ва-банк: — Не стану скрывать... то, что вы вчера сказали, кое-что меняет в моих планах... конечно же, не в чувствах, ваша бедность лишь заставляет меня любить вас еще больше.
Тут миссис Стронг вперила в него взор, и он смешался. Наконец-то она видела, что преподобному Роберту Бранскому изменила самоуверенность.
— Конечно, я понимаю, — тянул он, — все это легко истолковать в дурную сторону. Можно подумать, что... что я расчетлив. Вчера я просил вас поскорее выйти за меня замуж. И хотя это звучит смешно, понимаю, но сегодня я хочу просить вас немного повременить.
— Нет-нет, ничего, продолжайте, — приободрила она его.
Он взял ее руки в свои, но она мягко их высвободила. Говорил он нервно, быстро:
— Я знаю, что важнее всего — мой долг перед вами. Но надеюсь, вы понимаете, что прошу вас повременить прежде всего ради вас самой.
— Так вы просите меня повременить?
— Через три—четыре года многое переменится. Я пользуюсь определенным влиянием в церковных кругах, к тому же мне намекнули, что дядя Джордж хочет сделать меня своим единственным наследником. Правда, ему всего шестьдесят пять, он может прожить еще лет десять... Ну что ж, мне будет всего пятьдесят. — Тут он снова взял ее за руку: — Знаю, я прошу слишком многого, но вы подождете меня, Эдит, скажем, еще пять лет? К тому времени я смогу вам предложить больше, не сомневаюсь.
— А вы не думаете, — спокойно спросила она, — что вам лучше не связывать себя помолвкой? Вы сами сказали, за пять лет столько воды утечет.
— О, Эдит, неужели вы обо мне такого дурного мнения, неужели считаете, что я могу нарушить слово только из-за... из-за...
— Понимаете, Роберт, вы человек молодой, и через десять лет вам будет всего пятьдесят. Но мне тоже будет пятьдесят! Перед вами открывается большое будущее. Уверена, в конце концов вы станете епископом. Зачем человеку ваших возможностей прозябать в маленьком деревенском приходе? Я не хочу стоять у вас на пути.
— Я был бы достоин презрения, если бы просил вас вернуть мне слово.
Викарий Суэйлский не на шутку перепугался: как джентль¬мен, он не мог унизиться до бесчестного поступка.
— Но это не вы меня просите, это я прошу вас, Роберт. Мне не будет оправдания, если я свяжу вас по рукам и ногам. Когда я думаю о вашем будущем, я понимаю, что никакая это с моей стороны не жертва.
— Я не могу принять вашу жертву, — торжественно произнес он. — Я буду чувствовать себя последним... последним негодяем.
— Полноте, что за пустяки, — отозвалась она уже совсем другим тоном. — Мы просто забудем наш вчерашний разговор. Можете быть совершенно спокойны, я никому и слова не скажу.
— Ах, миссис Стронг, вы истинная христианка!
Викарий Суэйлский был посрамлен, но миссис Стронг как настоящая женщина не могла отпустить его, не насладившись маленькой местью. Когда на прощанье он пожимал ей руку, она сказала, понизив голос и просияв улыбкой:
— Надеюсь, вы не чувствовали себя посмешищем? Я этого не хотела.
Утром в гостиную миссис Стронг влетела леди Праудфут и вскричала:
— Ах, Эдит, что ты натворила!
— Милостивый Боже! Что случилось?
— Я только что получила письмо от мистера Бранскома, он пишет....
— Что именно?
Трудно было предположить, что викарий Суэйлский разгласил их тайну.
— Он пишет, что сделал предложение Джейн Симпсон.
В лице у миссис Стронг не дрогнул ни один мускул.
— Только и всего? — сказала она. — Я знала, что он собирается к ней свататься. Он заходил ко мне позапозавчера, и я уверила его, что из нее получится примерная жена.
— Но он же хотел посвататься к тебе!
— Да нет же, душечка, вовсе нет. Ты ничего не поняла, — спокойно возразила миссис Стронг. — По его мнению, я слишком близка к низкоцерковникам.
И она улыбнулась подруге самой чарующей своей улыбкой.
— У тебя и впрямь чудесные зубы, — кисло пробормотала леди Праудфут.

