Оглавление

От редакции 5

Музей восковых фигур 7
Скандал в карточном клубе 24
Пожар в Мейплхэме 41
Ватиканские камеи 86
Маньяк ЭйБиСи 111
Труп на дороге 160
Подлинная история Тома-живодера 180
Шерлок Холмс и сыщик Кафф 230

От редакции

Три года назад на аукцион «Кристи» в Лондоне была выставлена знаменитая коллекция исторических документов и произведений искусства из собрания герцогов Балморалов. Рукописную часть коллекции целиком приобрела библиотека Британского музея, и там, среди древних английских хартий и фамильных документов рода Балморалов, обнаружилось несколько пачек бумаг из архива доктора Ватсона — наиболее интересная и важная его часть. Ее составляли письма и телеграммы Шерлока Холмса к доктору за все годы их знакомства — скупые, сдержанные, на первый взгляд холодные, но при близком рассмотрении очень внимательные и сердечные — и более сорока записных книжек и 17 увесистых томов тетрадей с записками доктора. О существовании таких записок нам было известно и раньше: доктор неодно¬кратно упоминал о них в своих рассказах, а иногда и приводил выдержки из них, как, например, в повести о собаке Баскервилей. Теперь мы получили возможность прочесть их целиком, определить точную хронологию расследований Холмса; восстановить подробности, доктором опущенные, подлинные имена, им измененные; узнать обстоятельства тех дел, о которых в рассказах о Шерлоке Холмсе упоминается вскользь, а также совсем нам неизвестных. Надо ли говорить, какой интерес представит для многочисленных почитателей великого сыщика публикация этих записок!
Однако это дело отдаленного будущего. Профессор Гардинер, обнаруживший архив доктора среди бумаг Балморалов и высказавший любопытную гипотезу о том, как могли они туда попасть, утверждает, что на подготовку записок к печати понадобится много лет. Но что уже теперь может быть опубликовано — это сборник рассказов, также обнаруженный в архиве доктора, перепечатанный на ремингтоне и вполне подготовленный к изданию. Рассказы, судя по всему, были написаны доктором в начале 20-х годов, после возвращения из армии, — как известно, в августе 1914 года доктор Ватсон, несмотря на почтенный возраст, встал в ряды защитников Великобритании и до конца войны служил хирургом, а затем начальником военного госпиталя в Порт¬смуте.
Причина, по которой сборник так и не вышел в свет, становится ясной из приложенного к рукописи письма Шерлока Холмса. Приводим его дословно.
«Дорогой друг!
Я внимательно прочел Ваши рассказы и могу сказать следующее. Они не хуже — во всяком случае, ненамного хуже среднего уровня Ваших писаний. Во всем, что касается фактов, они весьма точны — я обнаружил лишь одну ошибку: охота на Джека Валентайна пришлась не на январь, а на февраль 1896 года.
Не скрою: читая Ваши очерки, я не раз вздохнул, вспоминая счастливое время, когда мы жили вместе на Бейкер-стрит под крылышком у незабвенной миссис Хадсон, и все же, рискуя Вас огорчить, настоятельно прошу: не публикуйте Вашего сборника. Вы знаете: я отошел от дел, теперь уже навсегда. Публика, непостоянная и неверная, забыла о моем существовании, и у меня нет ни малейшего желания напоминать ей о себе. Ваша публикация не доставит мне ничего, кроме десятка-другого ненужных писем и назойливых посещений — а затем еще более полного и окончательного забвения. Откажитесь от издания! Положите рукопись в свой архив — лет через семьдесят-восемьдесят какой-нибудь дотошный архивариус найдет ее и опубликует как курьез минувших дней — и наши правнуки на какой-то срок заживут нашей жизнью, взволнуются нашими заботами... Не это ли и есть истинное бессмертие?

Ваш Шерлок Холмс.

P.S. Жду Вас на Рождество. Для Вас приготовлена банка лучшего меда, какой только производили английские пчелы, и экземпляр моего наконец-то законченного и опубликованного труда о финикийских корнях корнуэльской ветви великого кельтского языка.
Ш.Х.»

Мы публикуем сборник в том виде и последовательно¬сти, в какой он представлен автором, лишь изменив одну дату, согласно исправлению Холмса, и сопроводив рассказы, там где это было необходимо, краткими комментариями. Поскольку титульного листа в рукописи нет, мы позволили себе озаглавить сборник просто: РАССКАЗЫ ИЗ АРХИВА ДОКТОРА ВАТСОНА.



