ЗАБЫТОЕ
ПУТЕШЕСТВИЕ В ЗВЕНИГОРОД



Год тому назад одной моей близкой родственнице, даме весьма преклонных лет, пришлось оставить свою обжитую квартиру в центре столицы и перебраться в один из новых окраинных районов. Я по мере возможности помогал ей в разборке и перевозке накопившихся за долгие годы нужных и ненужных вещей. Когда мы освобождали от многочисленного содержимого огромный зеркальный шкаф, на его нижней полке, в самой глубине, обнаружился небольшой кожаный портфель, в котором лежал старинный альбом в переплете, обтянутом вытертым зеленым бархатом. Альбом был заполнен такими же старинными почтовыми открытками. В портфеле нашлось также около десятка листов пожелтевшей писчей бумаги, исписанных мелким аккуратным почерком, в котором я узнал знакомый почерк своего деда, Петра Александровича.
Внимательно изучив открытки и прочитав дедовы записи, я понял, что это один из его путевых дневников, причем не обычные для того поколения «заметки для себя», а весьма оригинально написанный иллюстрированный очерк, подготовленный к изданию, осуществить которое помешала, по-видимому, Первая мировая война.
Мне показалось, что этот очерк, посвященный подмосковному Звенигороду, одному из наиболее древних и знаменитых русских городов, по прошествии почти столетия с момента его написания стал представлять особый интерес для любителей отечественных достопамятностей. Поэтому я решил опубликовать его полностью, без каких бы то ни было переделок и сокращений.
А.С.


