Cодержание

От автора 5

Глава первая. Мой отец 7
Целовал, но руки не подавал — Куинджи не дает ему взять в плаванье свою «Ночь на Днепре» — Запрет вставлять иностранные слова в русскую речь — Молитвы. Музыка. Книги. Дневник — Командир Преображенского полка — Генерал-инспектор военно-учебных заведений — Председатель Русского музыкального общества — Основатель женского пединститута в Петербурге — Президент Академии наук — Нелицемерно признанный всеми поэт К.Р.
Глава вторая. 1887—1895. Ранние годы 14
Я родился в Павловском дворце, которым владел мой дед — Почему я не получил имя Андрей — Мой восприемник
на крестинах Александр III — Караул шел не в ногу, чтобы не провалился пол — «Все те же лица, те же рыла, а на подушке князь Гаврила» — Старшая няня Вава, Варвара Петровна Михайлова, «в должности англичанки» — Мой дядя показывает хвостик — «Русский немца побиль»: я ударяю эрцгерцога по лицу — В Швейцарии после брюшного тифа — Братья Иоанн и Игорь — Сандро и Ксения в канаве
Глава третья. 1896. Коронация в Москве 26
Глава четвертая. 1897. Парады 32
В конногвардейском манеже — На Марсовом поле
Глава пятая. 1900—1902. Кадет 39
Я зачислен в Первый Московский корпус — Строевые занятия и ручной труд — Сам чищу себе сапоги — Поездка
в Москву — В корпусе в Лефортово и у дяди, московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича — Моя тетя поразительно красива и очень изящна
Глава шестая. 1903—1905. Две зимы в Ливадии
и одна в Павловске 46
Глава седьмая. 1906—1907. Юнкера Николаевского
кавалерийского училища 55
Глава восьмая. 1908. Присяга. Флигель-адъютант 69
Глава девятая. 1908. Свадьба вел. княжны
Марии Павловны и шведского принца Вильгельма 78
Глава десятая. 1908. Путешествия по Волге,
в Москву и в Полтавскую губернию. 84
Глава одиннадцатая. 1909. Серебряная свадьба родителей 92
Глава двенадцатая. 1910 99
В Швейцарию после воспаления легких — На Корфу у тети Оли, королевы греческой — После консилиума врачей
я ухожу в бессрочный отпуск и уезжаю на кумыс
в Оренбург — Сестра Татиана влюбляется в князя
Константина Багратион-Мухранского
Глава тринадцатая. 1910—1911 108
Мой брат Олег первым из членов Императорского дома поступает в Александровский лицей. Я присоединяюсь
к нему — Петербургские театры — Шаляпин встает на колени — Литературно-музыкальные субботники в Павловске
Глава четырнадцатая. 1910—1911 118
Георгиевский парад в Зимнем дворце — Я зачислен офицером — Экзамены в лицее — В Ессентуках — Смерть бабушки Александры Иосифовны — Свадьба Иоанчика с принцессой Еленой и Татианы с князем Багратионом — Трюфели в шампанском
Глава пятнадцатая. 1911 131
Останься Столыпин жив, революции в России не было бы — В Мисхоре в Крыму — Эмир Бухарский — Генерал-
фельдмаршал Милютин — Авиационная школа
в Севастополе — Экзамены в лицее, завтраки в полку
Глава шестнадцатая. 1912 137
Высочайший выход — Записка вдовствующей императрицы — Я вступаю в яхт-клуб — Поездка на Ривьеру с артисткой А.Р.Нестеровской — Великий князь Михаил Михайлович — Кшесинская, Нижинский, Стравинский и Фокин — Шведский король Густав V — Светлейшая княгиня Юрьевская — Похороны дяди Юрия, герцога Лейхтенбергского
Глава семнадцатая. 1912 145
Тайное обручение с А.Р.Нестеровской — Освящение
памятника Александру III в Москве — На Воробьевых горах — Петергоф — Полковой лагерь в Алякулях — Наследник Алексей Николаевич
Глава восемнадцатая. 1912. 100-летие Отечественной
войны 150
Парад в Бородино и на Ходынском поле — Торжественный обед в Кремлевском дворце
Глава девятнадцатая. Мраморный дворец 156
Я обустраиваю собственную квартиру в Мраморном дворце — История дворца
Глава двадцатая. 1912—1913 160
Совершеннолетие брата Олега — Трехсотлетие дома Романовых — Я получаю диплом Александровского лицея о высшем образовании
Глава двадцать первая. 1913 167
Романовский юбилей в Москве и Костроме — Олег становится корнетом — Визит в Россию Пуанкаре и Жоффра
Глава двадцать вторая. 1913 178
В Киеве — Всероссийская конная выставка — Первая Российская Олимпиада — Кавалерийские маневры
Глава двадцать третья. 1913 183
Париж — Лондон — Рим — Ривьера — Берлин —
Германский император Вильгельм II
Глава двадцать четвертая. Январь 1914 191
Завтрак у тети Минни — «Царь Иудейский» в Эрмитажном театре — Последний в истории России большой Высочайший выход и Крещенский парад
Глава двадцать пятая. Зима и весна 1914 199
С родителями в Египет — В Каннах
Глава двадцать шестая. Лето 1914 208
Визит английской эскадры в Кронштадт — Чай в новом доме дяди Павла в Царском Селе — Визит в Петербург приезидента Франции Пуанкаре — Беспорядки на заводах — Экстренное заседание Совета министров
Глава двадцать седьмая. Июль 1914 214
Дневник брата Олега — Мобилизационный план — Государь объявляет о начале войны — Возвращение родителей
из Германии — Приготовления к отъезду в полк
Глава двадцать восьмая. На фронте в первые дни войны 221
Глава двадцать девятая. Август 1914 230
Мы участвуем в боевых действиях
Глава тридцатая. Сентябрь 1914 242
Последние записи в дневнике брата Олега
Глава тридцать первая. Сентябрь 1914 247
Смертельное ранение великого князя Олега Константиновича
Глава тридцать вторая. Осень 1914 — зима 1915 260
В Ставке Верховного главнокомандующего в Барановичах — В Петрограде — Поездка в Осташево и Москву —
Князь Владимир Палей
Глава тридцать третья. Весна 1915 268
Слухи об «изменах» — Гибель на фронте Кости Багратиона
Глава тридцать четвертая. Осень 1915 — зима 1916 275
Поездка в Крым — Плохие дела на фронте — Николай II принимает на себя пост Верховного главнокомандующего
Глава тридцать пятая. Лето—осень 1916 282
Приезд в Россию моего кузена, королевича Николая Греческого — Я поступаю в Военную академию и становлюсь в 29 лет полковником — Новоселье у великого князя Дмитрия Павловича
Глава тридцать шестая. Декабрь 1916 288
Убийство Распутина — Наши попытки облегчить участь Дмитрия Павловича
Глава тридцать седьмая. Начало 1917 296
Экзамен в академии — Начало всероссийской революции
Глава тридцать восьмая. Весна—лето—осень 1917 299
Я продолжаю настаивать на свадьбе — Тайное венчание — Решение выйти в отставку — На даче в Финляндии — Моя жена встречается с Керенским, чтобы получить разрешение уехать за границу — Большевики свергают Временное правительство — Поездка на Рождество в Финляндию и возвращение в Петроград
Глава тридцать девятая. 1918 309
Под властью большевиков — Предписание о высылке —
На приеме у Урицкого на Гороховой — Братья отправлены в ссылку в Вятку, мы пока остаемся в Петрограде — Обыски и попытки ареста по два раза в сутки
Глава сороковая. 1918. Арест 319
Глава сорок первая. 1918 327
Убийство Урицкого — Тюрьма и попытки освобождения — Перевод в лечебницу Герзони, а оттуда - на квартиру
к Горькому — Разрешение выехать в Финлядию
Глава сорок вторая. 1918 339
Воспоминания о жизни в тюрьме

Приложения 347
Мой дед великий князь Константин Николаевич.
1827—1892 347
Судьба лиц императорской фамилии после революции 1917—1918 г. 366

От автора

В нелегкой борьбе за существование, вдали от Родины, нам остались лишь воспоминания — о том, что дорого нам было там; мне — о жизни нашей семьи, в ряде долгих и долгих лет неразрывно связанной с жизнью нашей великой родины, с ее постепенным ростом, с ее историческими судьбами.
Мне было дано видеть, знать эту жизнь близко, ближе, чем многим другим, знающим ее только со стороны, понаслышке, по рассказам, далеко не всегда беспристрастным.
И я сочту свой долг исполненным, если мои краткие, непритязательные, но протокольно точные записи-воспоминания внесут в установившиеся уже образы хоть некоторые новые, исторически верные, жизненно правильные черты.