МУЗЕЙ ВОСКОВЫХ ФИГУР


За годы моей дружбы с мистером Шерлоком Холмсом каких только посетителей не видела наша уютная гостиная на Бейкер-стрит, кому не доводилось сидеть в кресле у камина, куда мой друг имел обыкновение усаживать своих клиентов! Премьер-министра сменял еврей-старьевщик, знатную леди — скромная гувернантка. Юристы и военные, студенты и сквайры, лондонские кокни*, врачи, профессора, высшая знать, вплоть до особ королевской крови, и мелкие лавочники — все эти люди, попавшие в беду и жаждущие совета, прибегали к помощи Шерлока Холмса, ожидая от него участия, содействия, а подчас и спасения жизни.
Холмс держался со всеми своими клиентами одинаково — с непринужденной любезностью и гордой непре¬клонностью, присущей его властному независимому характеру. Общественное положение клиента интересовало его лишь постольку, поскольку это могло иметь значение при расследовании его дела. Не было случая, чтобы Шерлок Холмс заподозрил человека лишь на том основании, что тот беден, зависим, находится в услужении — а как часто допускают подобную вопиющую ошибку профессиональные сыщики!
Помню, с каким негодованием вспоминал он расхожую фразу, произнесенную одним нашим случайным визитером: «Я человек честный, хотя и небогатый!» В то утро, с которого начинается мой рассказ, он вновь вернулся к этой теме.
— Ничего не может быть ошибочней, Ватсон, как ставить знак равенства между нравственностью человека и его общественным положением. Поверьте моему опыту: среди высших сословий преступники встречаются ничуть не реже, чем среди низших. Да, их сложнее изобличить: трудно ли отправить за решетку какого-нибудь мелкого воришку, стянувшего кошелек из кармана зазевавшегося прохожего, а попробуйте-ка призвать к ответу знатного мерзавца, огражденного от правосудия именем, родством, высоким общественным положением! Полисмен три раза в ночь обходит портовые кабаки, но и носа не сунет в аристократические клубы. Помните, когда однажды вы по свойственной вам наивности пустились восхищаться английскими загородными домами, я сказал, что в самых отвратительных трущобах Лондона не совершается столько преступлений, сколько в этих восхитительных и веселых, но уединенных владениях.
В ваших собственных рассказах реже всего в роли преступников выступают нищие и бродяги. Чего стоит очаровательная галерея убийц: потомок аристократов доктор Ройлотт из Сток-Морона, Рейгетские сквайры, Степл¬тон из рода Баскервилей, полковник Моран... Да, друг мой, сыщику следует брать пример с вас, врачей: вам хорошо известно, что лорд так же подвержен заразе, как и его камердинер, и — увы — так же смертен.
— Но, Холмс, как раз врачи скажут вам, что болезни и смертность весьма зависят от образа жизни, — запротесто¬вал я. — Нищета, грязь, скученность способствуют распро¬странению инфекций; затем профессиональные заболе¬вания...
— Прописные истины, мой друг! Поверьте, я не хуже вашего знаю, что преступления, как и болезни, связаны с социальным положением людей и пьяные драки случаются среди матросов чаще, чем среди членов парламента. Зато должностные преступления, растраты, взяточничество — привилегия высших сословий, вместе с ожирением и геморроем. Я имел в виду не те или иные виды преступлений, но только их относительное количество. Нет, Ватсон, если бы мы могли заглянуть в сердца и головы тех солидных, респектабельных джентльменов, что разъезжают по Бейкер-стрит в собственных экипажах, и прочесть сокрытые там тайны...
Холмс, стоявший во время этой тирады у окна, прервал себя на полуслове:
— Интересно, что высматривает этот старый музейный служащий? Разглядывает номера домов, переходит улицу... Ну конечно, ему нужны мы, мой друг. Вот его звонок. Сейчас он поднимется по лестнице, войдет в комнату и на несколько дней, а может быть и недель, потребует всего нашего внимания, завладеет всеми нашими помыслами. Не уходите! Дело может оказаться занятным — такие скромные люди не обращаются к сыщику по пустякам.
На лестнице раздались тяжелые неуверенные шаги, и через минуту порог нашей гостиной переступил высокий благообразный старик в форменной тужурке. Он казался еще достаточно бодрым и крепким, но чересчур прямая неподвижная спина и скованная походка тотчас же сказали моему профессиональному взгляду врача, что человек этот страдает жестокой подагрой.
— Доброе утро, сударь, — приветствовал его Холмс, поднимаясь с кресла и встречая посетителя с тем непринужденным радушным видом, который он так умело напускал на себя. — Присаживайтесь к столу и разрешите предложить вам чашечку кофе. После бессонной ночи ничего не может быть лучше чашки крепкого кофе! Вы ведь прямо с ночного дежурства, не так ли?
— Вообще-то я заходил домой, — смутился наш посетитель, — но от чашки кофе никогда не откажусь. Отличный кофе, сэр! Прошу прощения, — старик поставил чашку на поднос. — Я сижу за вашим столом, пью ваш кофе, а даже не назвал себя. Меня зовут Джеймс Уизли, я служу ночным сторожем в музее восковых фигур мадам Марсо на Бейсуотер-Роуд. Дежурю с восьми вечера до восьми утра. Не очень-то это легко для человека моего возраста, но ночному сторожу платят вдвое больше, чем дневному смотрителю. Не всякий способен провести ночь один на один с этими восковыми джентльменами; многим они действуют на нервы. Для меня-то они — все равно что мебель... По крайней мере, так было до недавнего времени.
— Ну, и что же произошло в недавнем времени?
