ОТ БОГАТСТВА — НАЗАД К НИЩЕТЕ

За две недели до грандиозного концерта Джорджа Харрисона в нью-йоркском зале «Мэдисон Сквер Гар- ден» в пользу восточно-пакистанских беженцев его менеджер Аллен Клейн получил неожиданное при­глашение. Лорд Харлек, бывший британский посол в Соединенных Штатах, близкий друг вдовствующей Жаклин Кеннеди, приглашал самую противоречивую фигуру поп-бизнеса отобедать с ним в палате лордов. Аллен Клейн, вся лихорадочная жизнь которого про­ходила в поездках из Ньюарка в Нью-Йорк через Гуд­зон и обратно, наверное, и не мечтал о том, что когда- нибудь его пригласят в верхнюю палату британского парламента, да еще и на званый обед. Естественно, он обрадовался этому приглашению.

Незадолго до этого Клейн вернулся из поездки в Англию — поездки, которая закончилась для него большими неприятностями. Его имя мелькало в заго­ловках английских газет в течение нескольких недель — пока шло слушание дела, возбужденного Маккартни против остальных битлов. Дело закончилось проигры­шем Клейна: суд отобрал у него право заведывать фи­нансами Beatles и передал его специально назначен­

ному управляющему. Поэтому Клейн не чувствовал расположения ни к британской юриспруденции, ни к британской прессе, нанесшим ему серию точно рас­считанных чувствительных ударов. Британский ис­теблишмент тоже не испытывал особых симпатий по отношению к Клейну, поэтому неожиданное при­глашение такого высокопоставленного лица, как лорд Харлек, было для Клейна приятным сюрпризом. Он был преисполнен решимости извлечь как можно боль­ше пользы от предстоящей встречи.

Лорд Харлек познакомился с Beatles в феврале 1964 года на приеме, который он устроил в их честь в бри­танском посольстве в Вашингтоне. Часть гостей, при­глашенных по этому случаю, под влиянием изрядной дозы выпитого шампанского поддалась свирепство­вавшей тогда эпидемии битломании и чуть не оста­вила битлов без волос, попытавшись растащить их на сувениры. Отношения между группой и Форин-офис1 (Министерство иностранных дел Великобритании. — Здесь и да­лее примечания переводчика и редактора.) после этого приема долгое время оставались натяну­тыми, однако сам лорд Харлек, несмотря на досадный инцидент, был все таким же «битломаньяком». И вот теперь бывший британский посол вызывает Аллена Клейна, чтобы сурово спросить его: почему концерт Джорджа Харрисона устраивается в США, а не в Ан­глии?

«Я сказал ему! — рявкает Клейн с характерной гнусавинкой. — Я сказал: "Черт возьми, что же тут непо­нятного? Ваша страна плохо отнеслась к Beatles, очень плохо!" Харлеку, видите ли, не понравилось, что мы организуем концерт в Нью-Йорке. Он даже попро­сил Маккартни устроить что-нибудь подобное в Ан­глии. Так вот, я сказал этому лорду: о'кей, мы устроим

концерт в Англии — для Shelter1 (Частная благотворительная организация, помогающая бездом­ным и обитателям трущоб с 1966 года; букв, «кров», «приют») при двух условиях. Первое: аннулируйте обвинение Леннона и Харрисона в хранении наркотиков. Измените законы так, чтобы это обвинение можно было отменить задним числом. [Из-за обвинения в хранении наркотиков у Леннона и Харрисона были проблемы с получением визы.] И вто­рое: мне нужно решение суда по поводу Apple — под­падает ли Apple под параграф 487 британского закона о налогообложении? Да или нет? Потому что если под­падает, тогда им лучше вообще покинуть эту страну. Кто захочет остаться в стране, где такие идиотские за­коны о налогообложении?»

Страстный монолог Клейна о его смелом крестовом походе за пересмотр английскими властями законов о наркотиках внезапно прерывается телефонным звон­ком. Похоже, новое политическое дело. Канцелярия сенатора Эдварда Кеннеди просит билеты на концерт Джорджа.

«Э! — взвизгивает Клейн, выходя себя. — Нет! Ска­жите ему — все распродано».

Секретарша, по-видимому, не поверила своим ушам, потому что через минуту телефон звонит снова.

«Нет, нет, нет! — орет Клейн и шумно бросает трубку. — Он тоже хочет участвовать! А что он сде­лал для рока, этот Теми Кеннеди, позвольте спро­сить?»

Клейн дергает сутулыми плечами, при этом голо­ва его тоже дергается, как у человека, который толь­ко что проснулся и пытается стряхнуть с себя дурной сон.

«... В общем, я сказал Харлеку: если вы выполните мои условия, мы выступим на стадионе "Уэмбли". А вы знаете, сколько это денег. Стадион вмещает сто десять тысяч! "Мэдисон Сквер Гарден" — чепуха по сравне­нию с "Уэмбли"».