Привожу справку, почему я, получивший при рождении титул князя крови императорской с титулованием высочеством, теперь именуюсь великим князем и титулуюсь императорским высочеством.
Ввиду быстрого роста числа членов императорской фамилии, император Александр III счел необходимым ввести изменение в «Учреждение об Императорской Фамилии». 2 июля 1886 года был издан новый закон, по которому уже правнуки императора признавались не великими князьями, а князьями крови императорской и должны были титуловаться не императорскими высочествами, а просто высочествами.
Первыми подпали под этот закон мой старший брат князь Иоанн Константинович (род. 23 июня 1886 г.) и я (род. 3 июля 1887 г.).
В 1886 г., когда этот закон был издан, насчитывалось двадцать два члена императорской фамилии мужеского поколения и все имели великокняжеский титул.
В 1937 году было здравствующих пять великих князей и девять князей крови императорской. На это обстоятельство обратил внимание глава династии великий князь Кирилл Владимирович, и возник вопрос о своевременности отмены закона 1886 года. Но эта отмена в обстановке нахождения главы династии вне России встретила серьезные возражения: ею был бы поколеблен принцип незыблемости «Учреждения об Императорской Фамилии», что могло бы отразиться на ясности вопроса о престолонаследии. Поэтому глава династии отверг мысль об отмене означенного закона и, в соответствии с духом
ст. 219 «Учреждения об Императорской Фамилии», решил в 1937 году давать великокняжеский титул князьям крови императорской в личном порядке, считаясь с возрастным старшинством.
В связи с этим решением возник в первую очередь вопрос о даровании великокняжеского титула мне, как старейшему князю крови императорской.
Возбуждение означенного вопроса совпало с началом тяжкой болезни главы династии великого князя Кирилла Владимировича, и потому, хотя этот вопрос в принципе и был решен, но его оформление задержалось, а последовавшая вскоре кончина Кирилла Владимировича вовсе помешала его осуществлению. Новый глава династии великий князь Владимир Кириллович довершил осуществление мысли, возникшей у его отца, и даровал мне в 1939 году великокняжеский титул с правом титуловаться императорским высочеством.


Глава первая
МОЙ ОТЕЦ


Целовал, но руки не подавал — Куинджи не дает ему взять в плаванье свою «Ночь на Днепре» — Запрет вставлять иностранные слова в русскую речь — Молитвы. Музыка. Книги. Дневник — Командир Преображенского полка — Генерал-инспектор военно-учебных заведений — Председатель Русского музыкального общества — Основатель женского пединститута в Петербурге — Президент Академии наук — Нелицемерно признанный всеми поэт К.Р.

Светлый образ отца стоит перед моими глазами: большого роста, с русой бородкой и очень красивыми руками, с длинными пальцами, покрытыми кольцами.
Здороваясь с нами, детьми, он нас целовал, беря за лицо, но руки не подавал. Когда же здоровался с нами в день причастия, перед тем, как идти в церковь, он нас не целовал: до причастия целоваться не положено. И тогда подавал руку.
По утрам, в восемь часов, когда отец выходил в столовую пить кофе, он посылал за нами своего камердинера. Наши няни, Вава и Атя, приводили нас. Отец обычно бывал одет в серую тужурку и сидел в углу, на диване, за небольшим, на возвышении, столом.
В столовой висела громадная картина, изображавшая убитого шведского короля Карла XII, несомого на носилках своей гвардией, кисти Седерстрема. Отец любил живопись. В его приемном кабинете в Мраморном дворце, среди других, висела картина Куинджи «Ночь на Днепре»; отец купил ее, будучи молодым морским офицером. Картина ему понравилась, и он решил ее приобрести. Куинджи ответил, что «она не для вас, молодой человек»: он не узнал отца. Картину отец все-таки приобрел и, уходя в плавание, решил взять с собою. Узнав об этом, Куинджи собирался возбудить процесс, считая, что его знаменитая картина в плавании испортится. Но отец картину все-таки взял, и никакого процесса не было.
По вечерам, когда мы, лети, ложились спать, отец с матушкой приходили к нам, чтобы присутствовать при нашей молитве. Сперва мой старший брат, Иоанчик, а за ним и я становились на колени перед киотом с образами в нашей спальне и читали положенные молитвы, между прочим, и молитву Ангелу-Хранителю, которую, по семейному преданию, читал ребенком император Александр II. Отец требовал, чтобы мы знали наизусть тропари двунадесятых праздников и читали их в положенные дни. Часто и дяденька (младший брат отца, великий князь Дмитрий Константинович) присутствовал при нашей вечерней молитве; когда мы ошибались, родители или дяденька нас поправляли.
Отец был с нами очень строг, и мы его боялись, «не могу» или «не хочу» не должны были для нас существовать. Но отец развивал в нас и самостоятельность: мы должны были делать все сами, игрушки держать в порядке, сами их класть на место. Отец терпеть не мог, когда в русскую речь вставляли иностранные слова, он желал, чтобы первым нашим языком был русский. Поэтому и няни у нас были русские, и все у нас было по-русски.
В молельной у отца, в Мраморном дворце, между кабинетом и коридором висело много образов и всегда теплилась лампадка. Каждый день приносили в молельню из нашей домовой церкви икону того святого, чей был день. Эти иконы, все в одном и том же стиле, дарили отцу мои дяди Сергей Александрович и Павел Александрович.
Позднее, когда мы подросли и уже самостоятельно приходили к отцу здороваться, дежурный камердинер нам говорил, что нельзя войти, потому что «папа молится». Помолившись, отец здоровался с нами и шел в столовую. Напившись кофе, он тут же, за столом, просматривал газету, которая клалась подле его прибора.
В Петербурге, Павловске или Стрельне, если отец бывал свободен, мы ходили с ним гулять пешком. Прогулки с отцом, в которых часто принимала участие и матушка, мы очень любили.
Дома отец иногда садился за рояль, — он отлично играл и был прекрасно музыкально образован. Учил его Рудольф Васильевич Кюндингер, отец называл его «Руди». Он приходил раз в неделю и отец под его руководством играл в «готической» комнате, после чего Руди всегда оставался завтракать. У отца было дивное туше, и он особенно хорошо играл прелюды Шопена, и я очень любил его слушать и смотреть на его красивые пальцы, бегавшие по клавишам.
Отец много читал и писал. Он внимательно следил как за русской, так и за иностранной литературой и прочитывал по возможности все новые книги. Всю свою жизнь он вел дневник, который писал в тетрадях в желтых кожаных переплетах, и завещал напечатать его через девяносто лет после своей смерти.
По вечерам, после обеда, отец с сигарой во рту вновь садился за письменный стол. В его маленьком, уютном кабинете всегда так хорошо пахло сигарами... В семейном кругу он не любил говорить о своих делах, а тем более — тревогах. Когда у него бывали неприятности, он переживал их молча, «носил их в своем сердце», — потому оно и не выдержало долго.
Такой я видел жизнь отца в течение длинного ряда лет, но — надо сказать прямо — жизнь его выходила далеко за пределы семьи, основное в его жизни было вне ее. Он принадлежал России.
Строевой начальник, отечески заботившийся до мелочей о своих солдатах, знавший всех унтер-офицеров сперва Измайловского, а затем Преображенского полка по фамилиям; главный начальник, а затем генерал-инспектор военно-учебных заведений, много раз исколесивший Россию в поездках по корпусам и военным училищам; энергичный работник в Комитете трезвости, старавшийся оздоровить Россию; видный деятель и преобразователь Комитета грамотности, мечтавший всю Россию сделать грамотной и боровшийся с Победоносцевым за народную школу; основатель и фактический руководитель Женского педагогического института в Петербурге; враг неразумных преследований учащейся молодежи; долголетний президент Академии наук, связавший свое имя со многими важными в ней начинаниями; создатель при ней Разряда изящной словесности и сам первый свободно избранный почетный академик; организатор известных в свое время «Измайловских досугов»; председатель Русского музыкального общества, поддерживавший со многими, в частности с Чайковским, деятельную переписку; наконец, видный литературный деятель, нелицемерно признанный всеми поэт К.P., оставивший, кроме богатого литературного наследства в виде оригинальных произведений, переводы Гётевской «Ифигении в Тавриде», Шиллеровской «Мессинской невесты», Шекспировского «Гамлета», сам воплощавший на сцене их великие образы; оставивший ценнейшие комментарии к этим мировым сокровищам и в конце жизни создавший «Царя Иудейского», в котором, по общему признанию, глубочайшее религиозное чувство соединилось с утонченным изобразительным даром. И во всей этой многосторонней деятельности — кипучая энергия, желание всегда довести до конца начатое.
Второй сын генерал-адмирала великого князя Константина Николаевича, отец родился в 1858 г. и с малолетства готовился к морской службе. Но морская служба отца не увлекла, да и здоровье не позволило ему в ней оставаться. Он перешел в сухопутные войска.
Перейдя в пехоту, отец хотел поступить в лейб-гвардии Павловский полк, но мой дед потребовал, чтобы он поступил в Измайловский по той причине, что отец мой числился в этом полку со дня своего рождения. Таким образом, 15 декабря 1883 г. он стал измайловцем. Будучи поэтом и большим любителем драматического искусства, отец организовал в Измайловском полку так называемые «Досуги», — литературные собрания, на которых устраивались также и любительские спектакли. В феврале 1900 года в Эрмитажном театре был поставлен «Гамлет», и я помню, как в вечер спектакля, когда отец уехал в театр (он играл самого Гамлета), лакей Крюков с большим трудом внес в гостиную родителей мраморный бюст Офелии: это был подарок матушки — отцу. Он должен был увидеть его, вернувшись со спектакля.
В офицерском собрании Измайловского полка театральные представления происходили на складной сцене — подарок знаменитого актера Александринского театра В.Н.Давыдова. Давыдов почти всегда режиссировал спектакли «Досугов».