— Вот об этом, мистер Холмс, я и хотел бы вам рассказать. Вы, конечно, бывали в нашем музее?
Холмс покачал головой:
— Как-то не пришлось.
— Да что вы! Люди приезжают со всего света, чтобы только побывать в музее мадам Марсо! Пойдите, сэр, непременно пойдите! Не пожалеете... Ну, раз вы не видели, придется вам пояснить. Есть в музее, мистер Холмс, так называемый «Зал ужасов». Там представлены самые страшные преступники Англии, известные судьи и палачи, а также подлинные орудия казни. Последняя виселица, стоявшая в Тауэре, — теперь у нас. Повешенный, разумеется, из воска, но очень впечатляет. Случается, дамы падают в обморок...
— Да, и что же?
— В этом зале, мистер Холмс, устроены, ну, как бы «живые картины». В них представлена история молодого человека из хорошей семьи, пристрастившегося к картам, вину, опустившегося на дно и кончившего тюрьмой... В по¬следней сцене судебный пристав зачитывает смертный приговор и палач надевает осужденному на голову мешок. Да... Ну, а первая картина называется «Игорный дом». В ней изображено, как два негодяя обирают легковерного юношу. Игроки сидят за столом; молодой человек лицом к нам, а старый шулер спиной, у самого барьера, и карты его все на виду. Так вот, однажды, в апреле, сэр, пришел я принять дежурство у дневного смотрителя, подошел к этой сцене, смотрю — а старик сбросил карты: было их восемь, а осталось пять. Я тогда подумал, что это шутки какого-нибудь посетителя. У нас это случается: смотритель недоглядит, а кто-нибудь и пририсует даме усы жженой пробкой или подвесит Наполеону мочальную бороду. Я расспросил Томаса, смотрителя зала, но он клялся, что никуда не отлучался и ничего такого не было. Томас порядком испугался: у нас многие верят, что восковые фигуры по ночам оживают и ведут себя как люди, только я всегда считал это чепухой, и внучка моя Мегги — она у меня образованная, сэр, настоящая леди — так она только посмеялась над подобными выдумками, когда я ей рассказал. Я и думать забыл про тот случай.
Только примерно два месяца спустя, в июне, история повторилась: было у старого мошенника пять карт — я тогда ничего не стал трогать и поправлять, так вот — вместо пяти карт стало целых четырнадцать, еле в пальцах держались. Но главное: когда я вечером принимал дежурство, этого не было, могу поручиться! Честно говоря, мне стало не по себе, я уже подумывал — не обратиться ли в полицию, но Мегги страшно рассердилась на меня, сказала, что все это вздор, что если я сообщу полиции, мое имя попадет в газеты, а это повредит ее репутации. Девочка просто дрожит за свою репутацию, ведь она работает личным секретарем у самого лорда Хьюма. Вы, конечно, знаете лорда Хьюма?
— Известного спортсмена и коннозаводчика?
— Да. Эти знатные господа требуют от своих служащих такой безупречной репутации, какой не ждут и от принцев крови! Ну, я не стал поднимать шума, только с тех пор мне уже не так спокойно в музее, как раньше. Ночной дежурный обязан каждые два часа обходить все залы, а я, между нами говоря, не могу заставить себя зайти в «Зал ужасов». Постою в дверях и бегу обратно. А ведь это непорядок, мистер Холмс, и по-настоящему меня бы следовало уволить...
— Ну-ну, вы слишком щепетильны. Как я догадываюсь, история с картами продолжилась?
— Продолжилась, мистер Холмс. Сегодня ночью старый греховодник снова сменил карты. Теперь их девять. Я ничего не стал говорить Мегги, когда она зашла за мной, — добрая девочка всегда провожает меня в музей и из музея с того самого случая, когда проклятая подагра прихватила меня прямо на улице и я попал в больницу. Я дождался, когда она ушла на работу, и поспешил к вам. Я слышал о вас, мистер Холмс, слышал от Генри Бейкера из Британ¬ского музея, которому вы помогли, когда с ним случилась беда... О сэр, помогите и мне или по крайней мере попытайтесь пролить хоть немного света на этот мрак!
Холмс улыбнулся.
— Помните Генри Бейкера, Ватсон? Ту занятную историю с рождественским гусем и голубым карбункулом? Вы недурно описали этот случай. — Ну что ж, мистер Уизли, я займусь вашим делом. Мы с моим другом выслушали в этой комнате немало странных историй и имели счастье внести мир во многие встревоженные души. Надеюсь, нам удастся сделать то же и для вас.
— Благослови вас Бог за ваше обещание! С этой историей я потерял всякое душевное спокойствие. Я человек небогатый, мистер Холмс, но вы увидите, что я умею быть благодарным.
— Не беспокойтесь. Мне не нужно никакого вознаграждения, так как моя работа и служит мне вознаграждением. Вряд ли у меня будут какие-нибудь расходы, но если понадобится, вы мне их возместите, когда вам будет угодно. Когда мы сможем посетить вас в музее и без помех осмотреть ваш «Зал ужасов»? Начиная с восьми вечера? Превосходно. Мы будем у вас сегодня в восемь.
— Только идите не с парадного входа, он в это время закрыт, а со служебного. Пройдете вдоль фасада, что выходит на Бейсуотер-Роуд, свернете в переулок — там, за углом, служебный вход. Звонок проведен в дежурную комнату. Я буду ждать вас.
— До свидания, мистер Уизли, надеюсь, мне удастся вернуть вам душевное спокойствие.
— И в самом деле загадочно, — заметил я, когда звук шаркающих шагов затих на лестнице. — Как вы думаете, что все это значит?
Холмс пожал плечами.