Итак, лорду Харлеку были предъявлены условия. Бывший британский дипломат мог на досуге пораз­мышлять над этими, как вы понимаете, нереальными требованиями, а Клейн между тем вылетел в Испанию на каникулы, на которых, как обычно, было больше за­бот, чем отдыха. В Альмерии снимался фильм Ринго «Слепой», где его менеджер играл роль мексиканского бандита. Но Клейн не мог допустить, чтобы актерская работа мешала его основному занятию — бизнесу. На съемки фильма была приглашена масса британских журналистов, их надо было развлекать, так что у Клей­на почти не оставалось времени, чтобы совершать мор­ские прогулки на яхте, подставляя солнцу свое корена­стое тело.

Новость о предстоящем «концерте битла» распро­странилась раньше, чем ожидали. Джордж проговорил­ся Элу Ароновицу из New York Post, что Рави Шанкар попросил его организовать благотворительный концерт. Ароновиц поспешил рассказать об этом в своей газе­те, вызвав такое негодование Клейна, что едва сам не остался без билетов на концерт. Так или иначе, новость стала известна, а нью-йоркские диджеи сделали все остальное, распространяя слухи и строя догадки насчет того, кто будет выступать вместе с Харрисоном. Ринго почти сразу же объявил, что «будет там». Вслед за ним о своем участии заявили Эрик Клэптон и Леон Рассел Джон Леннон и Мик Джаггер не отрицали, что тоже могут выступить. И конечно же, наибольший интерес вызывал вопрос, присоединится ли к ним Пол Маккар­тни. Сам он хранил полное молчание. В какой-то мо­мент появилась вероятность, что в «Мэдисон Сквере» выступят по крайней мере три битла. Но за два дня до концерта острый приступ панического страха заста­вил Леннона затвориться в своем эскотском поместье. Тем временем Джорджу удалось связаться с Полом, но ренегату захотелось поторговаться: он сказал, что будет выступать только при условии, если Джон, Джордж и Ринго согласятся расторгнуть партнерство.

Вся эта череда разочарований ничуть не обеску­ражила Аллена Клейна. Он потирал руки, посмеивал­ся про себя и радовался своей новой роли продюсера концерта. И, надо признать, играл ее великолепно. Он устроил пресс-конференцию для Джорджа, причем исключил из числа приглашенных репортеров неофи­циальных изданий, как недостойных, и высокомерно объявил журналу И/в, что они могут рассчитывать на эксклюзивное интервью только в том случае, если по­местят фото Джорджа на своей обложке. Недовольные издатели Life в свою очередь позаботились, чтобы имя Клейна не упоминалось в их рекламном анонсе о кон­церте.

Клейн объявил, что его компания ABKCO Industries ничего не заработает на этом событии. Все доходы от концерта, а также от продажи альбома с его запи­сью и фильма о нем пойдут в фонд помощи беженцам из Восточного Пакистана. Самому Клейну задуманное предприятие не казалось таким уж утопическим: он надеялся с его помощью упрочить свое положение и доказать, что Пол Маккартни и семейство Истмэнов остались-таки в проигрыше. Клейн все еще не опра­вился от публичной пощечины, полученной от англий­ского суда, который отнял у него право распоряжаться финансами Beatles. Это решение суда было победой Истмэнов и Маккартни. Теперь, думал Клейн, пришло время вернуть им пощечину.

«Вы знаете, что произойдет на "Уэмбли"?— фан­тазировал Клейн, злорадно ухмыляясь. — Джордж объявит, что собирается дать концерт, так? За две не­дели до концерта Ринго скажет: "Я тоже там буду играть". Потом об этом же заявит Джон. И тогда все увидят, каков Пол. Я прилечу ему хвост, будьте уве­рены!»

С такими мыслями Аллен Клейн с головой ушел в подготовку самого ослепительного зрелища, которое когда-либо видели нью-йоркские поклонники рока. Джордж обзвонил своих друзей-музыкантов во всех концах страны и собрал грандиозный рок-ансамбль.

За трое суток до начала продажи билетов у касс уже шло столпотворение. Очередь выстроилась такой дли­ны, что кассы пришлось открыть на день раньше. Биле­ты были раскуплены за два часа. Все сорок тысяч.

Дождливым августовским вечером у «Мэдисон Сквер Гарден» собрались охотники за билетами — почти столько же, сколько было их счастливых об­ладателей. Впервые за многие годы по улицам нью- йоркского Ист-Виллиджа можно было пройти, не опасаясь нападения: его обитатели покинули свои насиженные места и собрались возле «Гардена». От­чаянные попытки проникнуть в зал без билета не имели успеха: прорваться через четыре полицейских кордона было делом практически безнадежным. Спе­кулянты взвинтили цены до нескольких сот долларов за один билет.

