отзыв
Савицкий Вячеслав Юрьевич-руководитель поисковой группы МПИКЦ \"Белое дело\" на Смоленском православном кладбище
30 декабря 2019 года
Барановский Виктор Иванович 1805—26 февраля 1864
погребен на Смоленском православном кладбище
Записки и дневник (В 3 книгах)
Год издания: 2005
Кол-во страниц: 640+608+592
Переплёт: твердый
ISBN: 5-8159-0441-4,5-8159-0442-2,5-8159-0443-0,5-8159-0444-9
Серия : Биографии и мемуары
Жанр: Воспоминания
Тираж закончен
Александр Васильевич Никитенко (1804—1877) — крепостной, домашний учитель, студент, журналист, историк литературы, цензор, чиновник Министерства народного просвещения, дослужившийся до тайного советника, профессор Петербургского университета и действительный член Академии наук.
«Воспоминания и Дневник» Никитенко — уникальный документ исключительной историко-культурной ценности: в нем воссоздана объемная панорама противоречивой эпохи XIX века.
Автор, озабоченный судьбой России, ее культуры и истории, описывает механизмы функционирования бюрократической власти, формирования общественного мнения, состояние отечественной журналистики и динамику литературной борьбы, пытается уяснить роль личности в историческом процессе, не скрывая своего любопытства к закулисной стороне событий, их тайным пружинам и интригам.
«Дневник» дает портреты многих известных лиц — влиятельных сановников и министров (Уварова, Перовского, Бенкендорфа, Норова, Ростовцева, Головнина, Валуева), членов императорской фамилии и царедворцев, знаменитых деятелей из университетской и академической среды. Знакомый едва ли не с каждым петербургским литератором, Никитенко оставил в дневнике характеристики множества писателей разных партий и направлений: Пушкина и Булгарина, Греча и Сенковского, Погодина и Каткова, Печерина и Герцена, Кукольника и Ростопчиной, своих сослуживцев-цензоров Вяземского, Гончарова, Тютчева.
Тексты печатаются без сокращений
по второму дополненному изданию 1904 года
под ред. М.Лемке и с учетом исправлений
в третьем издании «Дневника» 1955—1956 гг.
под ред. И.Айзенштока.
Содержание Развернуть Свернуть
Содержание
Предисловие редактора 5
МОЯ ПОВЕСТЬ О САМОМ СЕБЕ
Где и от кого произошел я на свет 7
Мой отец и моя мать 9
Первые покушения моего отца водворить правду там,
где ее не хотят 18
Первые годы моего детства 22
Ссылка 28
Опять на родине 34
Возвращение из Петербурга отца 39
Новое место, новые лица 46
Наше житье-бытье в Писаревке 54
Школа 64
Новые удары судьбы 78
Мое воронежское сидение 86
Острогожск. Начало моей гражданской и самостоятельной деятельности 89
Мои острогожские друзья и занятия 99
Мои военные друзья — Генерал Юзефович —
Смерть отца 111
Елец — Чугуев 126
Опять в Острогожске 140
Заря лучшего 150
В Петербурге. Борьба за свободу 158
ДНЕВНИК
1826 174
1827 215
1828 243
1829 265
1830 268
1831 277
1832 295
1833 307
1834 315
1835 347
1836 365
1837 380
1838 392
1839 395
1840 408
1841 418
1842 433
1843 450
1844 472
1845 482
1846 491
1847 494
1848 505
1849 517
1850 530
1852 537
1853 556
1854 580
1855 603
ДНЕВНИК. Том 2
1856 3
1857 32
1858 49
1859 103
1860 161
1861 234
1862 328
1863 393
1864 493
ДНЕВНИК. Том 3
1865 3
1866 82
1867 148
1868 199
1869 231
1870 259
1871 292
1872 324
1873 374
1874 419
1875 444
1876 483
1877 533
Именной указатель 538
Почитать Развернуть Свернуть
Предисловие редактора
«Моя повесть о самом себе и о том, чему свидетель в жизни был». Под этим заглавием автор предлагаемых «Записок» в 1851 году впервые приступил к литературной обработке своих воспоминаний, не переставая тем временем почти ежедневно заносить в «Дневник» выдающиеся по своему общественному интересу события и впечатления. Он предполагал таким образом обработать и весь свой «Дневник». Но это удалось ему только в пределах весьма небольшой части своих воспоминаний. Масса разнородных дел оставляла ему слишком мало досуга для спокойного кабинетного труда, не входившего в круг ежедневных обязательных занятий, и «Повести о самом себе» суждено было оборваться на вступлении автора в новую жизнь, у порога университета — конечной цели всех его юношеских стремлений. Большая и, может быть, интереснейшая часть воспоминаний Александра Васильевича осталась после него в сыром виде, на страницах «Дневника».