В один из июльских дней 191... года я и мой приятель Николай Петрович Мезенцов вдруг поняли, что больше уже не в состоянии тратить не столь уж и длинное среднерусское лето на однообразное сидение в подмосковном Кунцеве, куда моя тетушка Елизавета Михайловна заманила нас пожить в роли дачников, соблазнив своим изумительно вкусным вареньем, свежим воздухом и полным отсутствием житейских забот.
Это унылое сидение было вдвойне унылым, поскольку нам хорошо помнилось насыщенное событиями прошлое лето, когда мы с Мезенцовым случайно встретились в Пермской губернии, где я по заданию Географического общества искал аэролит, упавший еще в 1887 году, а он прикатил туда из Петербурга для изучения быта и нравов местных не то раскольников, не то сектантов, именовавших себя «веселыми братьями». Ради этих таинственных «братьев» он даже отказался от заманчивого предложения одного нашего общего друга отправиться вместе с ним в экспедицию к еще более таинственным верховьям Нила.
Некоторое разнообразие в наше ничегонеделание вносили разве что тихие обеды за одной бутылкой вина с тетушкиными нравоучительными разговорами и чувствительными воспоминаниями.
После одного из подобных обедов, когда мы уже всерьез решали, следует ли нам смириться с неизбежностью дачной скуки и продолжить это пустое времяпрепровождение или, извинившись перед тетушкой, бросить всё и отправиться по домам в еще более скучные Москву и Петербург, у дачи остановился извозчик, привезший из столицы нашего товарища по пермским скитаниям, известного фотографа г-на Горского.
С г-ном Горским мы познакомились прошлым летом в одном из маленьких прикамских городков, куда он прибыл для фотографирования местных достопримечательностей, чем и занимался более месяца вместе со своим пермским коллегой Балахоновым, в свободное время помогая мне в розысках аэролита. На наши расспросы он ответил, что имеет собственную фотографию в Москве, на Большой Дмитровке, но изредка оставляет ее на попечение своих помощников, а сам отправляется в странствие по российской провинции, фотографируя все, что покажется ему интересным. В последнее время, когда в особую моду вошли почтовые открытки, он чаще всего выполняет заказы многочисленных издателей этой печатной продукции, а издатели затем переносят его снимки на свои Carte Postale фототипическим или хромолитографическим способом.
Выслушав наши горестные сетования на опостылевшую дачную жизнь, г-н Горский предложил нам отправиться вместе с ним куда-нибудь подальше от Москвы, хотя бы в Звенигород, куда он все равно должен в ближайшие дни попасть по своим фотографическим делам. О Звенигороде и его прежних вояжах туда мы были в какой-то степени наслышаны, знакомы мы были и с прекрасными видами местной природы, запечатленными его фотографическим аппаратом, старинными храмами и, конечно, Саввиным монастырем, в главном соборе которого, как мы знали, покоятся мощи преподобного Саввы Сторожевского. Знали мы и то, что в оные времена и богомольцы, и просто любители пеших прогулок добирались туда пешком, как раз через наше Кунцево. Поскольку со строительством железной дороги на 41-й версте от Москвы появилась недальняя от Звенигорода станция, а от нашей дачи до другой станции той же дороги было просто рукой подать, то все это значительно упрощало путь в Звенигород и немало способствовало тому, что предложение г-на Горского было нами с радостью принято. Поэтому мы решили не откладывать дело в долгий ящик и завтра же сесть на подходящий поезд, тем более что в подаренной нам г-ном Горским монастырской брошюре весь предстоящий путь был подробнейшим образом объяснен: «К сведению желающих поклониться св. мощам преподобного Саввы. Путь по Смоленской железной дороге до Голицынской станции. Отселе на лошадях чрез Звенигород по весьма удобному шоссе в монастырь Саввин».
Тем не менее по зрелом размышлении мы все же решили не лениться, забыть о благах, предоставленных техническим прогрессом, и совершить этот путь ad pedes apostolorum, то есть пешим манером, как хаживали в Звенигород наши деды и прадеды. Г-н Горский, напротив, пожелал отправиться туда на поезде, сославшись на необходимость везти с собой разное громоздкое снаряжение, как-то: свой любимый американский фотографический аппарат, деревянную раздвижную треногу к нему и, самое главное, большой запас тяжелых и хрупких стеклянных негативов. Мы договорились встретиться с ним в назначенный час и в назначенном месте в ближайших окрестностях Звенигорода.
Оставшуюся часть дня мы с Мезенцовым потратили на то, чтобы отыскать в тетушкиной библиотеке хоть что-нибудь, касающееся цели нашего путешествия. Сначала без особого труда мы нашли том «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона с подробной статьей о Звенигородском уезде, составленной неким А.Ф.С. Покопавшись в книгах еще, мы наткнулись на интересный исторический очерк о Звенигороде, сочинение г-д В. и Г. Холмогоровых, изданное Императорским обществом Истории и Древностей Российских лет тридцать тому назад. И наконец, мы обнаружили книгу г-на Кондратьева «Седая старина Москвы», увидевшую свет в 1893 году иждивением книгопродавца Морозова, в которой содержалась подробная статья про Саввин Сторожевский монастырь. Ниже я привожу свои заметки, сделанные на основе этих источников, хоть и случайно попавших в наши руки, но по меньшей мере бесценных при подготовке к путешествию, в которое мы отправлялись по воле все того же случая.
«Звенигород — уездный город Московской губернии, расположен в 50 верстах от Москвы к западу, на высокой крутой горе. Местонахождение очень красивое. Составляя часть зародыша Московского княжества, Звенигород из городов Московской губернии считается по своей древности первым после Москвы. Некоторые историки относят его основание к XII веку, или даже XI веку, но точное время его основания неизвестно. В описании разных городов сказано так: «Город Звенигород строением в котором году начат и совершен известия за погорением в 1723 году Звенигородской канцелярии неотыскано». О Звенигороде как городе в первый раз говорится в духовной грамоте великого князя Иоанна Даниловича Калиты 1328 года. В 1382 году его разорил хан Тохтамыш.
Слава и процветание Звенигорода начинаются со времени переезда князя Звенигородского Юрия Дмитриевича из Москвы в свою «отчину», доставшуюся ему по завещанию отца, великого князя Дмитрия Иоанновича (†1389 г.). Юному удельному князю Юрию было всего 16 лет от рождения, как досталась ему «отчина». Вместе с князем переехали в Звенигород и его бояре, дворяне, окольничие, стряпчие — словом, весь двор, разместившийся, по всей вероятности, на посадах. Князь Юрий помещается в самом городе — во дворце.
Князь Юрий нередко выезжал в г. Дмитров к своему брату — князю Петру Дмитриевичу, а оттуда — к крестному своему отцу, преподобному Сергию Радонежскому, по смерти которого он избрал своим духовным отцом преподобного Савву — игумена Сергиевой обители. Желая навсегда иметь при себе преподобного Савву, князь Юрий неотступно стал просить его: «да пребудет у него и да созиждет монастырь в отечестве его близ Звенигорода, идеже есть место, зовомо Сторожи». Место это находится в полутора верстах от города, на левом берегу Москвы-реки, и получило свое название оттого, что здесь издревле стояла воинская стража для наблюдения за неприятелем, который мог подойти к Москве с запада.
В 1434 году князь Юрий внезапно скончался в Москве, оставив Звенигородский удел сыну своему Василию Косому. Со смертью князя Юрия звенигородский дворец остался в запустении и слава звенигородская постепенно стала умаляться — постоянные междоусобные войны между удельными князьями истощали богатства с одной стороны, а с другой — умаляли и численность жителей.
В начале XVII столетия Звенигород был многократно разорен войсками Первого и Второго Лжедмитриев, а в 1618 году в нем расположился со своей ратью польский королевич Владислав. Звенигородский соборный храм, разграбленный поляками, долгое время не мог быть исправлен и представлял плачевный вид. Нет сомнения, что и многие дворы звенигородских жителей были разграблены и уничтожены.
В 1650 году по указу царя Алексея Михайловича повелено было сделать в Саввином монастыре «каменный город около всего строения», а четыре года спустя Звенигород объявлен крепостью. На монастырских стенах в амбразурах были поставлены пушки.
Монастырю усердствовали и цари Иван и Петр Алексеевичи. Тут они одно время и проживали, найдя убежище во время стрелецкого бунта в 1682 году. Любила посещать монастырь и царевна Софья.
В 1708 году город был приписан к Московской губернии, а с 1781 года сделан уездным. В настоящее время жителей в нем 4094 человека, доходов городских 8795 рублей. На содержание городского самоуправления расходуется 2291 рубль, на школы 520 рублей. Торговля незначительна. Жители занимаются огородничеством. Училища уездное и приходское, с 98 учащимися. Земская больница. Земли у города 940 десятин.
Почва в Звенигородском уезде неблагоприятна для земледелия, и население не может прокормиться своим хлебом. Крестьяне, находя больше выгоды от кустарных промыслов, забросили свое хозяйство, запустили часть полей и остальную часть обрабатывают небрежно, слабо ее удобряя, за неимением в достаточном количестве скота. Садоводство и огородничество в уезде развиваются. Кроме яблонь в садах разводятся вишни, слива, смородина, крыжовник, малина и т. д. Скотоводство в уезде мало развито. Имеются суконные фабрики, кожевенные и кирпичные заводы и ткацкие фабрики. На первом месте из кустарных промыслов стоит в уезде ручное вязание. Имеются также мебельный, перчаточный, столярный и токарный, бондарный, подносный, стеклярусный, крючечный, кожевенный, шорный, зеркальный, печатный и золотошвейный промыслы. Существуют еще промыслы: приготовление игрушек, золотокружевной, плетение из прутьев, приготовление вожжей, производство картузов и шапок, изделий из фольги, стенных часов, тростей, метел, веников, щеток, бюваров, сахарных цветов и изделий из карельской березы. В 1889 г. всех жителей в уезде считалось 89 089 человек. В уезде четыре лечебницы. На народное образование земство тратит 9150 рублей, а на медицинскую часть — 12 960 рублей».