Рядом с безбилетной молодежью стояли не менее разочарованные продавцы флажков и значков с над­писью: «Мы любим вас, Beatles» — которые никто не покупал. Незадачливые торговцы не прочувствовали момента: здесь не было безумной толпы, встречавшей Beatles дикими воплями в 1964 году. Эта публика хоте­ла просто послушать хорошую музыку.

Рок-сцена только что пережила серьезный кризис. После провала бесплатного концерта Rolling Stones в Алталлонте1(Имеется в виду концерт, устроенный Rolling Stones на Алта- монтском автодроме в конце 1969 года. Во время концерта на­нятые для охраны порядка «ангелы ада» избили многих зрителей и закололи ножами одного чернокожего парня.), воспоминания о котором были еще живы, поклонники рока стали с подозрением и даже со страхом относиться к крупным музыкальным со­бытиям. Фактически такие концерты стали большой редкостью. Состоявшееся неделей раньше выступле­ние группы Grand Funk Railroad на стадионе «Ши» едва ли можно было назвать музыкальным. Растущая популярность таких псевдомузыкальных явлений, как Grand Funk, сопровождалась широкой торговлей де­шевым героином около концертных площадок. Само существование «живой» музыки находилось под угро­зой. Всего лишь несколько недель назад дирекция теа­тра «Филлмор-Ист» в Сан-Франциско приняла реше­ние навсегда закрыть двери своего зала, потому что его постоянная публика «сильно испортилась». «Иногда после концертов весь пол в стекле от разбитых буты­лок, — сказал директор "Филлмор-Ист" Кип Коэн. — Люди, которые сюда приходят, в культурном отноше­нии недалеко ушли от неандертальцев».

Короче говоря, «рок», «смэк»2(Смэк — жар/, героин) и «смерть» станови­лись чуть ли не синонимами. Поэтому неудивительно, что в «Мэдисон Сквер Гарден» царила тревожная ат­мосфера напряженного ожидания, пока на сцену не вышел Джордж Харрисон. Он подождал, когда стихнут овации. Толпа глубоко вздохнула и села на свои места, чтобы терпеливо внимать звукам индийских раг и на­родных мелодий. Но и пока играл Рави Шанкар, и пока шел показ документального фильма о страданиях наро­да Бангладеш, волнение в зале продолжалось. Когда по­тускнел свет, публика замерла в напряженном ожидании. За кулисами команда Джорджа перестала сосать ломтики апельсинов и приготовилась к выходу.

Когда в полумраке зала раздались первые аккорды песни Джорджа «Wah-Wah», огни прожекторов устре­мились на сцену, осветив самый блестящий ансамбль рок-музыкантов, который когда-либо собирался на одной площадке. Джордж успел переодеться, сменив сорочку с открытым воротом и куртку «в елочку» на костюм из белого шелка. Его окружали Эрик Клэптон, Леон Рассел, Джесси Эд Дэвис, Клаус Вурман, Билли Престон, а позади, рядом со своим коллегой Джимом Келтнером, сидел Ринго в длиннополом черном сюрту­ке. Хор из девяти голосов, семь духовых инструментов и три акустические гитары довершали этот необыкно­венный ансамбль звезд рока. Но у Джорджа оставался еще один козырь в запасе. Когда были отыграны две трети концерта, он спокойно подошел к микрофону и объявил: «Я бы хотел представить вам нашего друга Боба Дилана». Неожиданное появление Дилана вызва­ло всеобщий вздох изумления.

После пяти лет воздержания от публичных выступ­лений два битла вместе со своими друзьями собрали многотысячную толпу поклонников. Нью-Йорк понял, что это большое событие, и отнесся к этому соответ­ственно. Аллену Клейну страшно хотелось, чтобы все шло гладко. Президент ABKCO так усердно готовил этот концерт, что даже растянул себе ахиллово сухо­жилие. Опираясь на трость, он ковылял вокруг сцены, проверяя направление освещения и давая указания кинооператору. Только после двухминутной овации, устроенной Дилану, исполнившему пять своих песен, Клейн наконец успокоился, отбросил трость и стал аплодировать вместе со всеми.

Участники концерта, их гости и помощники от­метили событие на вечеринке, которую устроила жена Джорджа, Патти, в «Таверне Джимми Вестона». При­шел даже отшельник Дилан. Его привлек Пит Беннет, крепыш довольно устрашающего вида, который про­талкивал подопечных Клейна на радио и, кроме того, подрабатывал в газетном концерне Ганнета1 ( Gannett — крупнейший газетный хоминг США, в чьей собствен­ности находятся 94 ежедневные газеты (в том числе популярней­шая USA Today) и еще около 300 изданий с другой периодично­стью. Назван но имени своего основателя — Фрэнка Ганнета, который в 1906 году с группой товарищей приобрел долю в про­винциальной газете в штате Нью-Йорк), ведя руб­рику происшествий. Беннет показался Дилану весьма занятным человеком и отличным телохранителем. «Не подпускай ко мне Эла Ароновица!» — попросил его Дилан. Беннет прекрасно справился и в награду за услу­гу стал единственным человеком, который в тот вечер сфотографировался вместе с застенчивым Диланом.