А «Дневник» он вел с четырнадцатилетнего возраста по самый день кончины, в июле 1877 г. Таким образом накопилась масса тетрадей, а в них множество фактов самого разнообразного содержания. Приведенные в порядок рукой самого автора, они, конечно, выиграли бы и изложении, и в освещении, которое сообщило бы им его опытное перо. Но мы полагаем, что и в настоящем, отрывочном виде они представляют много интересного и поучительного. Записанные под свежим впечатлением факты, без искусственной группировки и субъективных выводов, они часто говорят здесь убедительнее самых красноречивых комментариев и в своей неприкрашенной правдивости представляют драгоценный материал для будущего историка данной эпохи.
«Повести о самом себе» предшествует интимное посвящение, в котором автор предоставляет своим теперешним издательницам [дочерям] право, или, вернее, завещает им распорядиться оставшимися после него рукописями «по внушению их совести, любви к нему и чувства долга перед обществом». В виду важности возложенной на них нравственной обязанности и считая себя только хранительницами этого больше общественного, чем семейного, наследства, они еще в августе 1888 года приступили к печатанию в «Русской Старине» сначала «Записок», а затем и «Дневника». С тех пор из месяца в месяц в течение трех лет — с февраля 1889-го и по апрель 1892 г. «Дневник» не переставал появляться на страницах этого повременного издания и прекратился лишь со смертью его уважаемого редактора М.П.Семевского.
Но этим еще не исчерпывался запас ежедневных заметок Александра Васильевича. Оборванный при первом своем появлении на 1872 году, «Дневник» заключает в себе хронику еще пяти последних лет жизни автора, а именно 1873—1877 годов. Интерес, возбужденный в публике «Записками» и «Дневником» на страницах «Русской Старины», сожаления, которые не раз выражались по поводу внезапного прекращения последнего, ободряют теперь хранительниц рукописей Александра Васильевича предпринять отдельное издание их, с прибавкою вышеупомянутых пяти последних лет. Этим они надеются исполнить свой долг и в отношении к обществу, и в отношении человека, уму и сердцу которого были так дороги судьбы русской умственной и общественной жизни.
Редактор первого книжного издания
МОЯ ПОВЕСТЬ О САМОМ СЕБЕ
Где и от кого произошел я на свет
В Воронежской губернии, что прежде была Слободско-Украинская, у реки Тихой Сосны, между небольшими уезд¬ными городами, Острогожском и Бирючем, есть большое село, или слобода, Алексеевка, населенная малороссиянами, которых русская политика сделала крепостными. Они вовсе не ожидали этого, когда тысячами шли, по вызову правительства, из Украйны и селились за Доном, по рекам Сосне, Калитве и другим, для охранения границ от вторжения крымских татар.
Алексеевская слобода сперва была отдана, кажется, во владение князей Черкасских, а от них, по брачной сделке, перешла в род графов Шереметевых, владевших огромным количеством людей чуть не во всех губерниях России. У них в последнее время, говорят, считалось до ста пятидесяти тысяч душ.
В слободе Алексеевке жил сапожник Михайло Данилович, с тремя прозваниями: Никитенко, Черевика и Медяника. То был мой дед по отцу. Я помню добродушное лицо этого старика, окаймленное окладистою, с проседью, бородою, с большим носом, обремененным неуклюжими очками, с выражением доброты и задумчивости в старых глазах. Руки его были исчерчены яркими полосами от дратв. Он некрасиво, но добросовестно тачал крестьянские чоботы и черевики, был чрезвычайно нежен ко мне, ласков и добр ко всем, но любил заглядывать в кабак, где нередко оставлял не только большую часть того, что зарабатывал днями тяжких трудов, но и кушак свой, шапку и даже кожух. Молчаливый, кроткий, благоразумный в трезвом виде, напившись, он имел обыкновение пускаться в толки об общественных делах, вспоминать о казачине и гетманщине, — судил строго о беспорядках сельского управления и наводил страх на домашних, посыпая их укорами и увещаниями, которые нередко подкреплял орудиями своего ремесла: клесичкою (палка для выглаживания кожи) и потягом (ремень для стягивания ее). Сильно недолюбливал он, чтоб его отвлекали от чарки призывом, под каким-нибудь предлогом, домой, к чему нередко должны были прибегать, когда он показывал явное расположение слишком загулять. Он не смел ослушаться и возвращался, но не без протеста. «Вот какая ты дурная, не чувствительная, — выговаривал он в таких случаях моей бабушке, — только что начал я рассуждать о важном деле с сябром (соседом), как вдруг: поди домой! Теперь, черт знает, когда соберешься с мыслями!»