22 апреля 1891 г. отец был назначен командующим лейб-гвардии Преображенским полком, во главе которого он оставался до марта 1900 г. При нем одно время, до вступления на престол, командиром первого батальона был наследник цесаревич Николай Александрович (будущий император Николай II). По общим отзывам, это был усердный и исполнительный офицер.
Вступив в командование полком, отец старался улучшить условия жизни солдат с первого дня прибытия их в полк. Офицеров он нередко приглашал к завтраку и обеду, причем иногда и с женами. Помню, как после одного из таких обедов, одна из преображенских дам учила матушку в большой гостиной танцевать падекатр, который тогда был в большой моде.
Я очень любил видеть отца верхом, перед полком. В строю он был очень элегантен и красиво сидел на лошади. Весной полк уходил в Красное Село и оставался там с апреля по август. Отец всю неделю проводил в лагере и приезжал в Павловск или Стрельну только по субботам, к вечеру, и оставался до вечера воскресенья; он приезжал в коляске тройкой, которой неизменно правил ямщик Филипп, возивший отца со дней коронации императора Александра III.
Мы очень любили ездить в Красное Село, к отцу, в лагерь. Будучи командиром Преображенского полка, отец жил в лагере в большом доме, который был построен для императора Николая II, когда тот был еще наследником. В доме было очень уютно, а в саду, в траве, лежала большая, голубая майоликовая лягушка.
Мы приезжали в Красное в собственных ландо на почтовых четверках и в тот же день возвращались обратно. Пили у отца чай, ходили по лагерю, заходили в конюшню и садились на его серую кобылу Маруську, а конюх Петр Заздравный водил ее под уздцы. Однажды мы приехали к отцу в лагерь, когда полк возвращался с маневров. Полк выстроился перед передней линейкой, отец на лошади скомандовал: «Под знамя, слушай на-кра-ул», — музыка заиграла полковой марш, и знамя унесли. Это было торжественно и преисполнило меня восторгом.
Однажды приехала с нами в лагерь тетя Оля (королева эллинов, Ольга Константиновна). Я помню, что мы куда-то шли и вышли на Красносельское шоссе. В это время проезжал на тройке великий князь Владимир Александрович с командиром Гвардейского корпуса князем Оболенским. Увидев тетю Олю, Владимир Александрович вышел из экипажа, стал перед ней на одно колено и поцеловал ей руку. Он любил такие шутки.

В 1900 году мой отец был назначен главным начальником военно-учебных заведений. Начался новый плодотворный период его жизни. Вступая на новое и крайне ответственное поприще, отец, следуя указаниям своего ума и сердца, поставил себе ясное задание: в военно-учащихся, решивших отдать свои силы на служение престолу и Родине, видеть прежде всего детей, нуждающихся не только в строгости, но и в моральной поддержке, в отечески благожелательных советах и указаниях. Надо было отбросить строго формальные с ними отношения, стать ближе к ним. Так отец и поступал. За свое пятнадцатилетнее пребывание во главе военно-учебных заведений он побывал во всех кадетских корпусах и училищах, разбросанных по разным углам России.
Благодаря своей исключительной памяти, отец легко запоминал фамилии кадет и юнкеров. Когда, гуляя, отец встречал кадета или юнкера, он или прямо называл его по фамилии, или клал ему на лоб руку и приказывал назвать первую букву своей фамилии. После этого он его называл, редко при этом ошибаясь. Юнкера и кадеты очень любили отца и до сих пор с благоговением чтут его память. В Париже, уже в эмиграции, один бывший кадет, магометанин, показал мне Коран, который подарил ему мой отец после того, как узнал, что он не читает Корана. «Какой же ты магометанин, — сказал мой отец, — если ты не читаешь Корана!» Этот кадет так ценил подарок отца, что захватил его с собою, покидая родную землю.

Многое из поэтического наследства отца осталось еще в рукописях, неопубликованным, и обширные указания на это мы находим в переписке отца с его сестрой, где он откровенно говорит о «муках творчества» и где целый ряд страниц заполнен или стихами, еще не увидевшими света, или вариантами уже опубликованного.
Он не говорил с нами, детьми, о своих литературных работах. С нами он вообще мало говорил и никогда не делился своими литературными впечатлениями. Конечно, в этом была наша вина, так как никто из нас, кроме павшего смертью храбрых в 1914 году брата Олега, литературой не интересовался. С ним отец был, пожалуй, более близок, они больше понимали друг друга.
Когда на отца находило поэтическое настроение, он думал только о стихах и забывал об окружающем. Бывало, приедет в Академию наук, президентом которой он был, или в Главное управление военно-учебных заведений и, подъехав, не выходит из экипажа. Мысли его витают вне окружающего, в мире поэзии. Кучер Фома говорит ему: «Ваше императорское высочество, приехали!» Отец возвратится к действительности и выйдет из экипажа.
Венцом всего творчества отца была драма «Царь Иудейский» из земной жизни Иисуса Христа. Св. Синод был против постановки этой возвышенной драмы, в которой сам Христос ни разу не появляется на сцене. Есть основание думать, что идея драмы подсказана была отцу Чайковским. В октябре 1889 г. Петр Ильич писал отцу об этой евангельской теме.
Такие светлые личности, какой был мой отец, встречаются не часто в жизни. Прошло почти сорок лет со дня его смерти, а его незабвенный образ стоит передо мной, как живой. Я чувствую, как мне не хватает его, и временами так хотелось бы пойти к нему и поговорить с ним «по душам»...