* * *
Назавтра по ряду причин нам с Мезенцовым удалось выйти из дому только в пять часов пополудни. Шли не особенно торопясь, но вскоре после девяти уже пришли в Раздоры, находящиеся в 17 верстах от столицы. Из Раздоров вышли в десять часов вечера, не дожидаясь месячного восхода. Когда прошли Барвиху, стало уже совсем темно. Где-то в окрестностях Усова нас окликнул часовой и облаяли собаки. Потом мы спустились под гору и, скинув сапоги, переправились босиком через речку. Дорога песчаная. 12 часов ночи.
Пришли в Горки. Вскоре показалось село Успенское, или Малые Вяземицы. Облака заволокли месяц, поднялся северный ветерок, мы оголодали и стали зябнуть. Несмотря на ночь, удалось найти неспящих и расспросить, как идти к преподобному Савве. Выходя из села, мы встретили направо что-то вроде гостиного двора, где купили на семь копеек ломоть такого прекрасного хлеба, что ни в одном монастыре такого нет. Прошли еще с четверть версты, присели на льняные снопы и поели хлеба. Отправились дальше в четверть третьего. Встретили что-то вроде болота, посреди которого бежал ручей. Налево мельница. Отсюда начался овраг, песчаная дорога, а по сторонам вверху прегустой лес. Шли долго. Показалось село Иславское, богатое, хозяйственное. Начало светать, и с высокого берега Москвы-реки открылся прекрасный вид. Мы переехали реку на пароме и на той стороне с лодки стали купаться. До назначенного места встречи с г-ном Горским у села Козино оставалось немного. А в четырех верстах оттуда — уже Звенигород.
В 8 часов утра мы благополучно отыскали своего товарища, поджидавшего нас у окраины села, отведали еще теплых пирогов, которые он привез откуда-то в плетеной из ивового прута корзинке, и направились дальше, время от времени останавливаясь, чтобы дать ему возможность установить свою треногу, сделать очередной снимок и обстоятельно рассказать нам все, что он знает о местности, в которой мы в данный момент пребываем. Поскольку я предусмотрительно взял с собой в дорогу записную книжку и карандаш, то мне удалось кое-как записать его рассказы, которые я теперь имею возможность не только обнародовать, но и сопроводить соответствующими иллюстрациями.


