Строгое предупреждение:

За события и характеры, искаженные ниже,
История и Автор слагают с себя
всякую ответственность.
Любое совпадение с реальностью
считать опечаткой.

Гарантийный талон
на изделие БСК-08-7873000543 ГОСТ 37469-99 — т.н. «книга».

Изделие одноразовое. Проверено электроникой и лично корректором.
Изготовитель несет ответственность за форму и содержание данного изделия в пределах Конституции РФ и УК.
Претензии по внешнему виду и качеству принимаются по всей территории СНГ в течение 15 дней после продажи.

Срок гарантии — пожизненный. Авторское право истекает через 50 лет после смерти автора.
Дата продажи: « » _______ 199_ г.

 — — — — — — — линия отреза — — — — — — — — —

Авторская гарантия:
Автор гарантирует внесение с доставкой на дом в текст данного изделия изменений, вызванных Вашим с ним несогласием, в течение всего гарантийного срока. Для этого вырежьте данный отрывной талон, заполните его и опустите в ближайший ящик, контейнер либо урну.

Сведения о читателе:
1. Фамилия
2. Имя
3. Отчество
4. Национальность
5. Партийность
6. Адрес и телефон
7. Номер банковского счета
8. Время отсутствия дома
9. Расположение заначки (приложить план квартиры)
10. Отпечаток большого пальца правой руки
 — — — — — — — линия отреза — — — — — — — — —

Инструкция по применению изделия:
1. Применять по назначению.
2. Не брать в голову.
3. Беречь от грудных детей. (Беременным женщинам и матерям в период лактации перед употреблением рекомендуется проконсультироваться с лечащим врачом.)
4. Не кантовать.
5. Хранить в левом кармане при температуре окружающего воздуха от -30 до +40 градусов по Цельсию.
6. После открывания употребить как можно быстрее.






К читателю

Из материала, пошедшего на этот экземпляр книги, можно было бы изготовить четыре рулона однослойной или два с половиной рулона двухслойной туалетной бумаги.
Ее бы хватило тебе, дорогой читатель, недели на 3—4 при регулярном питании. Суди сам, насколько ты был не прав, купив эту книжку.
Теперь же поздняк метаться. Использование этой бумаги по её природному назначению Минздрав не одобряет, поскольку замаравшая её типографская краска содержит соединения свинца.
Но не огорчайся сверх меры. Эта книга все еще может служить лучшим подарком твоим доверчивым друзьям.

Автор


Глава первая по порядку.
Но не по значимости.