Приняв изрядную дозу спиртного, Фил Спектор2(Фил Спектор (р. 1939) — один из известнейших продюсеров, оставивший свое имя в «Зале славы рок-н-ролла». Разработал зна­менитую технологию аранжировки, названную им «стена звука». Являлся аранжировщиком и продюсером последнего альбома Beatles «Let it be»), пыхтя, сел за фортепьяно и стал молотить на нем свои старые хиты вроде «Da Doo Ron Ron». В таверну за­шел Энди Уильяме. Окинув быстрым взглядом буйную компанию, он поспешил удалиться, несмотря на на­стойчивые просьбы захмелевшего Спектора спеть что- нибудь. Гуляли до утра. К сожалению, репортеров либо вовсе не пустили на это празднество, либо заставили молчать, так что все газетные репортажи о том вечере заканчивались на последней ноте концерта. Но пресса была единодушна в своем приговоре. Даже New York Times (газета, которая скорее заботится о том, чтобы дать скрупулезную хронику текущих событий истории, чем о том, чтобы скрасить скучную поездку в метро каким-нибудь захватывающим рассказом), восхищен­ная великолепным исполнительским мастерством и блеском задуманной идеи, признала бангладешский концерт событием, заслуживающим подробного осве­щения на первой полосе. Рецензии изобиловали при­лагательными и наречиями в превосходной степени, и роль Джорджа в проведении этого вечера была оце­нена по достоинству. Рецензенты отмечали, что ему по­могла приятная перемена в реакции публики на «жи­вое» выступление двух участников Beatles. На этот раз было заметно отсутствие истошных воплей, которые в 60-е годы омрачили не один концерт группы. Не было ни дикого штурма сцены, ни отчаянных попыток при­коснуться к битлу. Видимо, детишки повзрослели.

Впервые за десять бурных лет появление битла не вызывало истерию. Только в самом начале 60-х в Ли­верпуле и Гамбурге Beatles могли без помех исполнять свою музыку. В те годы белые шелковые костюмы и черные сюртуки были бы совсем не к месту. В скром­ном ливерпульском квартале пакгаузов не могло быть и речи о блеске и шике, о хорах и рекламе. Четырем парням, одетым в черные кожаные куртки и засален­ные джинсы, приходилось пробираться на допотопную сцену сквозь дыру в стене мрачного погреба, волоча за собой аппаратуру.

В участниках группы не было и намека на утончен­ность или изысканность. Один из них был долговязый парень с наглым минным носом и зачесанными на­зад волосами. Он имел вид вечно голодного уличного бродяги. Да таким он и был— настоящим уличным мальчишкой, гордящимся своей репутацией отчаян­ного хулигана. Два других гитариста выглядели чуть- чуть приличнее, но этого «чуть-чуть» было достаточно, чтобы в них по уши влюблялись местные девчонки. Кра­сивый ударник с хмурым выражением на лице оставал­ся на заднем плане. «Хулиган» готовится играть.

— Заткни рот, красотка! — кричит он. — Не мешай мне настраивать гитару.

— Чего?

Вместо ответа он строит страшную рожу.

— Ты что, рехнулась? Слазь со сцены, ты, сука! — И он делает вид, что собирается заехать носком своего «свинокола» другой слишком активной поклоннице.

Та отскакивает и прячется за подружками. Меж­ду тем толпа на другом конце зала ведет себя иначе. В основном это учащиеся гуманитарных и художе­ственных колледжей. В их отношении к четырем «тедди-боям»1(«Тедди-бои» (англ.Teddy Boys) — молодежная субкультура, су­ществовавшая 1950-е годы в Великобритании, представители которой отличались агрессивным поведением, многие из них входили в местные хулиганские группировки. Из музыки перво­начально предпочтения отдавались американскому блюзу, кан­три и свингу, позже рок-н-роллу и скиффлу, который вобрал в себя стиль «тедди-боев».) нет и следа того исступления, какое демон­стрируют «куколки», толпящиеся у сцены. Вся эта публика стекается сюда через узкий цокольный вход, на котором только еле заметная надпись мелом «Пе­щера» позволяет снаружи догадаться о царящем внизу бешеном возбуждении.

Наконец все готовы. Бас-гитарист, в лексиконе ко­торого было меньше неприличных слов, коротко справ­ляется:

— Усилок врубили?