Глава вторая
1887—1895. РАННИЕ ГОДЫ


Я родился в Павловском дворце, которым владел мой дед — Почему я не получил имя Андрей — Мой восприемник
на крестинах Александр III — Караул шел не в ногу, чтобы
не провалился пол — «Все те же лица, те же рыла,
а на подушке князь Гаврила» — Старшая няня Вава,
Варвара Петровна Михайлова, «в должности англичанки»
— Мой дядя показывает хвостик — «Русский немца
побиль»: я ударяю эрцгерцога по лицу — В Швейцарии
после брюшного тифа — Братья Иоанн и Игорь —
Сандро и Ксения в канаве

В тридцати верстах к юго-западу от Петербурга, примыкая своим парком к Царскому Селу, стоит город Павловск. Он был известен дивным парком, вокзалом, в залах которого давались летом симфонические концерты, и великолепным дворцом. В этом дворце я и родился
3/15 июля 1887 г.
Дворец был построен в конце XVIII столетия великим князем, впоследствии императором Павлом Петровичем и его супругой Марией Федоровной. Архитекторами были: Камерон, Кваренги, Данилов и Козлов. Устройство парка было поручено итальянскому декоратору Гонзаго.
В течение нескольких лет Гонзаго жил в Павловске. Каждое утро обходил он парк вместе со своим учеником Степаном Кувшинниковым, который нес по ведру белой и черной краски. Первой Гонзаго отмечал те деревья, которые нужно сохранить, а второй — которые нужно уничтожить, В результате получились те изумительные перспективы, которыми, как нигде, можно было любоваться в Павловске. Я никогда не видел такого великолепного парка и такого красивого по внутренней отделке дворца, как Павловский дворец. Это был настоящий музей — собрание картин, гобеленов, бронзы и вообще художественных вещей. Большевики переименовали Павловск в Слуцк.
По завещанию императрицы Марии Федоровны, жены императора Павла Петровича, Павловск перешел к ее младшему сыну, великому князю Михаилу Павловичу. Так как он не имел сыновей, то после его смерти, в 1849 году, Павловск перешел к моему деду, великому князю Константину Николаевичу, и его мужскому потомству и оставался в нашем роде до революции, во время которой мы потеряли все наше движимое и недвижимое имущество. Когда я родился, владельцем Павловска был мой дед.
Отец хотел назвать меня Андреем и, как полагалось в императорской фамилии, должен был испросить на это разрешение императора Александра III. Но государь ответил, что в императорском семействе есть уже Андрей — великий князь Андрей Владимирович. Тогда меня назвали Гавриилом и дали уменьшительно — Гаврилушка.
Я впервые увидел свет в большой спальне моей пра¬прабабки императрицы Марии Федоровны, жены императора Павла. Комната была в первом этаже, окна ее выходили в детский садик. Сразу же после рождения я попал на руки нянюшке Ате, Анне Александровне Беляевой, по профессии акушерке. Отец ее был когда-то богатым купцом, а мать — дворянкой. Двоюродный брат Ати, Ф.Н.Есаулов, был офицером лейб-гвардии Измайловского полка, контуженным в русско-турецкую войну.
Няня Атя много рассказывала мне про мое детство. Кое-что из ее рассказов я записал, кое-что помню сам.
Меня крестили 27 июля в день св. Великомученика и Целителя Пантелеймона. По обычаю того времени, крестины были торжественные в присутствии государя Александра III, государыни, всей императорской фамилии и двора. Моими восприемниками у купели были император Александр III и моя бабушка, великая княгиня Александра Иосифовна, кроме того были записаны крестными: дядя великий князь Дмитрий Константинович, тетя великая княгиня Вера Константиновна герцогиня Виртембергская, моя прабабушка, вдовствующая герцогиня Мария Саксен-Мейнингенская, бабушка принцесса Августа Саксен-Альтенбургская, ее брат герцог Георгий Саксен-Мейнингенский и принц Георгий Шаумбург-Липпе. Несли меня в церковь в торжественном шествии с государем и государыней во главе. Я — как рассказывала няня Атя — лежал на парчовой подушке, покрытый золотым покрывалом, отороченным горностаем, на руках гофмейстерины моей бабушки — Анны Егоровны Комаровской. По бокам подушки шли два ассистента: состоявший при моем отце флигель-адъютант капитан
1 ранга Илья Александрович Зеленой и состоявший в должности шталмейстера двора моего деда — Иван Алексеевич Грейг.
В Греческом зале дворца, по которому проходило шествие, стоял почетный караул от государевой роты лейб-гвардии Измайловского полка, командиром которой в то время был мой отец.
Когда караул строился в зале, ему было приказано идти не в ногу, так как боялись, что провалится пол. В его прочности настолько сомневались, что даже колонны зала поддерживались особыми крюками, укрепленными на чердаке, и только казалось, что они опираются в пол.
После погружения в купель меня положили на пеленальный стол, который был поставлен тут же, в церкви, за ширмами. Там на меня надели серебряное платье «декольте», со шлейфом и кружевами, и серебряный чепчик, также с кружевами и голубыми лентами. Государю подали кружевную подушку и положили меня на нее. Певчие придворной капеллы пели все время вполголоса, чтобы не испугать меня. Но когда, за молебном после крестин, они запели «Тебе Бога хвалим» Бортнянского, то дали волю своим голосам. Такова была традиция при дворе.
После крестин меня причащал митрополит Петербург¬ский и Ладожский Исидор. К причастию меня поднесли бабушка и дяденька великий князь Дмитрий Константинович.
И.А.Грейг писал юмористические стихи на разные случаи. Описал он в стихах и крестины моего старшего брата, и мои, и нашего двоюродного брата Христофора Греческого. Я помню несколько строк из описания моих крестин: «Все те же лица, те же рыла, а на подушке — князь Гаврила». «Все те же лица» — потому что за год до моих крестин были крестины моего старшего брата Иоанна, на которых были те же лица, как и на моих. Графиня А.Е.Комаровская приняла выражение «те же рыла» на свой счет (она была очень некрасива) и обиделась.
Старшей няней была у нас Вава — как мы звали Варвару Петровну Михайлову. В свое время она нянчила отца и моих дядей, затем жила на пенсии в Мраморном дворце. Вся семья наша ее очень любила. Когда родился Иоанчик, так звали моего старшего брата, отец просил Ваву быть при нем. Вава была дочерью камердинера моего деда и воспитывалась в Смольном институте, на Александровской половине. Когда Вава поступила к отцу, она числилась «в должности англичанки», так как по штату занимала место, предназначавшееся английской няне. У Вавы было много сестер и, как это ни странно, две из них носили одно и то же имя Марии.
Няня Вава помнила императора Николая I, моего прадеда, на смертном одре. Он лежал в своей небольшой и скромно обставленной комнате на антресолях Зимнего дворца, на походной постели, покрытый офицерской серой шинелью, которая ему служила вместо одеяла. Ваву водили к нему прощаться. Она мне рассказывала, что и на смертном одре у императора Николая I «грудь была колесом», как и при жизни.

В годы моего раннего детства наша семья проводила зиму в Петербурге, в Мраморном дворце, а лето — в Павловске или Стрельне. Из Петербурга мы уезжали в мае и возвращались поздней осенью.
В Мраморном дворце мы с братом Иоанчиком помещались в одной и той же детской, устроенной и украшенной в русском стиле. Все наши комнаты носили тоже русские названия: опочивальня, гуляльня, мыльная (ванна). В гуляльне окна располагались ниже пола и между окнами и полом были устроены решетки, перед которыми стояли растения.
В углу гуляльни висел большой образ Владимирской Божьей Матери, а на нем полотенце, расшитое разноцветными шелками и золотом, на концах обшитое старинными кружевами. Перед образом всегда теплилась большая лампада.
Часов в восемь утра нянюшки водили нас здороваться с отцом, а в десять часов мы ходили здороваться с матушкой. В это время она пила кофе у себя в уборной, одетая в свой неизменный красный халатик. Мне всегда приятно было смотреть, как она аппетитно ест яйца. Запомнил я также и ее красивый кофейный сервиз, серебряный, но темно-бронзового цвета.
Нас с Иоанчиком водили гулять в Таврический сад. Мы проходили через Таврический дворец, когда-то дворец Потемкина, предоставленный впоследствии Государственной Думе. Когда я еще был слишком мал, чтобы ходить, меня возили в коляске в виде серебряного лебедя, в которой возили еще отца, его сестер и братьев. Наш лакей Рябинин вез коляску, Атя шла рядом, а Иоанчика вела за руку Вава. Так торжественно пригуливались мы по аллеям, по которым когда-то гуляла Екатерина Великая с Потемкиным.
Нашего кучера звали Яковлев. Он был с русой бородой. Каждый день, садясь в экипаж, мы громко здоровались с ним. Старший брат говорил: «Здравствуй, Якуку, как ты поживаешь, как здоровье твоей жены и твоих детей?»
На вопрос Яковлева, куда везти, Иоанчик неизменно отвечал: «В Таврический сад!» А я любил ездить мимо памятника императору Николаю I, на Мариинской площади, и называл его «Каляй Палич». Много лет спустя, в Стрельне, к нам как-то вошел лакей Анисимов и доложил, что Яковлев «приказал долго жить». Анисимов именно так и сказал: «долго жить». Это нас очень опечалило.
Зимой мы носили бархатные пальто, похожие на боярские кафтаны, отороченные соболем, собольи шапки с бархатным верхом, гамаши и варежки на резинке, малинового цвета. Наши пальто были очень красивы и передавались от старших — младшим.
Каждый день перед тем, как нас укладывали спать, к нам приходил дядя Дмитрий Константинович, младший брат отца. Он тоже жил в Мраморном дворце и служил в то время в Конной гвардии. Мы очень любили дяденьку, бежали к нему навстречу и бросались на шею. Дяденька любил иногда шутить над нами. Показывая Иоанчику конец ремня, которым он затягивал рейтузы, говорил, что это — его хвост. При этом Иоанчик чуть не плакал, страшно боясь этого «хвоста». Он был вообще очень нервный ребенок, боялся шкуры белого медведя с большой головой, лежавшей в приемном кабинете отца, и плакал, когда его к ней подводили.
Нас часто водили в Дворцовую церковь и причащали.