— У меня еще нет фактов. Строить предположения, не зная всех обстоятельств дела, — грубейшая ошибка. Это может повлиять на дальнейший ход рассуждений. Незаметно для себя человек начинает подгонять факты к своей теории, вместо того, чтобы строить теорию на фактах. Отложим все предположения до посещения музея.
Мы отправились в музей пешком, наслаждаясь чудесным августовским вечером. По оживленным улицам сновал праздный люд, экипажи проносились взад и вперед, шурша колесами; окна верхних этажей пылали золотом заходящего солнца, а внизу уже сгущались сумерки, и витрины вспыхивали одна за другой газовым светом. Среди всей этой летней суеты музей восковых фигур мадам Марсо на Бейсуотер-Роуд казался угрюмым и каким-то незрячим со своими спущенными белыми шторами на высоких окнах. Мы обошли его справа и, завернув в переулок, увидели низкий сводчатый подъезд с горящим над ним фонарем. Холмс дернул звонок — он глухо звякнул где-то в глубине дома, и тотчас же послышались знакомые шаркающие шаги; в подъезде распахнулась дверь.
— Ну, джентльмены, по вам можно время проверять не хуже, чем по Большому Бену, — радостно приветствовал нас Уизли. — Милости прошу, милости прошу.
Он провел нас в дежурную — чистенькую уютную комнату, отделанную деревянными панелями, с беленым потолком и большим столом посередине. На спиртовке у окна кипел чайник. Уизли засуетился:
— Теперь уж позвольте мне угостить вас кофе. Я его варю по собственному рецепту и льщу себя надеждой, вы оцените мое искусство.
— Непременно, мистер Уизли, только сначала я хотел бы осмотреть ваш «Зал ужасов».
— О, конечно, конечно.
Уизли взял свой фонарь и провел нас служебным коридором к двери, выходящей на мраморную лестницу, двумя пологими маршами поднимающуюся от парадного входа наверх, в залы музея. На лестнице было уже совсем темно, только в полукруглое окно над входом тускло лился с улицы вечерний свет. Уизли повел нас вниз — там, в подвале, как и подобает средневековому застенку, помещался знаменитый «Зал ужасов». Старик отпер огромным ключом низкую сводчатую, окованную железом дверь, и на нас пахнуло холодом настоящей тюрьмы.
Должен сознаться со стыдом, что никогда за все время моего сотрудничества с Холмсом и участия в его расследованиях не испытывал я такого мерзкого, унизительного страха, как во время этого абсолютно безопасного ночного посещения «Зала ужасов» музея восковых фигур мадам Марсо. Свет фонаря выхватывал из темноты страшные лица, изборожденные следами всех пороков; растопыренные мерт¬вые пятерни, казалось, готовы были вцепиться в наши плечи... Неудивительно, что здесь могли родиться самые фантастические легенды об оживающих куклах! Я вздохнул свободнее, когда мы достигли, наконец, противоположной от входа стены и Уизли зажег газовый рожок над картиной «Игорный дом».
В нише, отгороженной от зала барьером, обитым, как в театральной ложе, красным бархатом, на фоне пышных драпировок располагалась группа из трех фигур. Вглубине, лицом к нам, сидел за ломберным столом миловидный молодой человек в пудреном парике и камзоле XVIII века. На¬против него, у самого барьера, помещался его партнер — старик с лицом столь мерзким, что самый неискушенный зритель не мог не угадать в нем отпетого шулера и негодяя. Оба игрока держали в руках раскрытые веером карты. На столе лежали отобранные ими взятки; перед стариком — порядочная горка монет, перед молодым игроком — одна, очевидно, последняя монета. Третий персонаж, молодой человек столь же отталкивающей внешности, как и старик, заглядывал в карты юноши и, выставив два пальца из-за его плеча, подавал знаки своему сообщнику. Разбросанные по полу карты свидетельствовали, что игра идет уже давно; целая батарея бутылок и рюмок довершала картину вопиющего разврата.
Холмс тотчас же отыскал в барьере дверцу, которую я, конечно, не заметил, и, отперев задвижку, вошел в нишу. Вооружившись лупой, он тщательно осмотрел фигуры, стол, все предметы на нем и на полу; затем вынул карты из рук обоих игроков и аккуратно вложил в свою записную книжку. В довершение, подняв с полу стопку карт, Холмс поместил их в пальцы восковых фигур взамен вынутых, вышел в зал, заперев за собой задвижку, и объявил, что видел все, что следовало увидеть, а теперь хотел бы задать Уизли несколько вопросов.
— Только лучше нам поговорить в дежурной комнате за чашкой кофе. Что-то мне здесь не по себе, — шепнул мне мой друг, следуя за стариком. — Так и представляю себе, что когда-нибудь мою персону поместят в этом зале где-нибудь между Джеком Кетчем и Джеком Потрошителем*.
После «Зала ужасов» дежурная комната показалась нам особенно теплой и уютной, а кофе, приготовленный Уизли, особенно вкусным.
— Как я понимаю, — приступил к расспросам Холмс, — в картине сегодня не менялось ничего, кроме карт в руке старика. А как было в прежние разы?
— Тоже ничего не менялось. Только старый шулер орудовал со своими картами.
— Так я и думал. Вы не помните, какого точно числа произошла первая замена?
Уизли наморщил лоб.
— Это было за два-три дня до того, как я попал в больницу, а в больницу я попал 5 апреля.
— Значит, 2-го или 3 апреля. А какие карты были тогда вложены в руку старику вы, вероятно, не можете сказать?
Уизли покачал головой.
— Нет, мистер Холмс, не могу. Помню только, что там было два пиковых валета. Тот, кто подменял карты, видно, не знал, что в экарте играют в одну колоду.
Холмс удовлетворенно кивнул.
— Это уже кое-что. А когда был второй случай?