64, 65. По пути из «Америки» в Дютьково мы увидели еще один живописный обрыв, а затем оказались в лесу, к которому вполне подходило определение «дремучий». Кроны деревьев смыкались над нами на огромной высоте и были настолько густы, что дневной свет почти не достигал земли, отчего нам даже стало немного не по себе. Невольно вспомнилась история про царя Алексея Михайловича, услышанная в монастыре. Где-то в этих местах во время охоты его чуть было не растерзал медведь, и лишь чудесное вмешательство преподобного Саввы, явившегося в образе монастырского инока, спасло царя от неминуемой гибели.
Тьма, впрочем, вскоре закончилась, лес поредел, и мы вышли на так называемую гору Олимп к знаменитому Дютьковскому обрыву, с которого открывается вид на одноименную деревню, ставшую в последние годы знаменитой благодаря многим известным врачам, инженерам и музыкантам, приезжающим сюда на лето, в особенности композитору С.И. Танееву. Одна моя московская приятельница, переписывающаяся с композитором, как-то процитировала мне несколько строк из его письма: «Живу я здесь в чистой избе, называемой дачей, – писал Танеев из Дютькова – имею инструмент, работаю ежедневно в определенные часы; один день провожу как другой и прекрасно себя чувствую».

66, 67, 68, 69. То, что жители Дютькова должны себя чувствовать здесь прекрасно и зимой, и летом, мы убедились, подойдя к краю обрыва и увидев деревню как бы с высоты птичьего полета. Она выстроена на дне огромной котловины, образованной высокими холмистыми берегами Разводни. Местность эта необычайно красива; именно в силу этого она и приглянулась дачникам. Деревня состоит из всего одной улицы, застроенной деревянными домами, причем некоторые, как в старину, крыты соломой. Вокруг раскинулись луга, выгоны и огороды крестьян. Г-н Горский предложил заглянуть на дачу музыканта В.А. Булычева, с которым близко знаком. Мы уже направились было туда, но весьма просвещенный крестьянский парнишка, встреченный при входе в деревню, поведал нам, что господа Булычев и Танеев еще с утра уехали к профессору Скадовскому, недавно основавшему на Москве-реке биологическую станцию, на которую он часто приглашает своих дютьковских друзей.