— Порядок. Поехали!

— Good golly, miss Molly. We're  gonna have a ball... [Ей-богу, мисс Молли, повеселимся от души...]

Бит не утихает целых три часа. За считанные мину­ты конденсат покрывает стены и начинает методично капать с потолка на дергающиеся тела нескольких сот танцующих. К полуночи капли уже превращаются в по­токи, и в подвале становится не продохнуть. Глубокой

ночью изнуренная толпа выбирается наверх по узкой лестнице. Парни стаскивают с себя промокшие рубаш­ки, выжимают их тут же, на тесной улочке, заваленной грудами гнилых овощей и фруктов, и отправляются в долгий путь на окраины — по домам.

 

Ливерпульские дети — особая порода. Они рано взрослеют среди однообразия закопченных зданий, вы­строенных еще в прошлом веке. Тинейджеры конца 50-х почти все свое детство провели, играя среди раз­валин, оставшихся от бомбежек последней войны, пока их отцы едва перебивались работой, которую находили в опустевшем порту. Для завсегдатаев «Пещеры» (их называли «пещерными жителями») бит-музыка была одним из немногих доступных развлечений.

Костяк «тедди-боев» середины 50-х составляли в основном выходцы из ирландских рабочих семей. Их вотчиной были клубы, обслуживавшие район доков, — маленькие кабачки и пивнушки для моряков, где стоя­ли «джук-боксы»1(Джук-бокс (англ. jukebox) — музыкальный автомат.), игравшие американские пластинки. «Теды» видели в рок-н-ролле еще одну форму протеста против ценностей пролетарского образа жизни своих родителей. Пьянки, драки и танцы под громкую музы­ку Билла Хейли в городских клубах и окраинных танц­залах сделались единственным времяпрепровождени­ем «гризеров»2 (Гризеры (от англ. grease — «смазывать волосы жиром») — так называли фанатов раннего рока). Родители, принадлежавшие к среднему классу, наказывали своим детям держаться подальше от «гризеров», но детей было не так-то просто запу­гать. И все же рок-н-ролл в Ливерпуле (как, впрочем, в Америке) в те годы был почти исключительно до­стоянием молодежи из рабочих семей.

В очередях, что выстраивались у зала «Бруклин Фокс» в 1954 году, в основном стояли хулиганистого вида парни с жирными, гладко зачесанными назад во­лосами. На них были футболки с ловко закрученными в рукава пачками сигарет, закатанные голубые джинсы и белые носки. Они валом валили на шоу Алана Фрида1(Альберт Джеймс «Алан» Фрид (15 декабря 1921 — 20 января 1965), также известный как Лунный Пес. Человек, запустивший в оборот выражение «рок-н-ролл». Диджей, радиоведущий и промоутер, чья карьера рухнула из-за скандала с так называемой «пайолой» (payola) — этим термином называется элементарная проплата в карман диджею зато, чтобы та или иная песня попала в чарты.), первого продюсера рок-н-ролла Детей из богатых- предместий здесь было раз-два и обчелся, да и те пред­почитали помалкивать о своем происхождении.

Массовые беспорядки в «Бруклин Фокс» и «Ман- хэттен Парамаунт» не оставили сомнений в том, что рок-н-ролл завоевал Америку. Но его тут же прибрали к рукам телепродюсеры: они подвергли рок-н-ролл са­нитарной обработке, смягчили и разбавили его, сведя до уровня слезливых романсов, столь милых сердцу филадельфийскихтинейджеров2 (Филадельфия — город квакеров, «город братской любви» — тра­диционно считается консервативным и сентиментальным горо­дом). Суть рока оказалась вы­холощена. Его завернули в целлофан и отдали на откуп телевидению, этому «великому нивелировщику».

Но в Англии на тот момент еще не нашлось продю­сера, которому приглянулась бы идея рок-н-ролльного шоу. Поэтому рок оставался локальным и первоздан­ным. Когда прошла эра «тедди-боев», рок-н-ролл начал разбивать классовые барьеры, прежде всего в Ливерпу­ле, где он имел особенно сильные позиции. В 1959 году в центре Ливерпуля уже было более десяти бит-клубов, а на окраинах расплодилось множество танцзалов, по­роги которых обивала тьма-тьмущая рок-н-ролльных групп, согласных играть за мизерную плату. Спрос на эту музыку вырос настолько, что «Пещера» переста­ла принимать у себя джазменов и переключилась на бит-группы. Одной из первых таких групп были Silver Beatles.

Пэт Дилани1(Легендарный вышибала, стоявший некогда на фэйс-контроле

возле клуба «Пещера», умер в 2009 году, в возрасте 77 лет), здоровенный ирландец, почти двух­метрового роста, с щетинистой бородкой, устроился вышибалой в «Пещеру» как раз в тот переходный пе­риод, когда бит уже проник в клуб, но и джаз еще не сдавал своих позиций: днем здесь играли бит-группы, а по вечерам — только джазмены.