— Это я скажу вам совершенно точно — 13 июня, в день рождения моей Мегги. Я тогда приготовил ей в подарок дамские часики с синей эмалью. Ей так хотелось иметь такие! Я потратил на них больше половины месячного жалованья, да только кого же мне и баловать, как не внучку! Она ведь у меня одна, джентльмены, ее отец, мой сын, служил боцманом на «Черном принце», который исчез вместе со всей командой — помните, наверное, этот случай? — шесть лет назад у берегов Португалии, в нескольких лигах севернее Опорто. Его жена, моя невестка — она француженка, — работала до замужества гувернанткой в одном семействе — так вот, она уехала во Францию, вышла второй раз замуж и живет неплохо. Но Мегги — ей тогда было всего-то шестнадцать лет — не захотела оставить старого деда. Нелегко нам пришлось, пока она не кончила курсы машинисток и не получила работу у лорда Хьюма. Это была такая удача! Подумать только — личный секретарь самого лорда Хьюма! Да и то сказать — лучшей секретарши ему не найти: Мегги отличная машинистка и стенографистка, а по-французски говорит как на своем родном языке...
— В тот раз, вы говорили, карт было четырнадцать, — прервал Холмс разболтавшегося старика. — А как вы полагаете, карты были заменены или добавлены к тем пяти?
— Пожалуй что прибавлены. Во всяком случае, два пиковых валета там были. А еще два бубновых туза и две пятерки треф.
— Ну, а последний случай сегодня, 10 августа. Что ж, Уизли, я подумаю над этой загадкой и сообщу вам тотчас же, как только мне самому что-нибудь станет ясно.
Старик проводил нас до двери.
— Скажите мне только одно, сэр: вы не находите в этой истории ничего сверхъестественного?
Холмс улыбнулся и потрепал Уизли по плечу.
— Нет-нет, уверен: дьявольские козни тут ни при чем. Можете быть совершенно спокойны. Доброй ночи!
Мы вернулись на Бейкер-стрит. После ужина, едва служанка убрала со стола, Холмс расстелил на нем лист белой бумаги и, разложив в два ряда карты, принесенные из музея, принялся внимательно их изучать.
— Итак, Ватсон, это, во всяком случае, не шутка!
— Почему вы так уверены?
— Во-первых, если бы единственной целью того, кто подменял карты, было намерение подшутить над музейными служащими, то представив, будто фигуры по ночам оживают и играют в экарте, он уж, верно, не ограничил бы свои манипуляции одними только картами старика — дал бы в руки игрокам бокалы, или передвинул деньги от старого игрока к молодому, или... да мало ли что еще можно было придумать. Но в картине ничего, кроме карт старого шулера, не трогали и не меняли.
— Так утверждает Уизли...
— И он прав, я могу подтвердить: на всем, кроме карт старика, лежит тонкий, еле уловимый налет пыли, ускользающий от метелки уборщиков.
— А может быть, шутник смог дотянуться через барьер только до руки старика?
— Нет, Ватсон, он не мог дотянуться через барьер до руки старика, он должен был зайти за барьер. А во-вторых, вглядитесь в эти карты. Вот этот ряд — карты из руки молодого игрока, а эти — старого шулера. Что вы можете о них сказать?
— Они от разных колод.
— Не только. Карты молодого человека выгорели и пожелтели — их, очевидно, не меняли с тех пор, как были сделаны эти картины — по мотивам гравюр Хогарта*. А карты старика новехонькие. Тот, кто подменял их, принес колоду с собой. Почему он не воспользовался теми картами, что так обильно разбросаны по столу и полу? Ответ напрашивается сам собой: ему было небезразлично, какие карты будут вложены в руку старику.
— Вы думаете, что карты имеют какой-то особый смысл?
— Я думаю, что карты служат своеобразным шифром. Я превосходно знаком со всеми видами тайнописи и сам являюсь автором небольшого научного труда, в котором проанализировано сто шестьдесят различных шифров, однако вынужден признаться, что подобный шифр для меня — совершенная новость. Каждая карта, вероятнее всего, соответствует букве, как это обычно бывает в шифрованном письме. При их помощи передаются какие-то сообщения.
— Тогда понятно, откуда взялись эти парные валеты и тузы: в слове или словах некоторые буквы встречались по два раза.
— Совершенно верно.
— И все-таки, Холмс, — заметил я после короткого размышления, — у меня есть серьезнейшие возражения против вашей гипотезы. Дотянуться через барьер до руки шулера, как вы утверждаете, нельзя. Зайти за барьер в присутствии публики и смотрителя зала невозможно. Чтобы подменить карты, нужно было дождаться, пока все уйдут из музея. Спрятаться-то там, положим, нетрудно, но остаться на всю ночь одному в этом проклятом «Зале ужасов»? Бр-р, да я ни за какие блага мира не согласился бы пробыть там и час. Любой другой способ сообщения лучше этого!
Холмс рассмеялся:
— Вполне с вами согласен. Но ваши соображения справедливы лишь в том случае, если карты подменял кто-то посторонний. А если это был кто-то свой? Ну, скажем, тот же Томас, дневной смотритель, о котором мы ничего не знаем. Ему не составило бы труда в любой момент зайти за барьер и вложить карты в руку фигуре.
— Пожалуй. Но что мог Томас — или кто бы то ни было — передавать таким образом?
— Не имею ни малейшего представления. Все что угодно. Необходимо расшифровать тексты — тогда мы узнаем и имя автора, и его намерения, скорее всего весьма сомнительные, а может быть, и преступные, коль скоро он прибегает к подобным ухищрениям.
— А вы способны разгадать этот карточный шифр?