70, 71, 72, 73. На обратном пути из Дютькова мы посетили Саввинский скит. Он расположен примерно в версте от монастыря, в том месте, где преподобный Савва некогда выкопал пещеру чтобы приходить туда для уединенной молитвы. По преданию, последние годы жизни преподобный почти постоянно проводил в своей пещере и даже скончался в ней.
Скит примерно в том виде, в каком он изображен на этих снимках г-на Горского, был устроен в 1862 году иждивением г-на Цурикова. Он обнесен невысокой каменной оградой с белыми башенками, а вокруг расположены различные хозяйственные постройки и огороды. Дородный монах, которого мы встретили у изгороди, защищающей монастырские угодья от потравы монастырским же стадом, объяснил, где расположен вход в пещеру. Мы подошли к воротам, которые гостеприимно растворил перед нами другой монах, поджидавший посетителей на скамейке у кирпичной стены, и оказались в подземном этаже небольшого Саввинского храма. В маленькой тихой пещерке, благоухающей от уложенных на полу ветвей свежего можжевельника, как и много столетий назад, недвижно лежали два больших камня, некогда служивших местом отдохновения преподобного Саввы.

74, 75, 76. Вечером в гостинице Мезенцов объявил, что знает, где взять удочки, и отправляется удить рыбу на Разводне. Мы с г-ном Горским как-то неожиданно рано уснули, что я приписываю благоприятному действию чистейшего местного воздуха, поэтому даже не услышали его прихода. Проснувшись довольно поздно, мы за завтраком принялись расспрашивать Мезенцова о вчерашнем улове. В ответ он пробормотал что-то о плохом клёве, комарах и чересчур мелкой рыбе, после чего замолчал. Воздух летнего дня втекал в окошко. Ласточки чертили круги в синеве. За монахом, проехавшим в тележке, клубилась золотая пыль. Мы быстро собрались и уехали на Голицынскую станцию на том самом извозчике, который позавчера догонял у гостиницы ушедшую лошадь.
По пути г-н Горский несколько раз останавливал коляску и делал снимки дороги, соединяющей монастырь и Звенигород. Сначала она со всех сторон утопала в зелени, но ближе к городу мы увидели слева от нас несколько деревянных дач под зелеными крышами, расположенных среди садов на высоком холмистом берегу. Ограда одной из дач, принадлежащей, как сообщил извозчик, местному купцу Стариченкову, тянулась по отлогому склону почти до самой дороги, где заканчивалась изящной беседкой. Еще ближе к Звенигороду, у подножия Городка, дорогу пересекала речка Жерновка, через которую был перекинут узкий мостик с деревянными перилами.

77, 78, 79, 80, 81. Перед отъездом из гостиницы я купил несколько почтовых открыток с видами монастырских храмов, изданных неким П. Метцгером. Добравшись до Голицынской станции, пообедав там и усевшись, наконец, в поезд, мы принялись их рассматривать. Г-н Горский признался, что эти открытки отчасти являются делом его рук, и пояснил, что в Саввином монастыре не имеется (как например, в Ново-Иерусалимском и Троице-Сергиевой Лавре) своей фотографии для снятия видов и продажи этих видов посетителям. Поэтому несколько лет назад прежний настоятель монастыря, епископ Серафим, попросил его сделать нужные снимки, которые затем были отпечатаны в одном из московских типографских заведений. Мезенцов на это заметил, что в Звенигороде следует непременно вновь побывать и что он напрасно не остался там еще хотя бы на неделю, после чего вдруг поскучнел и стал молча созерцать вечерние леса и луга, проплывающие за окном.