Нередко родители приводили к нам в детскую родственников, знакомых, среди которых бывали старые камер-фрейлины николаевских времен и сослуживцы отца по Измайловскому полку. Нередко звали нас к родителям, чтобы показать гостям, и часто — к бабушке Александре Иосифовне, которую мы звали «Анмама», а дедушку — «Анпапа». Она нас ласкала и шутила с нами, а однажды позвала нас, чтобы показать приехавшему из-за границы родственнику, какому-то австрийскому эрцгерцогу. Меня и Иоанчика нарядили в кружевные платьица с широкими голубыми кушаками и лентами, и в назначенный час мы явились. Эрцгерцог подошел ко мне и хотел, чтобы я подал ему ручку, а я в это время рассматривал многочисленные бабушкины безделушки, которыми была полна ее гостиная. Эрцгерцог несколько раз обращался ко мне по-немецки, но безрезультатно. В то время по-немецки я еще не говорил, да и был всецело поглощен рассматриванием безделушек. В конце концов я рассердился и ударил эрцгерцога по лицу. Можно себе представить, какой произошел скандал: бабушка меня немедленно выгнала. Тут же присутствовавшая подруга ее детства, баронесса Роткирх, привела меня в дежурную, в которой сидели бабушкины «комнатные женщины» и наши «нянюшки», и сказала на своем ломаном русском языке: «Русский немца побиль». В тот же день вечером пришел как всегда в детскую отец и, посмотрев на Ваву с хитрым видом, повторил те же слова: «Русский немца побиль». Но матушка была очень недовольна моим поведением и, придя вечером к нам, высказала неудовольствие няням.
После этого случая я долго был в немилости у бабушки и она не звала меня к себе. Приходил ее камердинер и докладывал: «Ее императорское высочество великая княгиня Александра Иосифовна приглашают к себе его высочество князя Иоанна Константиновича с Варварой Петровной». Иоанчик и Вава уходили к бабушке, а я оставался с Атей.

11 января 1890 года, накануне Татьянина дня, родилась моя старшая сестра Татьяна, а в ноябре того же года я заболел брюшным тифом.
Только к Рождеству я начал поправляться, хотя все еще лежал. Родители сделали мне елку в одной из бабушкиных комнат, меня привезли в кресле на колесах, и отец подарил мне свой морской палаш, чем доставил мне громадное удовольствие. В январе были торжественные крестины моего только что родившегося брата Константина. К этому дню я настолько уже поправился, что ходил по комнате в малиновом халатике и красной феске, потому что мне остригли волосы. После крестин ко мне зашли император Александр III и императрица Мария Федоровна. Я до сих пор помню их стоящими в дверях между столовой и моей комнатой. Я вынул висевшую у меня через плечо игрушечную шашку. Государь спросил меня: «Кто ты такой?» Я ответил: «Турка».
Когда заходил ко мне отец, он часто говорил, глядя на саксонскую люстру с фруктами и ананасом: «Ананас не для вас, вишни для вас лишни». Я был на строжайшей диете. После брюшного тифа мое здоровье навсегда осталось слабым.

Чтобы дать мне окончательно поправиться, меня решили послать и Швейцарию, в Веве. Со мной и Иоанчиком поехала и матушка. Нас сопровождали: Атя, матушкина камер-фрау Изабелла Карловна Грюнберг (которую мы называли Беблас), детский врач Дмитрий Александрович Соколов, лакей Рябинин и повар Брюхоненко, который готовил мне специальные блюда. Мы ехали в отдельном вагоне, с кухней.
По пути к нам присоединились матушкины родители: принц Маврикий и принцесса Августа Саксен-Альтенбургские, мы их называли «Опапа» и «Омама». Я слышал от матушки, что дедушка Маврикий, который со стороны моей матери был правнуком императора Павла I, и великий князь Николай Николаевич Старший, который был его внуком, были очень похожи друг на друга. В эти годы мы все еще говорили только по-русски, а дедушка и бабушка не знали русского языка, но все же мы с ними как-то объяснялись. Веве принесло нам большую пользу, и в июне мы вернулись восвояси.

Иоанчик и я подрастали, и родители решили, что пора, чтобы подле нас был мужчина, а не один только женский элемент. К нам поступил студент-медик, окончивший Духовную академию и прислуживавший в церкви Мраморного дворца. Я назову его Тинтином, как называла его наша матушка. Когда Тинтин пришел к нам в первый раз, Иоанчик попросил его, чтобы он рассказал ему «сказку про молебен».
Тинтин ходил с нами гулять и играл с нами. Кажется, это он научил нас читать и писать, а также и арифметике. Бабушка же возмущалась, что к нам поступил «псаломщик».
Весной 1892 г. нас для укрепления здоровья отправили в Афины, к королеве Ольге, нашей любимой тете Оле. Мы приехали к ней в Страстную Субботу и попали в объятья громадной королевской семьи. Наши двоюродные братья были уже взрослыми, кроме Андрея, которому было 11 лет, и Христофора, который был на год моложе меня. Мы прожили в Афинах четыре недели, проводя все время на воздухе; нас возили на берег моря, в Фалеро, где был хороший пляж. Там мы бегали по песку и собирали ракушки. Мужа тети Оли, короля Георга I, мы называли дядя Вилли. Он был лысый, с большими усами, и однажды, во время завтрака, когда за столом было много народу, Иоанчик вдруг расшалился и хлопнул греческого короля по лысине. Это ему даром не прошло, и он был строго наказан.
В мае мы со всей королевской семьей пошли на королевской яхте «Сфактерия» в Венецию, г

Судьба лиц императорской фамилии
после революции 1917—1918 г.
(Справка к 1 июля 1953 г.)

Государь император Николай II отрекся 2 марта 1917 г. от престола за себя и за наследника цесаревича Алексея Николаевича, передав престол своему брату великому князю Михаилу Александровичу.
Из Ставки главнокомандующего в Могилеве государь был 8 марта перевезен в Царское Село уже в качестве арестованного, по распоряжению Временного правительства от 7 марта, причем это было ему объявлено начальником штаба Ставки генералом Алексеевым в вагоне, перед самой отправкой поезда; сделано это было по поручению прибывших тогда в Могилев и возвращавшихся в том же поезде членов Государственной Думы Бубликова, Вершинина, Грибунина и Калинина.
По прибытии в Царское Село государь был оставлен у себя в Александровском дворце вместе с арестованными того же 8 марта императрицей Александрой Федоровной и их детьми: цесаревичем Алексеем Николаевичем и великими княжнами: Ольгой, Татьяной, Марией и Анастасией Николаевными.
В августе 1917 года царская семья была перевезена в Тобольск. Ранней весной 1918 г. их увезли в Екатеринбург, где в ночь с 16 на 17 июля все они были зверски убиты большевиками, а их тела сожжены в шахте близ деревни «Коптяки», в урочище «Четырех Братьев», в 25 верстах от Екатеринбурга.