Бабушка была замечательная женщина. Дочь священника, она считала себя принадлежащею к сельской аристократии и чувствовала свое достоинство. Связи ее и знакомства ограничивались кругом избранных лиц, так называемых мещан, составлявших касту высшего сословия в слободе. Никогда не видели, чтобы она угощалась серебряною чаркою с кем-либо, кроме дам, носивших по праздникам кораблики вместо серпанков на голове, кунтуши тонкого сукна с позументом на талии, и черевики на котках (высоких каблуках). При всей бедности, она свято держалась обычая малороссийского гостеприимства и отличалась редкою добротою, делясь последними крохами с неимущим. В ней было врожденное благородство, которое заменяло ей образование и сообщало поступкам и обращению ее особенный тон приличия. Я помню, как ловко умела она вести и поддерживать разговор с горожанами и помещиками, какими умными и тонкими письменными замечаниями приправляла свои и чужие рассказы, как живо и складно излагала народные поверья и предания времен Екатерины II, которую всегда с благоговением называла матушкой-царицей, как бойко умела спорить и оспаривать, всегда стараясь поставить на своем. Она пользовалась отличною репутацией. Ее называли не иначе, как «умною Степановною» или «разумною Параскою».
Дед мой не достиг маститой старости: он, купаясь, утонул в реке, когда ему не было еще шестидесяти лет. Бабушка осталась с четырьмя детьми: двумя дочерьми и двумя сыновьями. Из дочерей, младшая, Елизавета, доброе и милое существо, любила меня горячо и была участницей моих первых игр, хотя значительно превосходила меня годами. Старшая, Ирина, дурного поведения, часто причиняла глубокую скорбь своей матери, но та, несмотря на это, любила ее чуть ли не больше всех остальных детей. Из двух сыновей старший, Василий, был мой отец.
Бабушка Степановна отличалась крепким сложением. Она умерла ста лет, сохранив все свои способности. Только лет за пять до смерти у ней несколько ослабело зрение.
Мой отец и моя мать
Немного сведений дошло до меня о первых годах детства моего отца. Когда ему исполнилось одиннадцать или двенадцать лет, в Алексеевку прибыл удолномоченный от графа Шереметева, для выбора мальчиков в певчие. У отца оказался отличный дискант, и его отправили в Москву, для поступления в графскую певческую капеллу, которая и тогда уже славилась своим искусством.
Тогдашний граф Шереметев, Николай Петрович, жил блистательно и пышно, как истый вельможа века Екатерины II. Он к этому только и был способен. Имя его не встречается ни в одном из важных событий этой замечательной эпохи. В памяти современников остался только великолепный праздник, данный им в одной из подмосковных вотчин своих двору, когда тот посетил Москву. Он был обер-камергером, что, впрочем, не придавало ему ни нравственного, ни умственного значения: он всегда оставался только великолепным и ничтожным царедворцем. Между своими многочисленными вассалами он слыл за избалованного и своенравного деспота, не злого от природы, но глубоко испорченного счастьем. Утопая в роскоши, он не знал другого закона, кроме прихоти. Пресыщение, наконец, довело его до того, что он опротивел самому себе и сделался таким же бременем для себя, каким был для других. В его громадных богатствах не было предмета, который доставлял бы ему удовольствие. Все возбуждало в нем одно отвращение: драгоценные яства, напитки, произведения искусств, угодливость бесчисленных холопов, спешивших предупреждать его желания — если таковые у него еще появлялись. В заключение природа отказала ему в последнем благе, за которое он, как сам говорил, не пожалел бы миллионов, ни даже половины всего своего состояния: она лишила его сна.