Москва, понедельник, 5 июля 1999 г. 09:30

— Антон Кирсанов?
— Я!
— Пойдем.
Охрана расступается и дает пройти. Страшный сон вот-вот станет явью. Может, еще не поздно резко выбросить руку вправо и почувствовать, как 90 килограммов живого (или уже нет?) веса сопровождающего приходят в соприкосновение с полом? Всего несколько прыжков, охранники сталкиваются лбами — и вот она, свобода!
«Очнись, дружок, ты не Шварценеггер и даже не Брюс Ли», — вступает в диалог внутренний голос. И звучит весьма убедительно. Контраргументов нет.
Коридор, которым его ведут, кажется бесконечным. Чтобы было понятно: как очередь к эскалатору1 , отделяющая тебя, читатель, от выговора за опоздание на работу. Нет, я не хочу сказать, что ты без меня не представил бы себе этого коридора. Я вовсе не собирался на тебя наезжать. Я не думаю, что ты глупее своей соседки слева, которая читает МК. Или соседа справа, разглядывающего на стене вагона рекламу колготок LEVANTE. Может, ты даже лучше меня представляешь себе этот коридор. Я согласен. Можно продолжать?
— Проходи!
— Куда?
— Направо!
Его подводят к столу, за которым сидит пожилая девушка с плаката «Ты записался добровольцем?» с шариковой1 ручкой и его — антоновым — личным делом в руках.
— Фамилия?
— Кирсанов.
— Имя?
— Антон.
— Отчество?
— Борисович.
— Год рождения?
— Одна тысяча девятьсот семьдесят пятый.
— Национальность?
— Русский.
— Образование?
— Высшее.
Ему уже не раз приходилось правдиво отвечать на эти поставленные ребром вопросы. Но сегодня они звучали особенно назойливо. Типа «комар и меламид»1 . Нет, скорее, как отбойный молоток под окном в
5 часов утра, когда будильник поставлен на 7:30.
— Проверь и распишись!
Все хорошее кончается плохо. Он не питал иллюзий и раньше. Он просто не знал, чем питаются эти существа2. Это природная наблюдательность подсказывала ему, что после ужина в ресторане всегда несут счет.
Жаль, конечно, что свои лучшие годы ему суждено провести здесь. Еще вчера он подставлял свое худощавое, но крепкое тело июльскому солнцу на пляже в Серебряном бору и возвращался оттуда усталым, но довольным. Еще позавчера он сам сопровождал до места назначения. И не каких-то там антонов, а очень даже симпатичных девушек.
— Пойдем!
Снова бесконечный коридор. Аборигены жмутся к стенкам и подозрительно глядят на проходящую пару. Всё, пришли.
— Сидеть будешь здесь, — сопровождающий буднично показывает на место в самой середине.
Антон обводит глазами новое вместилище своего тела. Никто из присутствующих особого интереса к нему не проявляет. Всему свое время.
С громким лязгом закрывается дверь. До обеда еще далеко.
Где-то там за высоким окном кипит жизнь. Теперь — без него.
И до свободы — по-прежнему рукой подать. Подайте, Христа ради!1

Так и не преклоненная
ни на минуту глава
дежурного по районному отделению полиции нравов капитана Максимова.

Москва, Северо-Восточный округ,
ночь на понедельник 5 июля 1999 г.