* * *

На другой день после нашего возвращения в Кунцево Мезенцов, почти весь обратный путь пребывавший в задумчиво-меланхолическом настроении, вдруг объявил, что у него возникли неотложные дела, распрощался с тетушкой, собрал вещи и уехал. Вновь мы увиделись с ним только после Рождества, когда я получил приглашение на его помолвку. В невесте я узнал одну из тех двух миловидных дачниц, которых мы встретили минувшим летом в березовой аллее монастырского парка. Г-н Горский также надолго исчез с моего горизонта и не появился даже на помолвке Мезенцова. Затем в один прекрасный день я получил от него по почте увесистый пакет из Берлина. В пакете лежало десятка четыре свежих, пахнущих литографской краской почтовых открыток со звенигородскими видами, отпечатанных в берлинской хромолитографии Георга Брукана. Были там и другие открытки, увидевшие свет в московской фототипии «Шерер, Набгольц и Ко», у Карла Фишера и где-то еще. Многие из присланных видов показались мне донельзя знакомыми.
Как видно, и Мезенцов, и г-н Горский не относятся к распространенной породе людей, теряющей время даром. Впрочем, это же я могу сказать и о себе: за прошедший год я, помимо всех обязательных дел, не только расшифровал все свои каракули в записной книжке, но и покопался в университетской библиотеке. В результате был написан этот очерк, который теперь я представляю на суд читателей, сопроводив его так вовремя подоспевшими иллюстрациями.

Петр Станюкович
Москва, 25 июля 1914 года

Гид-мистификатор

00.07.2006

Автор: Книжное обозрение, № 27-28
Источник: Книжное обозрение, № 27-28

Красивый подмосковный Звенигород известен старинным Саввинским монастырем и еще более древним храмом Рождества Богородицы; в этом городе живали юный Петр I, Чехов, Левитан...    До революции виды Звенигорода и его живописных окрестностей любили изображать на почтовых открытках. У историка Андрея Станюковича хранится целая коллекция таких карточек, собранных еще его дедом, чиновником Московско-Курской железной дороги. Эта коллекция и легла в основу невинной литературно-краеведческой мистификации. К подборке открыток Станюкович написал сопроводительный очерк — как бы от лица своего деда, не раз бывавшего в этих местах. Старомодный слог путевых заметок стилизован тщательно, но явно с расчетом на догадливого читателя. К тому же в послесловии автор честно раскрывает свой секрет. Получилось этакое вымышленное ретропутешест-вие с последующим саморазоблачением.

Забытое путешествие в Звенигород

20.10.2006

Автор: Успенское шоссе, № 4
Источник: Успенское шоссе, № 4

В столичном издательстве Захарова вышла необычно оформленная любопытная книжка. Ее автор, доктор исторических наук А.К. Станюкович, предлагает вниманию читателей, как он указывает во введении, вековой давности путевые дневники своего деда, повествующие о предпринятом им с товарищем пешем путешествии из Кунцева в Звенигород.    Увлекательно сделанные записки весьма познавательны. Во-первых, в них приводится несколько фрагментов из книг XIX века с описанием Звенигорода и Саввино-Сторожевского монастыря. А во-вторых, интересны сами наблюдения, зафиксированные в дневниках подмосковными путешественниками. В частности, из очерка можно узнать, что из себя представлял в начале прошлого века западный пригород Москвы, именуемый теперь емким понятием «Рублевка», выяснить, как выглядела девяносто лет назад Московская улица, одна из главных в Звенигороде; представить, чем в те годы кормили паломников в монастырской гостинице.    Иллюстрации, которые сопровождают путевые заметки, по занимательности не уступают тексту. В книге воспроизведены более 70 открыток конца XIX - начала XX веков с видами Звенигорода, его окрестностей и в первую очередь Саввиной обители. Каждую открытку можно долго разглядывать, но особенно интересны те, на которых изображены сооружения, не сохранившиеся до наших дней, например, возвышавшаяся над Саввинской улицей Вознесенская церковь.    ...А в конце книги читателя, обогащенного историко-краеведческой информацией и пораженного выдержкой молодых людей начала прошлого века (которые, не сомкнув глаз и практически без остановок, менее чем за сутки прошли от Кунцева до Саввино-Сторожевского монастыря), - ждет большой сюрприз. Одних он развеселит, других - разочарует, третьи, возможно, скажут: «мы об этом догадывались». Во всех случаях, определенная доля интриги делает описание забытого путешествия в Звенигород более увлекательным. По крайней мере, для людей, относящихся к категории «любителей отечественных достопамятностей». Кому, собственно, и адресовал А.К. Станюкович свое издание.    ...Выпущенная небольшим тиражом - всего тысяча экземпляров -книга сейчас активно раскупается в Звенигороде и рискует уже в ближайшее время стать раритетом. («Края Москвы»)   В книге представлены изображения более семидесяти открыток столетней давности.