Великий князь Михаил Александрович, не приняв престола, жил у себя в Гатчине. В августе 1917 г. он был арестован Временным правительством, но затем освобожден. В феврале 1918 г. большевики сослали его в Пермь. В ночь с 12 на 13 июля Михаила Александровича с его секретарем Николаем Николаевичем Джонсоном большевики увезли в соседний с Пермью Мотовилихинский завод, где они оба и были убиты.
Вдова великого князя Михаила Александровича княгиня Н.С.Брасова проживала в эмиграции, в последнее время в Париже, где и умерла в 1952 г. в крайней бедности на больничной койке. Незадолго до Второй мировой войны ее постигло новое тяжкое горе: трагическая смерть единственного сына Георгия, погибшего при автомобильной катастрофе.

Великая княгиня Елизавета Федоровна, великий князь Сергей Михайлович, а также князья Иоанн, Константин и Игорь Константиновичи и с ними князь Владимир Павлович Палей, сын великого князя Павла Александровича от его брака с княгиней Ольгой Валерьяновной Палей, были ранней весной 1918 г. сосланы в Вятку, а затем в Екатеринбург. Летом 1918 г. короткое время содержались в г. Алапаевске Верхотурского уезда Пермской губернии. В ночь на 18 июля их всех повезли из Алапаевска по дороге в Синячиху. Вблизи этой дороги были старые шахты. В одну из них их сбросили живыми, кроме великого князя Сергея Михайловича, который был убит пулей в голову, а его тело сброшено тоже в шахту. Затем шахта была забросана гранатами. Следственная экспертиза потом установила, что смерть узников произошла главным образом от полученных ими при сбрасывании в шахту кровоизлияний.

В первые месяцы большевистской революции великого князя Павла Александровича, больного, не трогали, и он жил со своей семьей в Царском Селе. В конце лета 1918 г. его арестовали и посадили в Дом предварительного заключения в Петрограде. Великий князь Дмитрий Константинович и великие князья Николай и Георгий Михайловичи, сосланные зимой 1918 г. в Вологду, где пользовались относительной свободой, в конце лета 1918 г. были также арестованы и перевезены в Петроград и, как и Павел Александрович, посажены в Дом предварительного заключения. В январе 1919 г. все они были расстреляны в Петропавловской крепости и там же похоронены во дворе.
После трагической кончины великого князя Павла Александровича его вдове княгине О.В.Палей с дочерьми удалось перебраться в Финляндию, откуда они уехали во Францию, где она и скончалась.

Сын великого князя Павла Александровича от первого брака, великий князь Дмитрий Павлович, после убийства Распутина, в заговоре против которого он принимал участие, был в конце декабря 1916 г. сослан в Персию, в отряд генерала Баратова. Когда вспыхнула революция, он перешел на английскую службу в Персии; затем, оставив службу, сперва поселился в Лондоне, а потом переехал во Францию и жил в Париже. В 1926 году он женился в Биаррице на Одри Емери, американке, перешедшей в православие и получившей титул светлейшей княгини Романовской-Ильинской. В 1927 г. у них родился сын Павел, получивший титул светлейшего князя Романовского-Ильинского. Он живет в Соединенных Штатах.
В 1939 г. Дмитрий Павлович заболел туберкулезом и уехал в Швейцарию, в санаторию Шатцальп, над Давосом. Он поправился от туберкулеза, но неожиданно скончался от уремии 2 марта 1942 г.

Дочь великого князя Павла Александровича (также от первого брака) великая княгиня Мария Павловна (Младшая) была сестрой милосердия в Пскове, когда вспыхнула революция. В августе 1917 г. она вторично вышла замуж за капитана лейб-гвардии 4-го стрелкового императорской фамилии полка князя Сергея Михайловича Путятина. В 1918 г. Марии Павловне с мужем удалось перебраться через границу. Они жили в Англии и Франции. Мария Павловна переехала затем в Соединенные Штаты, а оттуда в Аргентину, где живет и сейчас, в Буэнос-Айресе.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна жила в 1917 г. в Киеве, где ее и застала революция. Она ездила в Ставку, в Могилев, повидаться с государем и простилась с ним, увы, навсегда. Затем императрица уехала на южный берег Крыма и поселилась в имении Ай-Тодор у великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении Александровны. Там же жили и сыновья последних: князья Андрей, Федор, Никита, Дмитрий, Ростислав и Василий Александровичи. Их дочь княгиня Ирина Александровна со своим мужем князем Феликсом Феликсовичем Юсуповым и с их малолетней дочерью Ириной жили тоже в Крыму, по соседству от Ай-Тодора, в их имении Кореиз.
Затем, в 1918 г., императрица Мария Федоровна, великий князь Александр Михайлович, великая княгиня Ксения Александровна и их сыновья подверглись домашнему аресту, были переведены в Дюльбер, имение великого князя Петра Николаевича, который тоже был там арестован со своей семьей. Княгиня Ирина Александровна не была арестована. Там же, в Дюльбере, который находился вблизи Ай-Тодора, были арестованы великий князь Николай Николаевич со своей супругой великой княгиней Анастасией Николаевной и ее сыном князем Сергеем Георгиевичем Романовским, герцогом Лейхтенбергским.
Все они находились под большевистской стражей и не были убиты лишь благодаря преданности, уму и ловкости начальника стражи моряка Задорожного, который лишь прикинулся большевиком.
По миновании опасности императрица Мария Федоровна переехала в имение великого князя Георгия Михайловича Харакс, рядом с Ай-Тодором. Ее охранял конвой из белых офицеров. Великая княгиня Ксения Александровна с семьей вернулась к себе в Ай-Тодор. Великих князей Николая Николаевича и Петра Николаевича с их семействами в Дюльбере охраняли также белые офицеры.
Весной 1919 г., когда большевики подходили к Крыму, английский король предоставил в распоряжение императрицы Марии Федоровны дредноут «Мальборо», чтобы уехать из России. Но императрица согласилась на это лишь под условием, чтобы и все, кому угрожала в Крыму опасность, тоже были эвакуированы. Союзники прислали за ними свои корабли, и таким образом лишь благодаря императрице Марии Федоровне они были
спасены.
Императрица Мария Федоровна проехала, остановившись на короткое время на острове Мальта, в Англию.
За исключением коротких пребываний в Англии, у своей сестры, вдовствующей королевы Александры, императрица прожила остаток своей жизни в родной Дании и скончалась 14 октября 1928 г. на своей даче в Хвидере, в окрестностях Копенгагена. Она похоронена в королевской усыпальнице в Дании.
Вместе с императрицей Марией Федоровной, с 1920 го¬да, проживала со своей семьей ее дочь великая княгиня Ольга Александровна, вышедшая в 1916 году замуж за полковника Куликовского. По смерти императрицы ими была приобретена возле Копенгагена ферма, где они занялись сельским хозяйством. В последнее время переехали в Канаду.
У них два сына: Тихон и Гурий, оба получившие образование в Русской гимназии в Париже.