Полиция нравов не дремала. Она вполне могла бы вздремнуть, поскольку время было далеко за полночь, но за ночную смену доплачивали. Деньги небольшие, но не лишние. Даже тебе, читатель. Поскольку, если бы у тебя были лишние деньги, стал бы ты связываться с этой книжкой? Нужна она была бы тебе, если бы ты мог выбрать любую другую? Потолще, с картинками и хорошо выстроенным сюжетом. С погонями и мочиловкой. С крутыми парнями и томными красавицами со следами порока на хорошо ухоженном лице. Или с безрадостной женской судьбой, безответной любовью и счастливым концом. Или с пришельцами, НЛО и зомбированием. Ничего этого ты здесь не найдешь. Эта книжка — про тебя. И твоих друзей. Про твоих близких и от тебя далеких. Поэтому не дергайся и читай дальше.
Инспектор Максимов все равно не смог бы сегодня заснуть. Даже если бы ему предложили выплатить за здоровый сон на посту шестимесячное жалование в виде единовременного пособия. Или произвести его из капитанов сразу в адмиралы. Из служебного компьютера, подключенного к «Интернету», выходило тако-о-ое, что не могло присниться, даже если на ужин съесть селедку и запить ее молоком. У капитана сосало под ложечкой, першило в горле, кололо под сердцем и сидело в печенках. От всего увиденного шевелились волосы на груди и чесались руки1.
Да, он многое уже успел узнать в этой жизни. Мышечную радость от занятий с отягощениями в спортивном зале. И горе потери боевых товарищей, ушедших в коммерческие структуры. Скрепя сердце портупеей, он выбрал самый сложный путь. По лезвию ножа. По обрыву по-над пропастью по самому по краю. По тонкой грани водораздела между эротикой и порнографией.
Пройти по этой грани и не оступиться нормальному русскому человеку непросто. Между Сциллой мотивации и Харибдой фрустрации где развернуться во всю ширь загадочной русской душе? Куда как легче сублимировать все к чертовой матери и любить Родину. Крепко и по-мужски, по нескольку раз на дню. Сжимая в руках табельное оружие. А вечером принять в натруженные за день мозолистые ладони граненый стаканчик — и снова забыться до побудки.
Но Максимов сказал себе: «Если не я, то кто же? Неужели этот лысый козел из соседнего батальона, который заходит к моей жене за спичками именно тогда, когда я стою под проливным дождем на посту?» Сказано — сделано.
Двухмесячные курсы обучения начинались в залах Музея изобразительных искусств им. Пушкина. Не все из выставленных там скульптур принадлежали поэту, но почти все несли на себе не только вторичные, но и первичные половые признаки расцвета и упадка античной цивилизации. Непонятно было одно: как в такой обстановке могли работать служительницы музея, простые и скромные пенсионерки? Даже двухметровые ребята, которым ничего не стоило с криком «кия-я!» разнести эти статуи вдребезги, смущались и прятали глаза в орденские планки на груди.
Работать с книгами было проще. Из закрытых ящиков на учебные столы перекочевали «1001 ответ про то, о чем вы всегда стеснялись спросить» и «Радость секса с позиции силы». Специально для курсантов в библиотеку завезли подборку журнала о похождениях особой породы кроликов с галстуком-бабочкой. Но на руки не давали, и приходилось аккуратно все перерисовывать в учебную тетрадь.
Профессора, которые и мухи в жизни не обидели, учили их отличать дрозофилу от зоофила и лебедя от либидо. Не каждый выдержал испытание. Но и тех, кто устоял, еще не раз выводили на ловлю ночных бабочек на Новый Арбат, на Тверскую или к трем вокзалам. Так закалялась сталь. Так укрощалась плоть.