За пять или за шесть лет до смерти он пристрастился к одной девушке, актрисе своего собственного домашнего театра, которая, хотя не отличалась особенною красотою, однако, была так умна, что успела заставить его на себе жениться. Говорят, что она была также очень добра и одна могла успокаивать и укрощать жалкого безумца, который считался властелином многих тысяч душ, но не умел справляться с самим собой. По смерти жены он, кажется, окончательно помешался, никуда больше не выезжал и не видался ни с кем из знакомых. После него остался один малолетний сын, граф Дмитрий. В воспитании последнего принимала живое участие императрица Мария Феодоровна. Но природа, щедрая к нему в других отношениях, отказала ему в способностях, и он, несмотря на все заботы о нем, недалеко ушел ни в науках, ни в развитии.
Итак, мой отец поступил в певчие. При капелле существовала школа, где, кроме музыки, малолетние певчие обучались и грамоте. Отец обнаружил редкие способности ко всему, чему его учили. В свободное от школьных и певческих занятий время он много читал и приобрел разнородные познания, далеко превышавшие его положение. Между прочим, он выучился французскому языку. Его все любили не только за ум и талантливость, но и за доброту, за живое и приятное обращение. Скоро он стал первым между товарищами и даже сделался известен графу Шереметеву.
С благодарностью вспоминал он впоследствии о внимании и ласках, которые оказывал ему знаменитый и несчастный Дегтяревский, немного позднее угасший среди глубоких, никем не понятых и никем не разделенных страданий. Это была одна из жертв того ужасного положения вещей на земле, когда высокие дарования и преимущества духа выпадают на долю человека только как бы в посмеяние и на позор ему. Дегтяревского погубили талант и рабство. Он родился с решительным призванием к искусству: он был музыкант от природы. Необыкновенный талант рано обратил на него внимание знатоков, и властелин его, граф Шереметев, дал ему средства образоваться. Дегтяревского учили музыке лучшие учителя. Он был послан для усовершенствования в Италию. Его музыкальные сочинения до¬ставили ему там почетную известность. Но, возвратясь в отечество, он нашел сурового деспота, который, по ревизскому праву на душу гениального человека, захотел присвоить себе безусловно и вдохновения ее: он наложил на него железную руку.
Дегтяревский написал много прекрасных пьес, преимущественно для духовного пения. Он думал, что они исходатайствуют ему свободу. Он жаждал, он просил только свободы, но, не получая ее, стал в вине искать забвения страданий. Он пил много и часто, подвергался оскорбительным наказаниям, снова пил и, наконец, умер, сочиняя трогательные молитвы для хора. Некоторые из его сочинений и до сих пор известны любителям церковной музыки.
Отец мой, между тем, спал с голоса. Ему было уже семнадцать лет, когда, по заведенному в графской администрации обычаю, порешили отправить его в одно из имений на канцелярскую службу. Выбор пал на его родину и, как он находился на счету отличных людей и по способностям, и по поведению, ему, несмотря на его молодость, дали в Алексеевке важное место старшего писаря.
Алексеевка была обширная и многолюдная слобода. В ней считалось до семи тысяч душ. Сверх того, к ней было приписано до девяносто разных малых и больших хуторов, так что все население ее простиралось до двадцати тысяч с лишком душ. Управлялась слобода двоякого рода властями. Одни назначались графом, а именно: управитель, старший писарь и поверенные. Другие избирались общиною и назывались атаманами. Все это вместе составляло так называемое вотчинное правление, в котором старший писарь, иначе земский, был правителем дел. Наконец, существовала еще одна власть: общинное собрание, мир, вече или, по-малороссийски, громада. Суждению ее подлежали вопросы, касавшиеся благосостояния и порядка целой вотчины: вопросы финансовые, рекрутская повинность и т.д.
Так было в учреждении, на деле выходило иначе. Вся правительственная власть сосредоточивалась в руках граф¬ского уполномоченного или управителя, а сила, двигавшая общественными пружинами и ходом вещей, — в руках богатых обывателей, так называемых мещан. Эти мещане занимались преимущественно торговлею, и многие из них обладали значительными капиталами, тысяч до двухсот и более рублей. Предмет их торговли составляли хлеб, сало и кожи. Они не отличались добрыми нравами. То были малороссияне выродившиеся, или, как их называли в насмешку, перевертки, успевшие усвоить себе от москалей одни только пороки. Надутые своим богатством, они презирали низших, то есть более бедных, чем сами, сильно плутовали и плутовским проделкам были обязаны своим благосостоянием. Жили они роскошно, стараясь подражать горожанам, одевались в щегольские жупаны, смешивая покрой малороссийский с русским, задавали частые попойки, украшали дома свои богато, но безвкусно. Жены их и дочери щеголяли тонкого сукна кунтушами, шитыми золотом очипками, запасками, особенно намистами (ожерельями) из дорогих крупных кораллов, вперемешку с серебряными и золотыми крестами и дукатами.