«Этот парень вышел из-за угла, свернув на Мэтью- стрит, — вспоминает Пэт. — На нем была черная "кожа" и джинсы. Он явно направлялся к "Пещере". "Ну, быть беде", — подумал я».

Здоровенная ручища Пэта преградила путь Джор­джу Харрисону.

«В кожанках мы сюда не пускаем, сынок. Ты уж из­вини». — «Но я здесь играю, я в группе».

Три девчонки бросились выручать Джорджа. Пэт нехотя убрал руку и пропустил парня в «коже»...

Всего за несколько месяцев джаз был окончательно выжит из «Пещеры», и клуб стал привлекать иных по­сетителей. Новая публика считала себя особым племе­нем таинственных «ночных людей». Странно, что она никогда не называла себя «подпольем». По сути дела, это была обыкновенная провинциальная молодежь, желавшая позлить своих родителей, которые, в свою очередь, никак не могли взять в толк, что каждый вечер тянет их отпрысков в этот темный, сырой подвал, от­куда они возвращаются оглохшие и насквозь мокрые от пота.

Новая музыка притягивала в клубы самые широ­кие слои ливерпульской молодежи — от совсем юных школьников до молодых поэтов и художников, для ко­торых излюбленным местом встречи был «Крэк»1 (1 Crack (англ. ) — 1) щель; 2) шутка; 3) треск; 4) удар; 5) что-либо

потрясающее) — знаменитый ливерпульский паб, завсегдатаем которого во время учебы в гуманитарном колледже был Джон Леннон.

Постепенно у посетителей бит-клубов вырабатыва­лось групповое сознание, выходившее за пределы того факта, что они любят одну и ту же музыку. Музыкан­ты были близки друг другу, но еще более важным было то, что публика и музыканты были друзьями. Через несколько лет аналогичный «синдром близости» про­явится в Сан-Франциско. Как и в Ливерпуле, здесь была благоприятная обстановка, позволявшая группам вы­рабатывать свой характерный музыкальный стиль: до звукозаписывающих студий было далеко, и компании грамзаписи не могли протянуть сюда свои щупальца. Но в Сан-Франциско дух товарищества установился всего на одно лето — потом его изгнали грубый ком- мерциализм, тяжелые наркотики и преступность. В Ливерпуле он продержался четыре года — и испарил­ся лишь тогда, когда один-единственный антрепренер вывез сливки местной музыки в Лондон. Естественное обожествление кумиров сдерживалось тем обстоятель­ством, что многие музыканты были школьными товари­щами своих зрителей. Разумеется, были ливерпульские девушки, доходившие до фанатизма, но большинство ливерпульцев просто восхищались тем, что их товари­щи сравнялись с такими американскими идолами, как Пресли и Литтл Ричард, а в чем-то даже превзошли их.

Никто не ставил своей целью прославить Ливерпуль как столицу новой музыки, как это сделали, например, жители Сан-Франциско со своим городом несколько лет спустя. Ливерпуль был слишком непригляден, чтобы иметь такие претензии. В отличие от Сан-Франциско ему не хватало внешней привлекательности. Ливер­пульским битом заправляли владельцы городских клу­бов — такие, как Алан Уильяме, организовавший бит- лам поездку в Гамбург в начале 1960 года. Годом раньше он устроил для Beatles прослушивание, которое прово­дил антрепренер из Лондона Ларри Парнс, менеджер тогдашних звезд английской поп-музыки Томми Стила и Билли Фьюри. Парнс не пришел в особый восторг. Beatles показались ему средненькой группой; един­ственное, что он смог им предложить, — третьесортное турне по Шотландии в качестве группы поддержки для одного из его собственных подопечных.

Прослушивание Beatles проходило в клубе «Голу­бой ангел» — он принадлежал Уильямсу и находился в одном из худших районов центрального Ливерпуля, был крошечным, мрачным и больше напоминал по­мойку. По ночам здесь обычно зависало около дюжи­ны девиц, которые хрустели чипсами и поглядывали на дверь — не придут ли парни. У входа сидел грозного вида здоровяк, периодически обеспокоенно похлопывая себя по заднему карману. Время от времени он вынимал оттуда солидную пачку банкнот и украдкой ее пересчи­тывал. Двери клуба запирались на замок и были снаб­жены глазком и сигнальным устройством — на случай вторжения банды рокеров. Сам Уильяме предпочитает Держаться подальше от своего собственного заведения.