Капитан Максимов закончил курсы с отличием и попросился на передовую борьбы с перекосами перестройки и рыночной реформы. Просьбу удовлетворили. Передовая, как оказалось, проходила по служебной комнате ? 15.
Не первый раз уже дежурил он по «Интернету», откуда для непосредственного начальника скачивал фотки — так называемые «пиксы». Начальник называл их документами строгой отчетности и хранил на дискетах в своем личном сейфе рядом с табельным оружием и презервативами. Капитан не спрашивал, куда они потом девались.
Сегодня за фотками ходить за три моря нужды не было. Не успел капитан установить служебную связь с компанией-провайдером «Мидас», которая для полиции нравов делала отдельные скидки, как на экране компьютера сами собой стали всплывать все новые и новые «окна» с картинками «явно порнографического содержания». По инструкции, все подобные картинки необходимо было описывать и складывать в особую компьютерную папку для поиска источников и последующих разборов с провайдерами. Но напрасно Максимов тыкал тренированными пальцами в указанные в инструкции кнопки. На экране все происходило в автономном режиме. Капитан сжал руки в кулаки и непроизвольно опустил их на стол. Матерые мафиози обычно не выдерживали и кололись. То же произошло и с клавиатурой, две половинки которой разъехались по углам стола. Пискнула мышь и вскоре затихла навсегда.
Капитан разжал кулаки и выматерился вслух. С нашей российской техникой это чаще всего помогало. Но программа компьютера была, очевидно, написана на каком-то другом языке, которому Максимова еще не успели обучить.
Часа полтора капитан ошалело глазел на то, что выплевывал ему из чрева мировой паутины старенький компьютер. Он уже давно отвернулся бы, но среди бесконечной череды выползающих фотографий ему чудились знакомые по служебным документам лица: то Генеральный прокурор, то министр юстиции, то чуть ли не Сам1.
Сколько раз ему хотелось вдохнуть немного свежего ночного воздуха! Он подходил к окну кабинета и тут же снова отходил, боясь пропустить хотя бы что-нибудь из того, что составляло предмет его служебной деятельности на благо нравственности российского общества. Наконец, он решился и широко распахнул окно. Как и все окна в райотделе полиции нравов, оно выходило на помойку. Мусорщики бастовали.
Капитан Максимов оторвался от компьютера, поняв, что поток непристойностей прекратился. Одно за другим закрывались сами собой окна «Навигатора». Капитан аккуратно выключил компьютер, отошел в угол комнаты и сделал несколько приседаний. Кровь снова побежала по сосудам, он ощутил ее толчки сначала в ногах, а затем уже в груди. Капитан потянулся за сигаретой, размял ее по старой привычке, но потом отложил в сторону. Медленно и задумчиво он подошел к стенному шкафу и достал из него старенькую пишущую машинку. Ею он не пользовался уже года два, но она, похоже, дождалась своего часа.
Капитан поставил машинку на стол, отодвинув в сторону две половинки клавиатуры компьютера. Затем достал из лотка принтера лист чистой бумаги, завернул его за каретку, напечатал крупными буквами посередине первой строчки «ДОКЛАД» и закурил.
«Я, капитан Максимов, во время дежурства в ночь на 5 июля 1999 года, осуществляя поиск в сети “Интернет”, обнаружил следующее: ...»
Где взять слова для доклада начальству, капитан не знал. Он пошарил глазами по стене, но, кроме таблички «Не курить!» и противопожарной инструкции с планом эвакуации здания, ничего на ней не обнаружил. Капитан осторожно забычковал сигарету в ладони1.
Заглянув в потайные уголки своего сознания, некоторые из слов он все же нашел. Не все они подходили для служебной бумаги. Но отступать было некуда. Позади в буйстве запахов помойки лежала ночная Москва.