Настоящий малороссийский тип лица, нравов, обычаев и образа жизни сохранялся почти исключительно в хуторах. Там можно было найти истинно гомерическую [т.е. первобытную] простоту нравов: добродушие, честность и то бескорыстное гостеприимство, которым по справедливости всегда славились малороссияне. Воровство, обман, московская удаль, надувательство были у них вещами неслыханными. Москаль, по их понятию, все это вмещавший в себе, был словом ругательным.
Эти добрые хуторяне, в своей патриархальной простоте незнакомые с цивилизованними пороками, уверенные в своих требованиях, жили бы совершенно счастливо, владея прекраснейшею в мире землею и платя небольшой оброк помещику, если бы их не притесняли богатые мещане. К несчастию, богатство и здесь, как часто бывает, составляло могущество, служившее одним для угнетения других. Мещане разными способами обижали хуторян: они то старались подчинить их своей власти, то захватывали у них клочок выгодной земли или леса, то обращали на них бремя общественных тягостей, которых сами не хотели нести. Все это делалось безнаказанно. Представители графской власти думали только о том, как бы и им обогатиться, а выборные от народа, или громада, состояли из тех же мещан: эти по¬следние располагали и выборами, и голосами в громаде.
Был в слободе еще особенный и многочисленный класс людей — класс ремесленников: кравцов (портных), шевцов (сапожников), бочаров или бондарей, ковалей (кузнецов) и проч. Они уже не занимались земледелием, но развозили по сельским и городским ярмаркам свои изделия. Сталкиваясь в этих промышленных странствованиях с москалями, они заражались их удалью и были большей частью преизрядными плутами.
Вот среди какого общества был призван жить и действовать на первых порах мой отец. Он прибыл в Алексеевку, кажется, в 1800 или 1801 году. Ему тогда только что минуло восемнадцать лет. Мещане встретили его недоброжелательно. Они презирали его за молодость и считали не достойным участвовать в управлении их общиною. Однако они скоро утешились, предполагая, что зато будут иметь в нем покорное орудие. Но у отца было другое на уме. Кроме способностей, природа наделила его еще пылким, благородным и восприимчивым сердцем. Он был одною из тех личностей, которым суждено всю жизнь бороться с окружающей неурядицей и в заключение становиться ее жертвою. Он, как я уже говорил, значительно образовал себя и, на свою беду, умственно и нравственно совсем отделился от людей, с которыми ему надлежало жить и от которых он зависел. Образование его было случайное, без всякой системы и ни мало не приспособленное к его будущности. Лишенное практического смысла, оно только воспламенило его воображение, наполнило голову идеями, не согласными с окружающею действительностью, и потому не могло руководить его среди пропастей и грязи, которые ему суждено было проходить. Оно составляло блестящее, неожиданное, но и опасное преимущество его судьбы.
Отец мой совсем не понимал своего положения. Даже пример Деггяревского не научил его. Он был знаком только с героями истории и романов, а не с жизнью и деятелями своего мира. Ценя только то, что находил или в высших сферах действительности, или в фантастических своих и чужих дополнениях к ней, он с первого же шага в жизни бросился навстречу призракам таких доблестей, самые имена которых не были известны не только в графских вотчинах, но и в других, гораздо более почетных местах русской земли. Приступив к отправлению своей должности, он скоро убедился, что грубая сила и богатство, а не человечность и справедливость располагают делами и жребием людей. Тогда он вообразил себе, что избран Провидением дать другое устройство своей родине, установить равновесие между людьми привилегированными и бедными и учредить такой порядок, чтобы последние всегда находили защиту против самоуправства и произвола первых, — то есть он предпринял дело, которое еще никому в мире не удавалось. Мысль эта до того овладела им, что он забыл всякую осторожность и скудость средств, какими располагал для борьбы со злом.
Богатые мещане сначала приуныли, заподозрив в нем тайного агента графа, но скоро успокоились, увидев, что во всяком случае имеют дело с горячим, неопытным юношей, с которым нетрудно будет справиться: стоит только дать побольше разыграться его пылкости и терпеливо выждать удобную минуту.