— Нет, Ватсон. В моем распоряжении всего одно, послед¬нее послание, и еще нам известно, что в предыдущих случаях однажды было два бубновых туза и дважды — два пиковых валета. Да, еще две пятерки треф, но пятерка треф имеется и в последнем тексте. Этого недостаточно. Придется подойти к делу с другой стороны. Где у нас старый «Таймс»?
— В чулане.
Холмс провел вечер, роясь в кипах газет, которыми был завален один из наших чуланов. Я ушел спать около полуночи, оставив его за этим занятием, а проснувшись утром, увидел, что он стоит у моей кровати.
— Вставайте, Ватсон! Шоколад на столе.
Одет он был не по-домашнему. Обычно он поднимался с постели поздно, но теперь часы на камине показывали лишь половину седьмого. Я посмотрел на него с удивлением и даже несколько укоризненно. Сам я был верен своим привычкам.
— Весьма сожалею, что разбудил вас, но нам необходимо застать Уизли до того, как он в восемь часов сдаст дежурство.
— Но разве вы...
— Все объяснения потом. В вашем распоряжении два¬дцать минут.
Пока я, обжигаясь, пил шоколад, Холмс достал из ящика стола две колоды карт и, сверяясь с какой-то запиской, отобрал около дюжины. Вложив их в записную книжку, он осведомился, готов ли я.
Мы застали Уизли в залах: там шла уборка, и наш друг, облаченный в бязевый передник, наблюдал за уборщиками и сам обмахивал лица восковых фигур метелкой из перьев. Наше появление порядком его удивило.
— Вот не ожидал, мистер Холмс, что вы придете так скоро! Неужели узнали, чьи это проделки?
— Полагаю, что да. Смею вас заверить: это просто глупые шутки одной... одного шалопая — мне не хотелось бы его вам называть. Даю честное слово, что больше этого не повторится.
Лицо Уизли расплылось в добродушной улыбке.
— Можете не называть, мистер Холмс, я и сам знаю — кто: Томас, конечно. Скверный мальчишка! Следовало бы надрать ему уши, ну да бог с ним. Если вы говорите, что больше этого не повторится...
— Готов поклясться. Могу я еще раз взглянуть на ваш «Зал ужасов»?
— Сделайте одолжение.
Ярко освещенный, «Зал ужасов», в котором, как и во всем музее, шла уборка и служители, орудуя метелками и швабрами, громко перекликались, довольно бесцеремонно обращаясь с великими преступниками, производил куда менее мрачное впечатление, чем вчера ночью, при тусклом свете фонаря. Холмс прямо проследовал к картине «Игорный дом», зашел за барьер и вложил в руку старику принесенные с собой карты.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес он, — не трогайте эти карты, Уизли, пусть остаются в руке фигуры. И поскорее забудьте все ваши страхи. С ними покончено. Да, вот еще что, — добавил он, направляясь к выходу. — Ваша внучка Мегги не очень-то серьезно отнеслась к вашим тревогам. Она ведь сейчас придет за вами? Очень прошу вас, покажите ей карты в руке старого шулера, скажите, что снова произошла замена.
Уизли казался удивленным.
— Но, мистер Холмс, ведь вы же сами вложили эти карты в руку фигуре! Конечно, если вы просите, я покажу ей, разве я могу вам в чем-нибудь отказать! Если бы вы знали, какое успокоение внесли мне в душу, благослови вас Бог!
Мы вышли в переулок через служебный вход. Я свернул было в сторону Бейсуотер-Роуд, но Холмс, перейдя на другую сторону переулка, остановился у афишной тумбы и принялся читать какое-то объявление, украдкой поглядывая на служебный вход. Ждать пришлось недолго. Не прошло и пяти минут, как со стороны Бейсуотер-Роуд показалась девушка, очень хорошенькая, скромно, но изящно одетая. Она вспорхнула на ступени подъезда, дернула ручку звонка и исчезла за дверью.
— Полагаю, это Мегги Уизли, — сказал Холмс. — Подождем, они, вероятно, скоро выйдут.
Прошло, однако, не менее получаса, прежде чем старик Уизли и его внучка вышли из музея. Я взглянул на лицо Мегги и поразился — казалось, за этот короткий срок девушка перенесла тяжкую болезнь. Она была бледна как восковая фигура, в широко раскрытых глазах застыл ужас. Холмс толкнул меня за тумбу, но Уизли и не взглянул в нашу сторону. Он суетился около внучки; до нашего слуха долетел его встревоженный голос:
— Мегги, милая, позволь мне привести кеб! — и ответ девушки:
— Нет, дедушка, не надо, я хочу пройтись пешком. Ты не волнуйся — это просто мигрень...
Дед и внучка вышли на Бейсуотер-Роуд и скоро затерялись в толпе. Мы молча шли следом. На углу Холмс взял кеб, довез меня до дома, а сам отправился дальше, пообещав вернуться к ленчу.
Вернулся он только под вечер и в таком мрачном настроении, в каком я, кажется, еще ни разу его не видел. Отказавшись от ужина, он ушел к себе, и я до поздней ночи слышал тихие заунывные звуки его скрипки. И на следующий день он вышел к завтраку молчаливее и сумрачнее обычного, но я все-таки решился задать ему вопрос, уже сутки вертящийся у меня на языке:
— Итак, Холмс, как я догадываюсь, виновница всей этой кутерьмы — Мегги Уизли?
Холмс кивнул.
— Значит, вам все-таки удалось прочесть шифр?
Холмс кивнул еще раз.
— Но как?
Холмс бросил на меня свирепый взгляд.
— От вас не отвяжешься, — огрызнулся он, но тут же, улыбнувшись, поспешил добавить мягко: — Мой дорогой Ватсон, простите меня, ради бога. Конечно, вы вправе знать решение этой маленькой алгебраической задачи с одними неизвестными. Ничто так не развивает логическое мышление, как математика. Я рассуждал следующим образом: кто-то систематически передает кому-то сообщения о чем-то, что произошло или должно произойти в ближайшее время. Конечно, эти сообщения могут быть сугубо личного характера, но нельзя исключить и того, что они относятся к каким-то событиям, происходящим в со