Преклоненная глава
так и не состоявшегося
олигарха Игоря
Данилевского.

Где бы вы ни были, ночь на понедельник
5 июля 1999 г.

Капитан Максимов не один испытывал подобное. Он даже не мог предположить, что все 37 тысяч пользователей «Интернета», которые имели неосторожность зайти этой ночью на сервер компании «Мидас», одновременно с ним держали оборону. Многие из них пытались вырваться из всемирных сетей и даже отключали питание компьютеров, но и это не помогало. Всплывание «пиксов» не зависело от того, работал ли конкретный пользователь в диалоговом режиме — «чэте», искал ли научную информацию, сводку погоды либо просто бродил по сети, не зная толком, куда бы зайти.
Когда академик из Новосибирска вместо схемы согласования производных деления тяжелых ядер получил подарочек в виде весьма подробного отправления одновременно нескольких естественных потребностей, он сбледнул с лица, но, как человек ученый, пошел выпить коньяку, после чего здраво рассудил, что картинка пришла ему в результате стечения случайных обстоятельств, не поддающихся рациональному объяснению с позиций закона Бойля—Мариотта и бинома Ньютона.
Но вот когда влюбленная в «Интернет» очно и друг в друга заочно парочка (он — из Праги, она — из Новгорода) обменялась фотками, на которых в сумасшедшей оргии участвовали почти грудные дети, связь их была разорвана навсегда (disconnected).
Провайдера по электронной почте атаковали одновременно тысячи пользователей.
«Какого черта вы гоните порночернуху? Совсем окрейзели? — Радик»
«Ребяточки, пора завязывать! LL. Не смешно».
«Я вам этого так не оставлю! — Маркиз де Сад»
«Немедленно расторгаем договор на обслуживание. — Женский клуб “Три сестры”».
«Ну, блин, вы даете! Почаще бы так и не так быстро — не успеваю скачивать. — Утюг».
Президента «Мидаса» возбудившиеся сотрудники достали по сотовому в ночном клубе. В момент протрезвев, он снял руку с чужой коленки и схватился ею за свою голову. В голове гудела одна, но пламенная мысль. «Это — конец!» Мысль была вполне здравой.
Игорь Данилевский уже третий год был в этом бизнесе. Он весьма дорожил репутацией своей фирмы, лично был знаком со многими членами правительства и помогал им в оформлении и размещении страничек в мировой сети. Сейчас же он трепетал, как полоска бумаги перед работающим вентилятором. Уж ему-то не надо было объяснять, что с раннего утра им будут заниматься и МВД, и прокуратура. И, скорее всего, ФСБ. С замаравшим себя таким образом провайдером порвут отношения все серьезные партнеры, и бизнес, только начавший приносить устойчивую прибыль, накроется медным тазом. Уйдет жена, забудет сотовый номер любовница, придется продать новенький джип, съехать из квартиры, которую даже не успел толком отремонтировать... Да вообще там решетка маячит. Полный абзац!
При этом Игорь знал определенно, что его ребята заниматься таким делом не стали бы. Он не брал волосатых или бритых налысо хакеров с сумасшедшими глазами, воспаленными от бесконечного сидения у плохеньких мониторов. Он работал с серьезными программистами и веб-дизайнерами, платил им серьезные деньги и был уверен в том, что в другом месте им лучшего не предложат. По крайней мере, здесь, в России, где он досконально знал конъюнктуру рынка. Так что взлом его сервера явно произошел откуда-то снаружи.
«Серый, — подумал он. — А кто еще?»
Только Сергей Горский, владелец одной из фирм-конкурентов, был не просто его соперником в бизнесе, не просто завистником и врагом, но и имел реальные возможности подгадить по-крупному. По сведениям от «казачков засланных», именно Серый время от времени запускал в обращение на чужие серверы какую-нибудь заразу, отмываться от которой приходилось довольно долго. Иной раз и ставя на профилактику все «железо» крупных компаний. Доказать причастность Серого к этим акциям до сих пор не удавалось, но знающие люди от доктора Лозинского говорили, что именно на него, скорее всего, работает самый грязный хакер страны, который еще год-два назад буйствовал под именем «Satana666». Этот несомненно гениальный подонок, почти не повторявшийся в своих вирусах, вычислен так и не был. Хотя его пытались обложить лучшие силы программистов, в том числе и ФСБ-шных. Потом он неожиданно затих.
С навязчивой мыслью о Сером Игорь ворвался в свой рабочий офис. Для отмывания своей чести и достоинства все средства были хороши. Пойдет и «FAIRY», если обычные моющие средства не помогут. Да и расход меньше. Всего-то одного друга надо пустить в расход. Но не самому же возиться на кухне!