На первых порах местные аристократы, впрочем, еще надеялись другим, мирным способом обуздать непрошеного реформатора. Они хотели женить его на ком-нибудь из своих и, запутав в родственные и семейные связи, сделать его сговорчивее. Но отец и тут пошел всем наперекор. Он действительно поспешил жениться, но в угоду себе, а не другим.
Случилось это так. Однажды вечером он шел по мосту через реку Сосну. С пастбища возвращались на ночлег стада коров и овец. Им навстречу, по обыкновению, высыпала из деревни толпа женщин и между ними одна молодая девушка, привлекательная наружность и скромный вид которой приковали внимание отца. Он осведомился у подруг об ее имени и узнал, что она дочь небогатого кравца, шьющего тулупы, по прозванью Ягнюк. Участь отца была решена: пленительный образ девушки всецело овладел им.
Дня три спустя он объявил родителям, что хочет жениться. Моя бабушка пришла в ужас, когда узнала, что избранная ее сына не зажиточная мещанка, а дочь бедного, ничтожного кравца. Важное значение в слободе моего отца, первого, после управляющего, лица, его способности, московское образование делали его настоящим панычем. Все это давало его матери повод рассчитывать на гораздо более выгодный для него брак. Она надеялась назвать невесткою дочь кого-нибудь из первоклассных богачей слободы. Были призваны на помощь всевозможные доводы, просьбы, увещания, чтобы отклонить молодого человека от неравного брака. Все напрасно. Романическая встреча, красота девушки, самая бедность ее заставляли отца упорно стоять на своем.
Но он и в решимости своей не по обычаю поступил. Вместо того, чтобы заслать к родителям невесты сватов, он сам явился к ним. Это были малороссияне старого закала, в которых еще не угас дух прежних украинцев. Честные и добродушные, они не имели ничего общего с испорченной средой мещанского и ремесленного сословия. Главное занятие их составляло земледелие, но дед мой в молодости научился шить кожухи и теперь еще кое-что зарабатывал в качестве кравца. Семья его, таким образом, не терпела особенной нужды.
Они жили на берегу Сосны, в небольшой, крытой соломою, но беленькой хате, за которою, к самой реке, спускался огород с грядами капусты, гороха, свеклы, кукурузы и разного рода цветами. Тут красовались пышные гвоздики и огромные подсолнечники, пестрели разноцветные маки, благоухал канупер, ковром расстилались ноготки, колокольчики, зинзивер и — украшение могил — васильки. Огороду этому впоследствии суждено было терпеть великое опустошение от моих набегов, особенно в той части, где вокруг гибких и длинных тычинок вился сладкий горох. За рекой, против самого огорода, расстилался вишневый сад — рай моей бабушки, когда она еще была в девицах, потом ее дочерей, а в заключение и мой. Там теснились яблони, вишневые и грушевые деревья, летом и осенью обремененные плодами — отрадой моих детских лет. Но об этом после.
Старики оторопели, когда узнали, зачем явился к ним такой знаменитый гость, как старший писарь, мой будущий отец. «Так як же тому буты, — говорила старуха-мать, — щоб наша Катря була тоби жинкою? Чи вона ж тоби пара? Мы люды убоги и прости, а ты бачь письменный, паныч, да такой еще гарный. У Катри ничего нема, окроме якихсь плахтынок, сорочек да хусток».
Отец мой на это разразился чем-то вроде пламенного дифирамба, из которого старуха, разумеется, ничего не поняла. В заключение, однако, решили позвать Катрю и спросить у нее, согласна ли она идти замуж за старшего писаря, Василья Михайловича. Озадаченная девушка, дрожа и краснея, отвечала, что сделает, как прикажут родители.
Недели через три сыграли свадьбу — к тайному неудовольствию матери жениха и к изумлению Алексеевских аристократов, которые с этих пор окончательно возненавидели отщепенца и укрепились в намерении погубить его.
Мне предстоит трудная задача начертить портрет моей матери, соединив черты ее юности, дошедшие до меня по преданию, с тем, что уцелело в моей собственной памяти от ее более зрелого возраста. Она была замечательное в своем роде явление. Жизнь не дала ей ничего, кроме страданий, но она с редким достоинством прошла свой скорбный путь и сошла в могилу с ореолом праведницы.