Когда вспыхнула революция, великая княгиня Мария Павловна и великий князь Андрей Владимирович были в Кисловодске. Андрей Владимирович командовал в то время лейб-гвардии конной артиллерией и был в отпуску.
Летом 1917 г. к ним приехал великий князь Борис Владимирович, освобожденный из-под ареста. В марте 1917 г., как только вспыхнула революция, Борис Владимирович, бывший тогда походным атаманом, был арестован Временным правительством в своем доме в Царском Селе и до лета находился под стражей.
Одно время великие князья Борис и Андрей Владимировичи были арестованы большевиками в 1918 г., но очень скоро освобождены. Им также пришлось спасаться от большевиков в горы, и они жили в ауле Конова. Когда опасность миновала, вернулись в Кисловодск.
Когда Кисловодск был на короткое время освобожден от большевиков отрядом генерала Шкуро, великая княгиня Мария Павловна уехала с сыновьями в Анапу.
Борис Владимирович покинул Россию в 1919 г. и через Константинополь проехал в Париж. Из Парижа он поехал в Италию, в Сан-Ремо, и женился там на Зинаиде Сергеевне Елисеевой, урожденной Рашевской, дочери инженерного полковника Рашевского, убитого одновременно с известным генералом Кондратенко в Порт-Артуре. Вскоре Борис Владимирович снова вернулся во Францию и жил там до своей смерти, то есть до 8 ноября 1943 г. Он похоронен в Контрексевилле.
Великая княгиня Мария Павловна и великий князь Андрей Владимирович не желали покидать Россию и в мае 1919 г. снова вернулись в Кисловодск. Когда больше нельзя было, не рискуя собственной жизнью, оставаться в России, Мария Павловна и Андрей Владимирович покинули Кисловодск, проехали в Новороссийск, а оттуда на юг Франции. Из Канн Мария Павловна поехала в Швейцарию, в Цюрих, на свидание со своим старшим сыном великим князем Кириллом Владимировичем и его семьей.
Там же, в Цюрихе, были в то время великая княгиня Елена Владимировна с семьей и великая княгиня Мария Александровна, герцогиня Кобург-Готская, единственная дочь императора Александра II. Она не видела русской революции, живя в своем Кобург-Гот¬ском герцогстве, в Кобурге. Скончалась она в Цюрихе 14 октября 1920 г.
Из Швейцарии великая княгиня Мария Павловна поехала снова во Францию в Контрексевилль для лечения и там скончалась 6 сентября 1920 г. Она похоронена в местной русской православной церкви, выстроенной по ее инициативе. Рядом с ней впоследствии, в 1943 г., похоронен и великий князь Борис Владимирович.

Великий князь Кирилл Владимирович, когда вспыхнула революция, жил в Петрограде и командовал Гвардейским экипажем. Летом 1917 г. он со своей супругой великой княгиней Викторией Федоровной и двумя малолетними дочерьми, княжнами Марией и Кирой Кирилловнами, переехали в Финляндию, в имение Эттер, Хайко, возле города Борго. 30 августа 1917 г. у них в Борго родился сын князь Владимир Кириллович, нынешний глава Русского Императорского дома. В 1924 г. великий князь Владимир Кириллович был возведен своим отцом в великокняжеское достоинство так же, как и его сестры, и стал называться наследником-цесаревичем. В августе 1948 г. он женился на княжне Леониде Георгиевне Багратион-Мухранской и, как глава Императорского дома, возвел ее в великокняжеское достоинство.
В 1920 г. Кирилл Владимирович с семьей поехал в Швейцарию на свидание с великой княгиней Марией Павловной и бывшими там родственниками. Из Швейцарии они переехали в Кобург, где у великой княгини Виктории Федоровны был собственный дом. Затем они переехали во Францию в Сен-Бриак, в Бретани, где купили небольшое имение. В 1922 г. Кирилл Владимирович, как старший член Русского Императорского дома, принял звание блюстителя Русского Императорского престола, а в 1924 г. титул русского императора.
Великая княгиня Виктория Федоровна приняла в 1924 г. титул государыни императрицы. Она скончалась 2 марта 1936 г. в Аморбахе в Германии от воспаления легких и похоронена в Кобурге в семейной усыпальнице герцогов Кобург-Готских.
Великий князь Кирилл Владимирович скончался в Париже 12 октября 1938 г. от склероза и также похоронен в Кобурге, в одной усыпальнице с Викторией Федоровной.
Великая княжна Мария Кирилловна вышла 24 ноября 1925 г. в Кобурге замуж за принца Карла Лейнингенского. У них было шестеро детей. Принц Карл попался в плен Красной армии во время войны 1939—1945 гг. и скончался в плену от голодного тифа. Великая княгиня Мария Кирилловна скончалась в Мадриде 27 октября 1952 г. от грудной жабы и похоронена в Лейнингене.
Великая княжна Кира Кирилловна вышла 2 мая 1938 г. замуж за второго сына германского кронпринца Фридриха-Вильгельма и кронпринцессы Цецилии принца Людовика-Фердинанда Прусского. У них семеро детей и семья живет по-прежнему в Германии, в Бремен-Дорсфельд-Вуменхоф.
Великий князь Андрей Владимирович женился
17/30 ян¬варя 1921 г. в Каннах на известной балерине императорского русского балета Матильде Феликсовне Кшесинской. Великий князь Кирилл Владимирович как глава Императорского дома пожаловал ей титул светлейшей княгини Романовской-Красинской. 27 ноября 1925 г. княгиня Красинская перешла в православие и наречена Марией.
Сын великого князя Андрея Владимировича и княгини Красинской Владимир Андреевич получил от великого князя Кирилла Владимировича титул светлейшего князя Романовского-Красинского, а теперь именуется светлейшим князем Романовым.
Великий князь Андрей Владимирович с семьей жили в Кап д’Ай до 1929 г., откуда переехали в Париж, где проживают и сейчас.

Вдова великого князя Константина Константиновича великая княгиня Елисавета Маврикиевна в начале революции жила у себя в Мраморном дворце со своими младшими детьми: князем Георгием Константиновичем и княжной Верой Константиновной. Когда большевики захватили власть, она принуждена была покинуть Мраморный дворец и поселилась на Дворцовой набережной, в доме Жеребцова. В ноябре 1918 года она уехала на пароходе в Стокгольм к шведским королю и королеве вместе с князем Георгием Константиновичем, княжной Верой Константиновной и детьми князя Иоанна Константиновича и княгини Елены Петровны: князем Всеволодом Иоанновичем и княжной Екатериной Иоанновной.
Из Стокгольма великая княгиня Елисавета Маврикиевна переехала в Брюссель с Георгием и Верой, а оттуда в Германию, на свою родину, в город Альтенбург близ Лейпцига, где и скончалась 24 марта 1927 г.

Княгиня Елена Петровна, не будучи сама арестованной, сопровождала своего мужа князя Иоанна Константиновича в ссылку, причем дети оставались на попечении их бабушки великой княгини Елисаветы Маврикиевны. За несколько дней до убийства алапаевских узников Елена Петровна уехала обратно в Петроград, чтобы навестить своих детей. По дороге ее арестовали и заключили в тюрьму в Перми, откуда она освободилась только в 1919 г.
Ей удалось, хотя и с большими трудностями, уехать в Швецию, где в это время находилась великая княгиня Елисавета Маврикиевна. Затем Елена Петровна с детьми уехала в Сербию, оттуда во Францию и, наконец, в Англию, где дети получили образование. В настоящее время Елена Петровна проживает в Риме.
Князь Всеволод Иоаннович женился в 1939 г. на англичанке Мэри Лигон, принявшей до свадьбы православие.
Княжна Екатерина Иоанновна вышла в 1937 году замуж за маркиза Фераче — итальянца.

Княгиня Татиана Константиновна, княгиня Багратион-Мухранская, не будучи сама арестованной, сопровождала своего дядю великого князя Дмитрия Константиновича в ссылку в Вологду вместе со своими малолетними детьми: князем Теймуразом и княжной Наталией Багратион-Мухранскими. Когда великого князя Дмитрия Константиновича перевезли в Петроград и посадили в Дом предварительного заключения, она сама поселилась в Петрограде на частной квартире. Оттуда осенью 1918 года с детьми, в сопровождении управляющего делами великого князя Дмитрия Константиновича полковника Александра Васильевича Короченцова, переехала в Киев, из Киева в Одессу, а оттуда в Румынию. Пробыв некоторое время в Румынии, она переехала в Швейцарию, где жила до 1946 года. В 1920 году она вышла вторично замуж за полковника Короченцова. Он умер от последствий дифтерита в 1921 г.
В 1946 году княгиня Татиана Константиновна постриглась в Женеве в монахини, приняв имя Тамары, и уехала в Иерусалим. Сейчас она настоятельница русского Елеонского женского монастыря в Иерусалиме.