«Только бы успеть! Успеть выбить из него чистосердечное признание, пока меня еще не взяли, — Данилевский быстро пролистал телефонную книгу, взятую со стола секретарши. — Есть!» Взгляд его нашел заветные слова «Частное охранное агентство “Ангел”» и телефон. Набор цифр дался не сразу, поскольку пальцы сильно дрожали. Чтобы успокоиться, Игорь плеснул себе в стакан неразбавленного джину и залпом осушил его. Горячий комок пахнущей можжевельником плазмы обжег гортань и двинул дальше, в атаку на слизистую желудка и печень.
— Да, — раздался недовольный голос на том конце провода.
— Борис? Это Гарик из «Мидаса».
— Ну.
— Спасай. Я, кажется, влип.
— Чего нужно?
— Дай ребят — разобраться надо срочно с одним... козлом...
— Кто такой?
— Сергей Горский, тоже компьютерщик. Подставил меня, сука. Под статью подвел.
— Серый? Да, дела... С ним митюнинские пацаны... Это тебе не с телками толкаться.
— Плачу, сколько скажешь.
— Ты же знаешь мои условия. 40 процентов.
Игорь поморщился, на этот раз не от джина. 40 процентов чистого спирта в алкогольном напитке было в самый раз, по его состоянию. Но 40 процентов даже не чистой прибыли, а всей выручки в оплату за ремонт крыши казались ему неоправданно высокими расходами. Хотя квалифицированные кровельщики стоили дорого всегда.
Борис по кличке «Бодун» уже давно навязывался в друзья. Его охранное агентство было зарегистрировано в МВД по всем правилам, хотя при первом же взгляде на босса «Ангела» становилось понятно, что название конторе было дано человеком с чувством ну о-очень черного юмора. Из всего легального в агентстве были лишь лицензия да стволы.
До сих пор Игорю удавалось не лечь под «Бодуна» совсем. Он платил его ребятам за разовые охранные услуги, но держал дистанцию. Уговаривал, ссылался на связи. Блефовал, обещал. Ходил пару раз в сауну, но от контактов с девочками держался подальше. Он знал аппетиты этих ребят. До этой поры компьютерный бизнес не особенно интересовал криминальный мир. Не то, что телевидение или политика. Но времена меняются. А потом, разве сейчас был выбор?
— Тридцать, — сказал Игорь вслух.
— Ха-ха-ха... — его собеседник явно развеселился. — Ну мы же не на базаре, Гарик. Мы на стрелку идем. Сорок, и договорились. Жди ребят через полчаса.
Трубка дала отбой и желание хлебнуть еще джину. Этой ночи суждено было стать ночью исполнения желаний.
Теперь предстояло позвонить Серому, чтобы ребята знали, где его найти. Пролистнув записную книжку, Игорь набрал сотовый номер. Он чувствовал, что готов к разговору.
«Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте перезвонить позднее», — ответил нежный женский голос.
— Вот те на! — Игорь снова раскрыл книжку и набрал дачный номер, почти уже не рассчитывая связаться. На том конце провода после первого гудка что-то звякнуло и послышались гудки иного тона. После третьего сигнала определителя номера трубку взяли.
— Але?
— Мне нужно связаться с Сергеем.
— Это невозможно, — женский голос в трубке дрогнул.
— Это очень срочно, вопрос идет о жизни и смерти.
— Нет, это невозможно, — всхлипнула трубка и зашлась рыданиями.
— Как так?
Примерно минуту из трубки ничего не доносилось, кроме сдавленного плача. Ее динамик, казалось, прикрыли ладонью. Игорь мог позволить себе и подождать: джин из бутылки вышел пока еще не целиком1. Когда рыдания чуть затихли, он переспросил:
— Так что с Сергеем?
— Он в реанимации. Третьи сутки в коме.
— Как в реанимации?
— Автомобильная авария... Простите меня, я не могу... — Отбой.
Игорь медленно положил трубку на аппарат и сжал голову руками. Затем снова хлебнул джину1 и задумался. Он чувствовал себя как человек, который, наконец, решился прыгнуть с парашютом, а когда открылся люк самолета, увидел, что самолет не взлетел. Он не знал, что скажет ребятам, присланным от «Бодуна». Он вообще не знал, что конкретно делать в такой ситуации. Но пол-литра выпитого джину начали уже свое успокаивающее воздействие. Игорю вдруг показалось, что утро вечера мудренее. Что нечего искать выход из лабиринта. Что надо заснуть — а там наутро авось оно само и рассосется. Голова его упала на стол красного дерева работы современных итальянских мастеров. Глаза закрылись. А палец неосознанно пополз в рот. В свои 28 лет крутой менеджер так и не мог избавиться от привычки сосать палец в стрессовой ситуации. Детской привычки. А колбасило его совсем не по-детски.