Шерлок Холмс опять идет по следу

07.05.2004

Автор: Мария Терещенко
Источник: Газета, № 79

В издательстве «Захаров» вышла книга с таинственным названием «Рассказ из архива доктора Ватсона». Имя автора не указано, а в предисловии, от редакции и в аннотациях рассказана история обретения рукописи сборника. Несмотря на то что писать продолжения знаменитых книг кажется делом выгодным и легким, подобные произведения редко оказываются удачными. Взять хотя бы продолжения «Унесенных ветром», ил« «Войны и мира» или «Властелина колец» которые, как правило, разочаровывали читателей. В этом смысле книга «Рассказы из архива доктора Ватсона» является приятным исключением из правила. Первое, что радует когда берёшь книгу, — это отсутствие имени автора на обложке. Из предисловия редакции следует, что и рассказы, приведённые в книге, и впрямь, вышли из под пера доктора Ватсона: архив помощника знаменитого сыщика Шерлока Холмса долгие годы хранился среди фамильных докумёнтов рода Балмора и всего три года назад был куплен на аукционе Christie's Британским музеем. Среди многочисленных записных книжек, дневников и писем доктора была найдена в частности, и рукопись сборника рассказов, уже подготовленная к печати. Именно этот сборник и предлагается вниманию читателей. Способность автора книги пожертвовать собственными амбициями ради хорошей мистификации сразу вселяет надежду на то, что книга окажется занятной. И надежда эта более чем оправдывается. Небольшие рассказы, хорошо написанные, с изысканными и весьма остроумными детективными сюжетами заставляют моментами поверить, что действительно была обнаружена какая-то, неизвестная доселе рукопись Артура Конан Дойла. Нельзя сказать, что, стилизация безупречна, — наоборот в языке персонажей не хватает викторианской чопорности в описании быта — достоверности. Но автору каким-то таинственным образом удается реанимировать чистый детективный жанр, в котором писали Конан Доил, По, Честертон и который вряд ли встретишь в современной литературе. Начиная с Агаты Кристи образовалась традиция писать длинно, обременять повествование большим количеством деталей пространными разговорами, приправлять погонями и перестрелками. К сегодняшнему дню сама детективная интрига отхода постепенно на второй, план и книги этого жанра все больше становятся похожи на криминальное чтиво. Полемика с современной манерой писать детективы в книге заявлена ясно отчетливо. Один из рассказов — «Маньяк Эй-БиСи», пересказ известного романа Агаты Кристи «Убийств в алфавитном порядке», — является своего рода манифестом чистого детектива. В предисловии редакции к этому рассказу сообщается, что, описывая реальный случай с убийствами в алфавитном: порядке, Кристи «расцветила сюжет, и без того достаточно причудливый еще более причудливыми ходами и поворотами». В качестве альтернативы знаменитому роману предлагается небольшой рассказ, скупой, лаконичный, где на первое место выступают остроумная детективная интрига и талантливый сыщик. Похоже, ирония автора справедлива и от такой манеры изложения история только выигрывает. Одним словом, любителям детективов книга скорее всего придется, по душе. Судя по предисловию, автор не ограничился одним сборником. Так что Шерлок Холмс вернулся, и это не может не радовать. 