Увлекательное путешествие во времени...

00.06.2006

Автор: Звенигородские ведомости, № 22
Источник: Звенигородские ведомости, № 22

Увлекательное путешествие во времени...   ...предлагает нам совершить доктор исторических наук Андрей Кириллович Станюкович в своей новой книге - милой и изящной историко-литературной мистификации. "Звенигород - уездный город Московской губернии, расположен в 50 верстах от Москвы. Некоторые историки относят его основание к XI-XII векам. В 1708 году город был приписан к Московской губернии, а с 1781 года стал уездным. Торговля незначительна. Жители занимаются огородничеством. Существуют промыслы: приготовление игрушек, плетение из прутьев, производство тростей, бюваров, сахарных цветов..." - такую историческую справку можно найти в словаре Брокгауза и Ефрона. Хотелось бы вам оказаться в нашем древнем городе июльским днём 191... года? Услышать знаменитое звенигородское эхо? Перейти по деревянному мостику ручей, славящийся кристально чистой водой? Пройтись по старинной дороге, по которой в 1812 году в город вошла французская армия? Отдохнуть в гостинице при Саввином монастыре за кипящим самоваром?.. Хотелось бы? Если да - то такую занимательную прогулку вы сможете совершить, открыв книгу нашего земляка Андрея Станюковича "Забытое путешествие в Звенигород". В основе книги лежит коллекция старинных почтовых открыток с видами Звенигорода и окрестностей, которую автор и его бессменная помощница в коллекционировании, художник-реставратор Нейля Насырова, собирали на протяжении многих лет. Книга великолепно издана, содержит 80 цветных иллюстраций и сможет стать прекрасным подарком для вас и ваших друзей. Её прочтение, без сомнения, доставит вам массу приятных минут, позволит окунуться в атмосферу маленького русского уездного города начала XX века и расширить свои познания по истории родного края. 

Наука и беллетристика

03.02.2007

Автор: Елена Ремизова
Источник: Звенигородские ведомости, № 5 (767)