Ему сильно не нравятся Beatles. «Они позорят Ливерпуль, — говорит он резко. — Этот парень, Эпштейн, взял их в Лондон с другими отличными группами, а они там провалились. Я год назад собирал в Ливерпуле бит- группы и их пригласил, но они, разумеется, не пришли. Они всегда о себе мнили черт знает что».

Уильяме принадлежал к старой школе антрепре­неров. Он предлагал битлам гонорар в 15 шиллингов каждому и пиво, сколько смогут выпить, — если они присоединятся к коллективному выступлению, кото­рое он организовывал. Он гордился тем, что именно он отправил их в Гамбург, хотя на тот момент даже не по­дозревал всей значимости своего решения.

Тихуана1(Город в Мексике, известный обилием притонов и злачных мест) по сравнению с Гамбургом — просто дет­ский сад. Хотя Beatles (которых в то время было пяте­ро) прошли суровую школу жизни в бедных кварталах Ливерпуля, они поначалу были шокированы атмосфе­рой Репербана и гамбургской клубной жизни. Они не ожидали, что спать им придется в винном погребе, го­товиться к выходу на сцену в мужском туалете и высту­пать по 8 часов в день, точнее, в ночь — без выходных. Судьба бросила им вызов, и они приняли его.

Когда оглядываешься в прошлое, кажется бесспор­ным, что им тогда чертовски повезло, но в то время это было далеко не так очевидно, да и вряд ли Алан Уильяме представлял, какую роль в карьере Beatles сыграет ор­ганизованное им турне. Поставленные перед необходи­мостью играть 8 часов подряд для незнакомой публики, Beatles были вынуждены значительно расширить свой репертуар в дополнение к той дюжине песен, которых им хватало в Ливерпуле. Но еще важнее было другое: они обучились искусству выступления перед публикой.

Завсегдатаи гамбургских клубов хотели, чтобы группа «делала шоу» [«Mak Show»2(Искаж. англ. «make show»)]. Это была далеко не самая утонченная публика. Они ревели и хлопали в ладоши, когда Джон Леннон орал на них со сцены или угощал отборной бранью. Естественно, Beatles ста­рались оправдать доверие.

 «Мы так ненавидели владельцев клубов, что прыга­ли по сцене как очумелые — только что доски не прола­мывались, — рассказывает Леннон. — Пол, бывало, пел «What'd I Say» полтора часа кряду. Эти гангстеры вели себя как мафиози... Все владельцы клубов там гангсте­ры. Они посылали нам на сцену ящик шампанского — знаете, это отвратительное немецкое пойло — и мы должны были его пить. Они орали: "Пейте и врубайте What'd I Say». Так что нам приходилось устраивать для них шоу в любой час ночи. Они могли явиться в пять утра, когда мы уже отыграли семь часов, они под­тягивали ящик шампанского и ждали от нас продолже­ния. Обычно я так упивался, что валялся на полу за роя­лем, пока остальные играли. Иногда я выходил на шоу в трусах, а в "Стар-клубе" однажды вышел с сиденьем от унитаза вокруг шеи».

Не удивительно, что Гамбург их закалил. Этот опыт пригодился им впоследствии, когда Beatles совершали турне по Америке, Европе и всему земному шару. Но дешевое шампанское было не единственным стимули­рующим средством, которое помогло им выдержать. Немцы познакомили их с наркотиками. Сначала ребя­та принимали только таблетки для похудения — чтобы не спать, — затем перешли к «черным бомбардировщи­кам», «пурпурным сердцам»1 («Черные бомбардировщики» (black bombers) — капсулы, содер­жащие 20 мг амфетаминов в смеси с каким-либо успокаивающим средством. «Пурпурные сердца» (purple heart) — пилюли, содер­жащие дексамил (смесь амфетамина «декседрин» и барбитурата «амобарбитал»). Название дано по цвету и форме пилюли) и другим стимуляторам По иронии судьбы,