Автора!

02.06.2004

Автор: Юлия Рахаева
Источник: Вечерняя Москва

Книга, на обложке которой нет имени автора, скорее всего, мистификация. Ее породил неослабевающий много лет интерес к героям сэра Артура Конан Дойла. Как это обычно бывает с произведениями подобного рода, рукопись, якобы представленная на аукционе "Кристи", не имела титульного листа. Зато к ней приложено собственноручное (!) письмо Шерлока Холмса, из которого становилась понятной причина, по которой рассказы не увидели свет своевременно. Оказывается, знаменитый сыщик уже отошел от дел и не хотел, как Остап Бендер, чтобы пресса поднимала вой вокруг его имени. В любом случае эту книгу с удовольствием прочтут все поклонники Холмса и Ватсона. Когда-нибудь, возможно, мы узнаем и имя автора.

Игра в сыщика

17.08.2004

Автор: Андрей Щербак-Жуков
Источник: Книжное обозрение

Без сомнения, Шерлок Холмс и доктор Ватсон – одни из самых почитаемых героев мировой литературы. Вряд ли кто-нибудь сможет тягаться с ними по количеству реинкарнаций – существует целая литературная традиция подражаний Артуру Конан Дойлу, продолжений его цикла и откровенных пародий на него. В этом деле были замечены такие серьезные авторы, как Эллери Куин и Джон Диксон Карр. Последний даже писал в соавторстве с сыном Артура Конан Дойла Адрианом. Однако, как ни упражнялись авторы в стилизации, а все равно из-за маски проглядывали чужие черты, из-за спины мэтра были видны другие фигуры. Автор же этой книги принципиально пошел по другому пути – он предпочел полностью раствориться в мире любимых персонажей, а заодно с собой растворил и настоящего их создателя. Да так, что даже имен не осталось. Этот аноним затеял литературную игру и полностью отыграл все по им же придуманным правилам. Если вжиться в них, то окажется, что никакого Конан Дойла не было, а Шерлок Холмс был на самом деле, и все рассказы о нем действительно написал его друг и соратник доктор Ватсон. Погружение в эту альтернативную реальность получилось абсолютным. Текст буквально изобилует отсылками к событиям, описанным в хрестоматийных произведениях о великом сыщике, пронизан реальными и фальшивыми цитатами. Аноним умело вызывает в памяти читателя события «Этюда в багровых тонах», «Голубого карбункула», «Собаки Баскервилей»... Так, к примеру, в последней повести мельком упоминаются два дела, которые раскрыл Холмс, сразу же вернувшись из Девоншира. «В первом ему удалось разоблачить полковника Эпвуда, замешанного в скандале, разыгравшемся за карточным столом в клубе “Патриций”, во втором – полностью снять с несчастной мадам Монпенсье обвинение в убийстве падчерицы, молоденькой мадемуазель Карэр». Эта строчка послужила источником тем сразу для двух рассказов из «Архива доктора Ватсона». На первый взгляд некоторые рассказы могут показаться простоватыми – в них очень легко угадать преступника. Дело в том, что автор, как правило, подробно описывает поведение всего четырех персонажей: Холмса, Ватсона, пришедшего к ним клиента и... виновника преступления. Видно, создателя текста более интересовала стилистическая игра, а не сюжет. Он даже переписал «под Конан Дойла» сюжет известного романа Агаты Кристи «В алфавитном порядке», оправдав это тем, что «старушка Агата»-де прочитала об этом случае в газете и, существенно изменив, положила в основу своего произведения. В этом же рассказе есть отсылка еще к одному классику детектива: «– Ну, Холмс, вы требуете невозможного: какого-то немыслимого соединения сыщика со священником. Такое сочетание противоестественно, оно никогда не будет достигнуто. – Как знать, – задумчиво протянул мой друг. – Как знать...» Кем бы ни был анонимный автор сборника – да хоть даже и сам глава издательства «Захаров», копирайт которого значится в книге, – он со своей задачей справился успешно. Он вовлек читателя в свою замечательную игру и заставил поверить в реальность вымышленного мира.