Лидия Яковлевна Гинзбург 65 лет вела записные книжки, отрывки из них начала печатать лишь в последние годы. Издание полного текста записных книжек Гинзбург — дело будущего. Взяв всю ее эссеистику, уже опубликованную в книгах и периодике здесь и за рубежом, издатель отобрал для этого тома тексты, не требующие специальных знаний. Литературоведам-текстологам просьба не беспокоиться: эта книга — для чтения! 

Книга эта получилась страшная, но оптимистичная. Умная но не скучная. Очень современная. И покруче любого романа. 

Советское время еще рядом, оно — это мы сами или наши родители. Как люди тогда жили? Как выживали, «не потеряв образа человеческого»? Не в деревне или на заводе и не в лагере — об этом уже написано. Герои этой книги — интеллигенты, «типичные» и нетипичные, в том числе Ахматова и Шкловский, Зощенко и Маяковский, Мандельштам и Чуковский. Место действия — Москва и Ленинград. Время действия — с 1925 по 1989 год. Описаны быт, мысли и чувства. Длиннот нет, только короткие записи: исторические анекдоты, и филосовские размышления, и разговоры свои и чужие, остроты — тоже свои и чужие, — исторические экскурсы, факты своей и чужой частной жизни, высказывания разных лиц друг о друге. Всё по делу. По словам Андрея Битова, ученика Лидии Яковлевны, у каждого времени выживает очевидец и летописец, вдвоем они обеспечивают рождение художника. В этих текстах все трое совместились в одном лице. Потрясающий результат! 

«Секретариат Союза Писателей поздравил меня с 85-летием. Текст, помещенный в "Литературной газете", напоминает театральную рецензию, написанную рецензентом, который не видел спектакля. Поздравление исходит из того, что должно было быть. Я, по их мнению, очень хороший ученый, и я жила в Ленинграде. Из этого соотношения вытекает: "многолетняя преподавательская и общественная деятельность, неразрывно связанная с Ленинградом — городом, где Вы перенесли блокаду, где в самые тяжелые годы звучало Ваше страстное слово писателя-гражданина, где воспитаны десятки Ваших учеников". На самом деле, после Института истории искусств 20-х годов учеников у меня не было, потому что ни один лениградский вуз не пускал меня на порог. Меня запретили. По-настоящему, штатным доцентом я преподавала за всю свою жизнь три года — в Петрозаводске. Страстное слово писателя — это скорее всего "Записки блокадного человека", прозвучавшие через сорок лет. А во время блокады я в качестве редактора Ленрадиокомитета тихо правила чужие военно-литературные передачи. Совсем не тот спектакль».