Глава, которая должна была быть второй.
Но волей автора она была телепортирована именно на это место. Попробуйте ее теперь отсюда
сдвинуть!

Москва, редакция, понедельник
5 июля 1999 г.

В конце концов отсутствие свободы есть лишь осознанная необходимость. Ты же не можешь себе позволить, читатель, так вот запросто взять и пропустить целый рабочий день.
Сначала тебе нужно осознать, зачем тебе выходной: по этому делу или так, прогуляться. Затем — взять справку от врача. Причем, желательно, не из наркодиспансера, где у тебя работает санитаром школьный товарищ. Поскольку пойдут разговоры. Оно тебе надо? И не из психушки, где в буфете трудится подруга детства. Иначе начальнику невольно захочется тебя сократить. Или вывести за штат. Не за Арканзас, заметь. Так что, если знакомого в районной поликлинике нет, лучше запастись хорошей историей. Провал мостовой пойдет в любое время года, обрушение сосульки — только зимой. Болезни близких родственников лучше не поминать — ты можешь забыть, кто и когда у тебя болел, и тогда начальник подумает что-нибудь нехорошее о твоей наследственности.
Антон был готов на все. Даже на то, чтобы осознать необходимость присутствия здесь. Тем более, что он пришел сюда не по приговору, а по приказу. «Принять в штат редакции на ставку корреспондента-стажера с окладом...» Далее в приказе все было скучно. Особенно это касалось цифры оклада.
Антон вторично пробежал глазами по помещению, которому отныне суждено стать его отсидочным местом в ожидании большого и, конечно, светлого будущего. От коридора редакционный зал отделяла стеклянная стена. В совокупности с большими окнами, выходящими на угол площади, она создавала ощущение бытия внутри аквариума1 . Впечатление усиливали подводившая глаза девчушка с огненно-рыжими распущенными волосами («гуппи», окрестил он ее с ходу) и явно мучающийся с утра юноша, вяло зевающий у окна. «Карп» — решил Антон, вспомнив отдел живой рыбы Новоарбатского гастронома доперестроечных времен. Аквариумов с раскрывающими рот пресно-, солено- и земноводными он не любил (потому и новую телепрограмму Макаревича не смотрел принципиально).
Офисное кресло, на которое ему было показано, хромало на четыре колеса (из пяти, чтобы быть точным)1. Над ним неотвратимо нависал неопределенного цвета стол. Этот экспонат редакционного хэппенинга должен был отныне стать его рабочим местом. Слева на нем размещались не сильно продвинутый по пути прогресса компьютер и набор канцелярских принадлежностей, в пластмассовых ячейках которого угадывались мумифицированные окурки, фантики от жвачки и колечки от пивных банок. А о былом великолепии этого произведения канцелярского искусства напоминал лишь причудливо выгнутый в обратную сторону степлер, который, судя по всему, уцелел лишь потому, что в последние несколько лет использовался исключительно для открывания пивных бутылок.
Справа, покосившись, как Пизанская башня в длиннофокусном объективе нетрезвого фотографа, высилась стопка газет. Вся остальная поверхность стола была занята беспорядочно накиданными вырезками из газет и журналов, компьютерными распечатками, лентами информационных агентств, а также листами лощеной оберточной бумаги со следами недавнего присутствия в ней образчиков индустрии «фаст-фуд».
Первой проявилась «гуппи».
— Привет, — сказала она, оторвавшись от пудреницы. — Вообще-то меня зовут Вероникой, но я предпочитаю скромное сокращение «Ника»1 .
— Привет. А я — Антон. Короче не бывает.
— Если чего нужно — спрашивай. С удовольствием помогу асу отечественной журналистики.
— Спасибо. За что такая честь?
— Очень неравнодушна к кареглазым брюнетам. Ты — не исключение, — Ника насмешливо взглянула на него.
Антону нравились активные девушки. Им не надо было медленно и лениво вешать лапшу на уши, рассказывая о цвете луны в пустыне Калахари в долгие ночи песчаных бурь и вдохновляясь от «охов» и «ахов». Сам он за словом в карман далеко не лазил, но здесь инициатива была целиком на стороне собеседницы. Он сразу не нашелся, что ответить.
— Куришь? — продолжила Вероника наступление.
— Но не затягиваюсь, — кроме жуткой банальности, на ум ничего не пришло.
— Если подождешь меня три минуты, то будешь иметь счастье покурить вместе со мной, — Ника направилась к двери.
— Я буду ждать тебя вечно, — предположил Антон.