ЛЕДИ ХАБАРТ

I

С той самой минуты, как леди Хабарт в первый раз дотянулась до зеркала, а случилось это чуть ли не в колыбели, она стала пылкой поклонницей собственной красоты; что касается ума, она убедилась в его сверхъестественных способностях задолго до того, как выучила таблицу умножения. Ум у нее и в самом деле был чрезвычайно востер и цепок; она с легкостью умножала любое число на тринадцать, в то время как серая посредственность — всего на два. Но талант к математике губителен для женщин, искусство жонглировать цифрами и прибегать к двойной бухгалтерии в денежных расчетах неизбежно приводит их к разорению. Леди Хабарт не была исключением, и потому все последнее время ее мысли вертелись вокруг предстоящего объяснения с управляющим, которого назначит суд, дабы он распорядился ее имуществом в интересах кредитора. Она подбирала убедительные доводы для этого въедливейшего из следователей. Впервые в жизни она сторонилась известности, ее возмущало, что газетам позволяют печатать подробности частной жизни вдовствующих аристократок. Тревожила угроза унизительных штрафов за долги, превышающие двадцать фунтов стерлингов. Какой отвратительно дурной тон — не освободить должника от уплаты долга.
Даже на самый поверхностный взгляд было ясно, как расстроена леди Хабарт, ибо нос ее был густо напудрен, а совершить столь вопиющую вульгарность истинная аристо¬кратка способна лишь в величайшем смятении чувств... Леди Хабарт достаточно рано поняла, что женская красота в значительной степени рукотворна и что с помощью разных хитростей даже самую ослепительную красавицу можно сделать еще совершенней. Потому ее прямые от рождения волосы стали восхитительно волнистыми, а тусклый мышиный цвет, в который окрасила их природа, превратился в изысканный рыжевато-золотой, этот цвет удивительно гармонировал с синевой ее больших глаз и розовым бутоном рта. Она в жизни не видела рта, который предпочла бы своему собственному. Искусством создавать себя она владела виртуозно, и мало кто из мужчин догадывался, что подведенные брови благородной дамы и длинные черные ресницы наполовину обязаны своей красотой ее утонченному вкусу. Впрочем, если кто-то и догадывался, им было все равно. Леди Хабарт прелестна, а уж как она этого добивается, их не интересует. Когда жены припирали мужчин к стене, те соглашались, что леди Хабарт подкрашивает лицо, но ведь красятся многие, и только она достигла в этом искусстве таких высот. Враги леди Хабарт утверждали, что она одевается вызывающе, но это была поистине не вина ее, а беда, ибо она принадлежала к тому типу женщин, на которых даже бесхитростный фиговый листок покажется претенциозно нарядным туалетом. Именно эти дамы внушают подозрение, что их драгоценности фальшивые, и близкие друзья леди Хабарт шептали, что подобные подозрения небезосновательны, однако в свете этому не верили. Hо будем придерживаться неоспоримых фактов, а неоспоримо то, что леди Хабарт умела быть обворожительной, когда захочет, что она очень хороша собой и что ей еще не было тридцати.
Сейчас леди Хабарт читала в своем будуаре последний роман миссис Хамфри Уорд. Она находила это занятие приличествующим своему статусу вдовы. К тому же нынче вечером ей предстояло ужинать в обществе писателей — некоторые писатели дают обеды, где бывают вполне респектабельные люди, — и чутье подсказывало ей, что во время ужина разговор зайдет именно об этой книге. Всем известно, что изобразить полное незнакомство с книгой можно лишь в том случае, если она прочитана. Леди Хабарт понимала, что мужчин, которые будут обсуждать роман, ужасно раздосадовала бы ее осведомленность... Однако она не могла сосредоточиться, сердце тревожно билось, она вздрагивала от каждого звука. И наконец отложила роман, достала носовой платочек, вынула из него маленькую пуховку и провела ею по лицу... Отворилась дверь, и вошел молодой человек, высокий, красивый, со светлыми волосами, похожий на леди Хабарт. Это был ее брат. Таких, как он, встречаешь повсюду, у них всегда бумажник набит деньгами, хотя никто понятия не имеет, откуда они берутся. Гай Черритон был сын отставного генерала на пенсии, отец оставил ему очень небольшое наследство, но Гай, судя по всему, проживал в год не меньше половины завещанного отцом состояния. Он был всегда безупречно одет, усы и шевелюра безупречно ухожены, манеры не менее безупречны. Все предсказывали, что он в конце концов женится на богатой наследнице и остепенится.
— Ну что? — взволнованно спросила леди Хабарт.
— И слышать не желает, — ответил брат.
— Черт! — вырвалось у нее. — До чего ж ты глуп!
Я уже намекал, что леди Хабарт была по уши в долгах; ее брат только что ездил к ростовщику в надежде уговорить того отсрочить уплату долга и, если удастся, занять еще. Но ростовщики нынче не доверяют графиням.
— Ты сказал ему, что у меня просто нет денег? — в отчаянии спросила она.
— Он ответил, придется достать. Если не расплатишься за неделю, он объявит тебя банкротом.
— Подлая тварь! И зачем я только с ним связалась. Лучше бы заняла у еврея. Евреи не такие алчные мошенники, как христиане.
Она заметалась по комнате, в нервном возбуждении положила на лицо еще слой пудры. Потом вдруг остановилась перед братом.
— Что ты стоишь, как истукан! Сделай что-нибудь, черт возьми!
— А что я могу сделать? — огрызнулся он. — У меня нет ни гроша.
— Ладно, не будем ссориться, это бесполезно. И ужасно вульгарно.
— Может быть, продать твои бриллианты?
— Нет, Гай, ты просто невозможен. Тебе ли не знать, что я уже два года ношу стразы... Господи, что делать! Я больше не смогу покупать в кредит. За туалеты надо расплачиваться наличными — независимость торговцев граничит с наглостью... Ты сказал Смитсону, что я подпишу что угодно?
Смитсон был тот самый ростовщик-христианин.
— Я сказал, что мы оба подпишем что угодно, а он ответил, чт