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

Библиография «Битлз» исчисляется десятками, если не сотнями книг. В совокупности они сформи¬ровали грандиозный миф о, возможно, самом ярком музыкальном феномене XX века. Подчиняясь законам мифа, его герои давно перешли в ранг небожителей, поступки которых находятся за пределами обычных- человеческих представлений и оценок. Любой факт из их жизни, любая деталь, касающаяся их песен, взаимоотношений друг с другом, с близкими людь¬ми, с обществом, с властью, — наполняются особым, сакральным смыслом и прочитываются в контексте канона.
«Битлз» стали культом XX века — и битломания, охватившая мир в 60-е годы, подтверждение тому.
Однако в отличие от героев классических древних мифов, «Битлз» остаются нашими современниками — и многим событиям в их истории можно найти вполне человеческое, земное, рациональное объяснение.
Именно поэтому Издательство считает необходи¬мым опубликовать один из первых «апокрифов» исто¬рии «Битлз», вышедший по горячим следам — букваль¬но через год после официального объявления о распаде группы.
Эта книга не пытается творить кумиров ни из участ¬ников «Битлз», ни из тех людей, которые так или иначе причастны к этому феномену. Авторы беспристрастно и максимально объективно рассказывают о поступках, мотивах и чувствах совершенно реальных людей, а не вымышленных персонажей. Это в полной мере «реаль¬ная история» «Битлз», история возникновения и распа¬да самой знаменитой музыкальной группы — и в то же время рассказ о музыкальной индустрии 60-х, превра¬тившейся впоследствии в мегаиндустрию поп-музыки.
Эта книга вышла в свет в 1972 году и была благо¬получно похоронена и забыта: слишком прозаичной и неудобной оказалась эта история для сложившегося в дальнейшем официального канона
Так же представляет интерес история ее жизни на русском языке. Талантливо переведенная одним из бес¬корыстных фанатов, — а других в СССР и не было, — А. Пономаренко в самом начале 70-х и распространяе¬мая исключительно в самиздате, книга на несколько де¬сятилетий стала одним из основных источников инфор¬мации о любимой группе. Для советских поклонников группы сам перевод превратился в предмет культа.
Издательство смеет надеяться, что эта уникальная книга теперь, будучи опубликованной, вновь найдет за¬интересованных читателей.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Джон Леннон — экс-битл.
Поя Маккартни — экс-битл.
Джордж Харрисон — экс-битл.
Ринго Старр — экс-битл.
Брайан Эпштейн — менеджер Beatles.
Аллен Клейн — президент корпорации ABKCO, бизнес-менеджер Джона Леннона, Джорджа Харрисона и Ринго Старра.
Ли Истмэн — компаньон нью-йоркской юридической фирмы Eastnman & Eastman, тесть Пола Маккартни.
Джон Истмэн — сын Ли Истмэна.
Линда Истмэн — дочь Ли Истмэна, жена Пола Маккартни.
Йоко Оно — деятельница авангардистского искусства, вторая жена Джона Леннона.
Квини Эпштейн — мать Брайана Эпштейна.
Клайв Эпштейн — брат Брайана Эпштейна.
Дик Джеймс — директор компании Northern  Songs Ltd. (Северные песни), первой компании, которая издавала музыку Beatles.
Сэр Джозеф Локвуд — президент корпорации EMI Ltd.
Сэр Лью Грейд — президент корпорации ATV.
Леонард Рихтенберг — управляющий инвестиционным трастом Triumph.
Нат Вайс — адвокат, близкий друг Брайана Эпштейна.

Демифологизированная история The Beatles

14.04.2011

Автор: 
Источник: http://tarbut-cellcom.zahav.ru/cellcom/literature/article.php?view=583

Книга Питера МакКейба и Роберта Д. Шонфельда «Сердцевина яблока» (с подзаголовком демифологизированная история The Beatles» - одна из первых биографий «Битлз», изданная в 1972 году, когда ливерпульская четверка уже была легендой - но еще свободной от канонов; когда группа уже распалась - но еще существовала надежда на ее воссоединение; когда все, о чем говорится в книге, происходило «здесь и сейчас».

При чем же тут яблоко? - спросите вы. А дело в том, что в 1968 году, когда The Beatles достигли пика славы, музыканты задумали создать собственную корпорацию. Ибо им, по совету бухгалтера, надлежало что-то срочно делать с несколькими миллионами фунтов стерлингов, дабы не выплачивать большую часть этих денег в виде налогов. Но это лишь одна из версий. Согласно другой, музыканты давно уже грезили о некоей «утопической корпорации», без утомительной бюрократической рутины и людей в скучных костюмах. По третьей версии, компания была создана для помощи малоизвестным музыкантам, художникам, поэтам.

Так или иначе, но в 1968 году Пол Маккартни, Джон Леннон, Джордж Харрисон и Ринго Старр основали компанию Apple Corps, название которой было игрой слов: apple core - «сердцевина яблока», сorps - «корпорация». Первоначально Apple Corps занималась всем чем угодно - и розничной продажей (Apple Retail), и выпуском электроники (радиоприемники в виде яблока) - Apple Electronics, и производством музыкальных фильмов (Apple Films). Но самым доходным бизнесом Apple Corps стало ее звукозаписывающее подразделение Apple Records, которое занималось записью и изданием музыки The Beatles и других исполнителей - известного индийского ситариста Рави Шанкара, соул-певца Билли Престона и других.

В отличие от большинства биографий, авторы «Сердцевины яблока» сосредотачиваются не на истории становления группы, не на этапах ее творчества, не на судьбах ее участников - а на истории того, как «не стало» «Битлз». На русском языке эта книга несколько десятилетий распространялась в самиздате среди советских фанатов ливерпульской четверки. Теперь она, наконец, обрела официальный статус.