— Таких жертв от тебя пока не требуется, — послышалось в ответ.
Пора было избавляться от комплекса заключенного1 . В конце концов, жизнь продолжалась. Зацепиться за хорошую работу по специальности уже было удачей. Удача снизошла к нему в образе родного дяди, который был старым приятелем главного редактора. Семейный совет в расширенном составе решил: пусть будет так. Антон сопротивлялся недолго. Он и сам собирался слезать с родительской шеи.
Вообще-то он в это время должен был лететь в славный турецкий город Анталию. Там, правда, за свободу своего народа с иностранными туристами грозились бороться курды. Но пока это не особенно сильно проявлялось на практике. Зато цены на путевки резко упали. Зазывалы из туркомпаний впаривали их по цене поездки на кладбище на скромном катафалке с музыкой. Только катафалочники редко играют в служебное время такие хиты всех курортных дискотек от Сълнчего бряга до Коста дель Соль, как «Мальчик хочет в Тамбов» и «Ой, мама, шика дам». Именно под них особенно легко флиртуется направо и налево от Чубайса до Зюганова1 .
Антон представил себе, как его дружбаны отрываются по полной программе, и тяжело вздохнул. Конечно, они обещали ему выпивать каждую первую бутылку пива в день за тяжелую долю штатного корреспондента, а каждой покоренной девушке рассказывать о чудесном человеке по имени Антон, по несчастливой случайности оставшемся там, на далекой северной родине. «Ща-а-а-з».
Антон снял с плеча свой заслуженный кожаный рюкзачок в раздумье, куда бы его положить. На пол не хотелось, поскольку в складках рыже-бурого паркета угадывались следы крови невинно убиенных читателей. Немного поразмыслив, он решительным жестом сдвинул со стола бумажные завалы, а на их место ткнул не глядя свой рюкзачок. Потом снова снял и вгляделся.
Как и на каждом уважающем себя столе, за которым сидит, сменяя друг друга, пишущая братия, там был рисунок. Он представлял из себя некий фрагмент человеческого тела. Поскольку стол — все же не дверца общественного туалета, то это было не совсем то, о чем вы подумали. То есть совсем не то, что стыдливые средневековые художники до эпохи Возрождения прикрывали листком фиги. Это была довольно убедительно изображенная в натуральную величину несмываемым черным фломастером часть руки от кисти до пальцев.
Если бы все пальцы руки были сжаты вместе, то Антон имел бы некоторые основания сделать вывод о том, что настольный художник — убежденный поклонник пролетарского интернационализма. Он видел такие кулаки на плакатах с надписью «Рот фронт». Еще до того как шутники переделали ее в близкий по звучанию символ орального секса.
Если бы в кулаке отсутствовал оттянутый в сторону большой палец, то смело можно было бы утверждать, что предыдущий хозяин стола был оптимистом. То есть по нынешним временам безнадежно больным или надежно оплачиваемым. Или того хуже — пресс-секретарем премьер-министра.
Но ни тот, ни другой вариант явно не соответствовали действительности, поскольку оттопыренным от всех других был третий палец, который официально в учебнике анатомии именуется «средним»1 .
И если бы у невольного зрителя еще оставались хоть малейшие сомнения по поводу симфаллического2 значения этого высокого образца графического искусства, то рассеять их окончательно должна была подпись под ним. Так в азбуках подписывают картинки. Или в некоторых странах для особо тупых автомобилистов под дорожными знаками пишут их значение словами: например, под знаком паровоза — «железнодорожный переезд», под женской грудью вид снизу — «неровная дорога».
На столе аккуратно и жирно по-английски была выведена сентенция, которая в точном русском переводе потребовала бы лишь одного слова. Вполне непечатного для того, чтобы часть его букв была обозначена в полном соответствии с «Законом РФ о печати» точками ровно по числу пропущенных букв3. Свободные от условностей американцы, а также не слишком чопорные великобританцы устно и письменно употребляют для этого два слова — глагол и наречие: «FUCK OFF!»1.
— Да... — протянул кто-то сзади. — По кайфу рисуночек, скажи.
Антон обернулся — это был зевавший давеча у окна юноша-карп в ободранных джинсах. Антон сразу же и безошибочно предположил, что обдирали эти джинсы не на специальных обдирочных станках на какой-нибудь текстильной фабрике в Сингапуре, а