В середине прошлого года член-корреспондент РАЕН, доктор исторических наук Андрей Станюкович выпустил в свет свое художественное произведение – «Забытое путешествие в Звенигород». Наш корреспондент встретился с его автором, которого попросил рассказать об истории создания этой книги. -    Андрей Кириллович, вы являетесь известным автором многих солидных научных публикаций. Скажите, «Забытое путешествие в Звенигород» - это ваш первый опыт в области художетсвенной литературы? -     Почти первый. В середине 1990-х годов мы с женой Еленой, профессиональным переводчиком, подготовили к изданию Дневники естествоиспытателя XVIII века Георга Стеллера, плававшего с экспедицией Витусв Баринга «из Камчатки в Америку". Дневники эти не научный трактат, а скорее – художественная литература. Почти как «Робинзон Крузо» Даниэля Дефо. Да и судьба Стеллера, Беринга и их товарищей в чем-то была схожа с судьбой Робинзона. Мы с Еленой попытались перевести книгу на современный язык, слегка стилизованный под XVIII век, и у нас это не плохо получилось. Именно тогда я поняла, что художественная литература – одно из моих призваний. «Забытое путешествие в Звенигород» - еще один опыт того же рода. -    В основу произведения легла собранная вами коллекция открыток начала ХХ века с видами Звенигорода и окрестностей. Интересно, сколько всего почтовых карточек в вашем собрании? И все ли они вошли в книгу? -    Конечно, не  все. Всего в коллекции 157 разных открыток.  Но многие сюжеты на них часто повторяются, поэтому в книгу я включил только часть коллекции. -    Почему вы выбрали именно этот жанр при написании книги? -    Жанр был подсказан самими материалом. Первоначально замышлялся обыкновенный научный каталог, но очень скоро я увидел, что художественные открытки прошлого и позапрошлого веков стали диктовать мне свою волю. Они не хотели каталога. Они требовали беллетристику в стиле той эпохи. Получилось это или нет – судить читателю. -    Андрей Кириллович, объясните, пожалуйста, читателям, почему «Забытое путешествие в Звенигород» подписано инициалами «А.С.»? -    По моему мнению, в этой книге автор не является кем-то главным. Он лишь своего рода передаточное звено между эпохой, материалом и современным читателем. -    Как, по-вашему, существуют ли принципиальные отличия между написанием научных трудов и беллетристики? -    Научные труды писать намного легче. -    А сколько времени вам потребовалось на то, чтобы собрать такую обширную коллекцию? -    Коллекция собиралась за несколько лет. Не могу сказать, что это было легко. Но мне помогали друзья и единомышленники, например, реставратор Нейля Насырова (это практически наша с ней общая коллекция), писатели Виктор Мясников и Андрей Низовский, археолог Александр Лазукин и многие другие. Часть своей коллекции мне успел передать Александр Сахаров, известный коллекционер-филокартист, к сожалению, недавно умерший. -    Сейчас наш город стремительно меняется, как вы относитесь к происходящим переменам? -    Звенигород в начале ХХ столетия был мил и уютен. В начале 1960-х годов, когда я несколько лет прожил здесь, он еще был почти таким же. Потом в городе начались перемены, причем не всегда в лучшую сторону. Но я прекрасно понимаю, что ностальгия по прошлому – это одно, а то, что город неизбежно должен измениться – это совсем другое. Период разрухи и стагнация, который я застал, вернувшись в Звенигород в 1995 году, обязан был когда-то закончиться. Памятуя о действиях (чаще бездействии) предыдущих  градоначальников, я в свое время очень настороженно  воспринял приход в город новой администрации. Но сейчас я являюсь горячим сторонником ее реформаторской деятельности: город должен развиваться. Он предназначен не для ностальгирующих по прошлому интеллектуалов, а для простых горожан, которые должны жить в комфортных условиях. -    Пользуется ли книга спросом? Что говорят о ней читатели? Где она продается лучше – в Звенигороде или в Москве? И где в нашем городе её можно приобрести? -    Книгу не сразу почувствовали. Но когда о ней появилась заметка в «ЗВ», а затем в газетах «Книжное обозрение» и «Успенское шоссе», она стала активно раскупаться. Причём звенигородцы, естественно, приобретали её намного активнее, чем москвичи. Сейчас уже остались какие-то считанные экземпляры в книжном магазине на Почтовой. Также желающие пока еще могут купить её через Интернет. -    Планируется ли переиздание? -    Такая мысль у издателей имеется… -    Кстати, почему именно издательство «Захаров»? -    Так получилось. Я показал рукопись книги Григорию Шалвовичу Чхартишвили (он же Борис Акунин). Книга ему понравилась, и он познакомил меня с И.В. Захаровым, который также ею заинтересовался. Остальное уже было делом техники. -    А вы принимали участие в разработке оформления книги? -    Практически нет. В издательстве работают профессионалы своего дела, а я лишь сформулировал им свои пожелания. -    Планируете ли вы продолжить свои изыскания в области художественной литературы? -    Сейчас я работаю над книгой, которая будет называться «Незолотая старина» (это строка их стихотворения Николая Гумилёва).Книга – о моих встречах с отечественными древностями, памятниками археологии и архитектуры, произведениями искусствами даже кладами. И, конечно, о встречах с людьми – хранителями и исследователями этих древностей. Несколько глав книги посвящено Звенигороду 1960-х годов. Да и современному тоже.