Князь Георгий Константинович уехал из Брюсселя в Швейцарию, оттуда в Англию, а затем в Нью-Йорк. Всюду работал. Умер в ноябре 1937 г. в Нью-Йорке после операции аппендицита.
Княжна Вера Константиновна после смерти своей матери великой княгини Елисаветы Маврикиевны поселилась в Лондоне, но прожила там недолго и снова вернулась в Альтенбург. Перед приходом туда большевиков перебралась в Гамбург, откуда в 1951 г. переехала в Нью-Йорк.
Сестра великого князя Константина Константиновича королева эллинов Ольга Константиновна была в России, когда началась война 1914—1918 гг. Она работала в Павловске, в госпитале, ухаживая за ранеными. В Павловске же ее застала революция. Она не хотела уезжать из России и покинула ее лишь в 1918 г., потому что ее сын, греческий король Константин, смещенный с престола союзниками и живший в Швейцарии, заболел.
В 1920 г. скончался ее внук — греческий король Александр. После его смерти королева Ольга Константиновна стала регентшей Греции, пока король Константин не приехал снова в Грецию.
После отречения короля Константина она жила во Франции и в Англии, а затем поселилась в Риме у своего младшего сына принца Христофора. Она скончалась в Риме в 1926 г.

Великий князь Александр Михайлович уехал из России со своим старшим сыном князем Андреем Александровичем и его супругой еще до общей эвакуации Крыма и направился в Париж, чтобы защищать интересы России перед союзниками: как раз в это время проходила мирная конференция в Версале. Но союзники великому князю не вняли. Великий князь Александр Михайлович остался жить в Париже и скончался в Ментоне, где и похоронен.
Князь Андрей Александрович с женой сперва жил во Франции, а затем в Англии. У них трое детей: Ксения, Михаил и Андрей. Его супруга, княгиня Елизавета Фабрициевна, скончалась в Хемтон-Корте, близ Лондона в 1940 г., а князь Андрей Александрович женился вторично на Надин Дугал. Он живет в Англии и от второго брака имеет дочь Ольгу.
Великая княгиня Ксения Александровна поселилась сперва в Лондоне со своими остальными сыновьями. Затем английский король Георг V предоставил ей Фрогмор-коттедж в Виндзоре, а теперь она живет в окрестностях Лондона в Хемтон-Корт, в доме, предоставленном ей королем Эдуардом VIII.
Князь Федор Александрович женился в 1923 г. на дочери великого князя Павла Александровича и княгини О.В.Палей княжне Ирине Павловне. У них сын Михаил Федорович Романов. Теперь князь Федор Александрович живет во Франции у своей сестры Ирины Александровны, княгини Юсуповой.
Князь Никита Александрович женился в 1922 г. на графине Марии Илларионовне Воронцовой-Дашковой. У них два сына: Никита и Александр. Они жили то во Франции, то в Англии. Когда началась война 1939—1945 гг., переехали в Рим, затем в Чехословакию. Оттуда во время наступления большевиков перебрались в Германию, много пережив тяжелого. Из Германии переехали во Францию, а теперь живут в Калифорнии. Князь Никита Александрович преподает русский язык и русскую историю в Монтерее. Никита Никитович учится в университете в Калифорнии, а Александр Никитович — в университете в Нью-Йорке.
Князь Дмитрий Александрович, живущий в Париже и служащий в одной торговой фирме, женился на графине Марине Сергеевне Голенищевой-Кутузовой. У них дочь Надежда.
Князь Ростислав Александрович, живущий в Англии, от двух браков (первый раз на княжне Александре Павловне Голицыной, а второй на Алис Бакер) имеет двух сыновей: от первого — Ростислава, от другого — Николая.
Князь Василий Александрович живет и работает в Калифорнии, в Сан-Франциско; женат на княжне Наталии Александровне Голицыной. У них дочь Марина.

Сын великого князя Михаила Николаевича (внук императора Николая I) великий князь Михаил Михайлович с супругой графиней Торби и детьми: графом Михаилом Торби и дочерьми Анастасией и Надеждой, графинями Торби — всегда жили за границей, в Англии и во Франции, и революции не видели.
Михаил Михайлович скончался в 1929 г., лишь ненадолго пережив свою жену.
Жена другого сына Михаила Николаевича, великого князя Георгия Михайловича, великая княгиня Мария Георгиевна, рожденная греческая принцесса, была во время войны 1914—1918 годов в Англии с дочерьми, княжнами Ниной и Ксенией Георгиевнами. Они тоже не видели революции. Великая княгиня Мария Георгиевна в 1922 г. вышла вторично замуж за греческого офицера капитана 2-го ранга Перикла Иоанидиса и, таким образом, перестала быть великой княгиней, но осталась греческой принцессой. Она скончалась в Греции в 1940 г.
Княжна Ксения Георгиевна в 1921 г. вышла замуж за американца Лидза. От этого брака у нее дочь Нанси. Затем развелась с Лидзом и вышла замуж за американца Германа Джан. Они живут под Нью-Йорком.
Княжна Нина Георгиевна вышла в 1922 г. замуж за князя Павла Александровича Чавчавадзе. Они живут в Вельфлут, Кап-Код, в Северной Америке. У них сын Давид.
Дочь великого князя Михаила Николаевича великая княгиня Анастасия Михайловна, вдовствующая великая герцогиня Мекленбург-Шверинская, жила постоянно во Франции. Во время войны в 1914—1918 гг. она была в Швейцарии, затем снова вернулась во Францию и скончалась у себя в Эз на юге Франции в 1922 г.
Великие князья Николай и Петр Николаевичи с семействами дошли с императрицей Марией Федоровной на дредноуте «Мальборо» до Принкипо, где пересели на «Лорд Нельсон» и высадились в Генуе. Сперва они жили в Италии, затем переехали на юг Франции, в Антиб. Из Антиба великий князь Николай Николаевич и великая княгиня Анастасия Николаевна переехали под Париж, в Шуаньи. Великий князь Николай Николаевич скончался в Антибе в 1929 г. Великая княгиня Анастасия Николаевна скончалась там же в 1935 г.
Сын великой княгини Анастасии Николаевны князь Сергей Георгиевич Романовский герцог Лейхтенбергский вернулся из Италии в Добровольческую армию, откуда принужден был уехать по политическим причинам. Он возвратился затем снова в Италию, где проживает и до сих пор.
Дочь великой княгини Анастасии Николаевны графиня Тышкевич с мужем проживали то в Польше, то в Италии.
Великий князь Петр Николаевич по переезде из Италии на юг Франции, в Антиб, купил себе там имение, где и скончался в 1931 г.
Сын его князь Роман Петрович, живущий теперь в Италии, женился в 1921 г. на графине Прасковье Дмитриевне Шереметевой. У них два сына: Николай и Дмитрий.
Вдова Петра Николаевича великая княгиня Милица Николаевна перед Второй мировой войной переехала с сыном Романом Петровичем и его семьей в Италию (покойный итальянский король Эммануил III — муж ее младший сестры Елены), откуда после отречения короля уехала в Египет, где и скончалась в 1951 г.
Старшая дочь Петра Николаевича Марина Петровна замужем за князем А.Н.Голицыным и проживает во Франции, возле Тулона.
Младшая дочь Надежда Петровна в 1917 г. после революции вышла замуж за князя Н.В.Орлова. У них две дочери: Ирина и Ксения.
Князь Александр Георгиевич Романовский герцог Лейх¬тенбергский находился во время начала революции в 1917 г. в Петрограде. В апреле того же года он женился на Надежде Николаевне Каралли, затем продал свой дом в Петрограде и купил имение в Финляндии, куда перевез все свои вещи. Дом в Финляндии сгорел, но вещи удалось спасти. Александр Георгиевич переехал во Францию, жил с женой в Париже и Биаррице; затем он открыл пансион для детей в Салис де Беарн, подле Биаррица. Скончался в Салис де Беарн в 1942 году.
Принцесса Евгения Максимилиановна Ольденбургская, рожденная княжна Романовская герцогиня Лейхтенбергская, внучка императора Николая I, дочь великой княгини Марии Николаевны, разбитая параличом, проживала в Петрограде. В самом начале революции она была перевезена в Финляндию, а затем во Францию, где в Биаррице и скончалась в 1925 г. Ее муж, известный всей России своей выдающейся, кипучей деятельностью на поприще народного здравия принц Александр Петрович Ольденбургский, проживал вместе со своей женой в Биаррице, где и скончался в 1932 г.
Сын их, принц Петр Александрович Ольденбургский, в 1922 году вступил во второй брак с Ольгой Владимировной Серебряковой, рожденной Ратьковой-Рожновой, — вдовой отставного полковника Кавалергардского полка. Петр Александрович скончался на юге Франции в 1924 г.