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ КОММЕНТАРИЙ


Список сокращений

P — журнал ‘Punch’ (L.).
SM — журнал ‘The Strand Magazine’ (L.).
L. — London.
Л. — Ленинград.
М. — Москва.

Рассказы

В пятый том нашего «Полного собрания рассказов» С.Моэма вошли ранние новеллы писателя, которые он впоследствии не переиздавал и не перерабатывал для включения в сборники. Из 15 представленных в этом томе рассказов 14, за исключением «Как становятся миллионерами», были собраны и опубликованы американским литературоведом Крейгом Шоуолтером в книге: Seventeen Lost Stories by W.Somerset Maugham / Compiled and with an Introduction by Craig V.Showalter. – Garden City, N.Y.: Doubleday & Company, Inc., 1969.
«Пусть они лучше останутся забытыми», — писал Моэм об этих рассказах. «Он полагал, что было бы нечестно по отношению и к нему самому, и к его читателям переиздавать рассказы, которые его не удовлетворяли», — констатирует К.Шоуолтер в предисловии к книге, однако добавляет: «Я тем не менее считаю, что эти рассказы не только сами по себе понравятся многим читателям, но, возможно, и вызовут у них живой интерес, поскольку позволяют проследить, как развивалось мастерство, которое сделало Моэма, после того как он вернулся к жанру рассказа в 1920-е годы, одним из самых блестящих новеллистов его времени».
Переводы упомянутых 14 рассказов выполнены по текстам, воспроизведенным в составленном К.Шоуолтером сборнике. Перевод новеллы «Как становятся миллионерами» выполнен по единственной существующей публикации, указанной ранее.
За пределами настоящего тома остались новеллы, впоследствии переработанные писателем и включенные им в свое «Полное собрание рассказов». Это «Брак по расчету», «Кузина Эйми», получившая после переработки название «Завтрак», «Счастливая пара» и «Мать».
За исключением новелл «Статья закона» и «Удачливый художник и честный еврей», все рассказы впервые переведены на русский язык.

«Ориентиры»

Первый сборник рассказов Моэма и третья опубликованная им книга, «Ориентиры» (‘Orientations’; название можно также перевести как «Направления») вышли в Англии в июне 1899 г. (L.: T.Fisher Unwin).
«Предусмотрительный дон Себастьян» (‘The Punctiliousness of Don Sebastian’). Самый первый опубликованный рассказ писателя увидел свет на страницах международного журнала ‘Cosmopolis’ (октябрь 1898 г.) под названием «Дон Себастьян» (‘Don Sebastian’). В сборнике — под настоящим названием.
«Дурной пример» (‘A Bad Example’). Впервые — в составе сборника. По словам Моэма, эта новелла и «Дейзи» — его первые рассказы, он написал их в восемнадцать лет.
‘De Amicitia’. Впервые — в составе сборника. Название рассказа — «О дружбе» — иронически отсылает к одноименному трактату древнеримского оратора и писателя Марка Туллия Цицерона.
«Вера» (‘Faith’). Впервые — в составе сборника.
«Суд Аминтаса» (‘The Choice of Amintas’). Впервые — в составе сборника.
«Дейзи» (‘Daisy’). Впервые — в составе сборника.

Рассказы, опубликованные в периодических изданиях

«Купидон и викарий суэйлский» (‘Cupid and the Vicar of Swale’). Впервые — в Р, 7 февраля 1900 г.
«Леди Хабарт» (‘Lady Habart’). Впервые — в Р, 25 апреля, 2 и 9 мая 1900 г.
‘Pro patria’. Впервые — в журнале ‘The Pall Mall Magazine’ (L.), февраль 1903 г. Название рассказа — «За родину» – иронически отсылает к крылатому изречению древнеримского поэта Квинта Горация Флакка «Сладостно и почетно умереть за родину» (‘Dulce et decorum est pro patria mori’. — «Оды», III, 2).
«Статья закона» (‘A Point of Law’). Впервые — в SM, сентябрь 1904 г. Сокращенный перевод Н.Мойкина под названием «Буква закона» опубликован в еженедельнике «Неделя» от 30.08.1971. Перевод М.Загота выполнен для настоящего издания.
«Ирландский джентльмен» (‘The Irish Gentleman’). Впервые — в SM, сентябрь 1904 г.
«Флирт» (‘Flirtation’). Впервые — в газете ‘Daily Mail’ (L.) от 03.02.1906 г.
«Удачливый художник и честный еврей» (‘The Fortunate Painter and the Honest Jew’). Впервые — в журнале ‘The Bystander’ (L.),
7 марта 1906 г. В сборнике Крейга Шоуолтера название рассказа сокращено до «Удачливый художник». Переводы на русский язык: А.Кистаурова — в журнале «Простор» (Алма-Ата), 1970, ?12; Г.Льва под названием «Счастливый художник» — в журнале «Нева» (Ленинград), 1979, ?3; А.Кудрявицкого — в книге: Моэм, У.Сомерсет. Вилла на холме; Эшенден, или Британский агент; Рассказы. — М.: Республика, 1992. Использован этот текст с восстановлением первоначального названия.
«Как становятся миллионерами» (‘The Making of a Millionaire’). Впервые — в журнале ‘The Lady’s Realm’ (L.), июль 1906 г.
«Хорошие манеры» (‘Good Manners’). Впервые в журнале ‘The Windsor Magazine’ (L.), май 1907 г.

Дополнения

Эссе

B настоящем издании использованы переводы эссе, опубликованные в книге: Моэм, Вильям Сомерсет. Искусство слова: О себе и других. — М.: Художественная литература, 1989.
«Искусство слова» (‘The Art of Fiction’). Предисловие к книге Моэма: ‘Ten Novels and Their Authors. — Garden City, N.Y.: Doubleday, 1955. Является, в свою очередь, пересмотренным и расширенным вариантом предисловия к книге: Great Novelists and Their Novels. — Philadelphia—Toronto: John C.Winston Co., 1948.
«Рассказчики» (‘Tellers of Tales’). Предисловие Моэма к составленному им сборнику ста рассказов американских, английских, французских, русских и немецких писателей: Tellers of Tales: 100 Short Stories from the United States, England, France, Russia and Germany / Selected and with an Introduction by W. Somerset Maugham. — N.Y.: Doubleday, Doran, 1939.
«О своих рассказах». Под этим названием переводчик объединила авторские предисловия к двум собраниям рассказов Моэма: East and West: The Collected Short Stories of W.Somerset Maugham. — L.: William Heinemann Ltd, 1934; W.Somerset Maugham. The World Over: Stories of Manyfold Places and People. — Garden City, N.Y.: Doubleday, 1952.

Автобиографическая проза

«Вглядываясь в прошлое» (‘Looking Back’). Эти воспоминания Моэма — одна из его последних прижизненных публикаций, печатались в американском журнале ‘Show’ (N.Y.), июнь—август 1962, и, в несколько сокращенной версии, на страницах английского еженедельника ‘Sunday Express’ (L.), 9 сентября—28 октября того же года. Коротенькие отрывки из мемуаров были опубликованы на русском в газете «Известия» 3.09.1962. Настоящий перевод, выполненный по тексту, опубликованному в ‘Sunday Express’, — первая книжная публикация не только по-русски, но и по-английски.

Приложение

Приведены авторские предисловия к каждому тому и состав канонического «Полного собрания рассказов У.Сомерсета Моэма» в трех томах: The Complete Short Stories of W.Somerset Maugham: 3 Vols. — L.: William Heinemann, 1951. Переводы Н.Куняевой выполнены для настоящего издания.