В молодости она слыла красавицею, да и в моей памяти рисуется еще такою. Ее тонкие правильные черты выражали бесконечную кротость, а манеры и обращение с летами приобрели особенную плавность и величавость. Росту она была выше среднего и стройно сложена. Черные волосы мягкими прядями лежали вокруг высокого лба. Но всего лучше были ее карие глаза: в них светилось столько нежности и доброты. Кто видел ее, тот непременно чувствовал к ней приязнь и уважение. Без всякого образования, она обладала счастливыми способностями, при которых женщина легко свыкается с обычаями, нравами и понятиями другого, более утонченного круга. По развитию мой отец был выше ее. Она это признавала и почтительно перед ним преклонялась, всегда охотно входила в его виды и сочувствовала, если не романическим порывам и игре его фантазии, то благородным стремлениям, лежавшим в основе его характера. У нее у самой была бездна природного ума, который с течением времени тоже не преминул развиться и окрепнуть. То был ум удивительно верный и здравый, без малейшей заносчивости и тонкий без жеманства. В нем она всегда находила прочную точку опоры там, где более отважный, но менее гибкий ум ее мужа легко терял почву под ногами.
События, наполнявшие жизнь моего отца, как настоящие волны, то и дело бросали утлый челн его из одной крайности в другую. Он был игрушкою самой странной судьбы, полной противоречий и горьких разочарований. С одной стороны, он как бы пользовался выгодами и преимуществами независимого, даже почетного положения, с другой — мог быть попираем, как червь. Герой по широкому уму, по способностям и по гордости, с какою отстаивал свое человеческое достоинство, он, по роли, которая выпала ему в жизни, был жалким актером. Немало противоречий было и в сношениях его с людьми: случай беспре¬станно наталкивал его на таких, которые были гораздо выше его и по систематическому образованию, и по общественному положению. Но они не только охотно водились с ним как с равным, но многие из них даже состояли в тесной дружбе с ним. У меня сохранилась часть переписки моего отца, которая свидетельствует об уважении и сочувствии к нему этих лиц.
В такой-то круг житейских условий вошла моя мать, неся им навстречу только свое прекрасное сердце, непросвещенный, но здравый ум и женский инстинкт. Она сумела найтись в этом чуждом ей кругу и соединить строгое исполнение обязанностей своего пола и призвания с требованиями относительно-чрезвычайного положения. Всегда на кухне, за прялкой, за иглой, она была усердная работница, кухарка, швея, нянька своих детей. И ее же потом видели степенно, скромно, но свободно ведущею беседу с именитыми горожанами, точно она век с ними жила. Она вообще умела делать все просто и кстати. Разговор ее не отличался бойкостью, но она говорила легко и занимательно, нередко приправляя свою речь оригинальным малороссийским юмором.
Но главная сила моей матери заключалась в сердце и характере. Она была сама доброта и самопожертвование. Конечно, она знала, что в мире есть зло: она сама много от него терпела, но решительно не понимала, как можно делать зло и как можно делать на свете что другое, кроме добра. Ничто не сравнится с терпением и мужеством, с какими она переносила удары судьбы. Она испытала все, что составляет отраву жизни: страдания сердца, нужду, всевозможные лишения, гонения и потрясения самых бурных и неожиданных свойств. Беды и несчастия, казалось, спорили о том, которому из них, наконец, удастся одолеть эту прекрасную, благородную душу женщины, виноватой только тем, что она жила. Но кто видел, как глубоки и жгучи были ее скорби? Один только Бог разве, перед которым она изливала свое сердце в тихой, покорной молитве, не спрашивая, зачем, в силу каких законов возложено на нее такое тяжкое иго?
Враждебные обстоятельства с течением времени произвели некоторые перемены в характере отца. В сущности он оставался тем же, но стал недоверчивее к людям. Взгляд его на жизнь сделался скептичнее, а на собственную судьбу мрачнее и тревожнее. Характер его подруги, напротив, все совершенствовался и под давлением бед только сосредоточивался и, так сказать, округлялся. Замечательно, что, выросшая среди людей простых и невежественных, она, в своих религиозных верованиях, была чужда суеверия и предрассудков, которые так часто принимаются за одно с религией. Ее здравый ум верно отличал настоящие требования всего честного и разумного от искуственного и только наружного. Она чтила не обычай, а добрые нравы и им одним придавала важность.
Зато религиозные верования моего отца, как и все в нем, отличались своеобразностью и были полны противоречий. Например, он высоко ценил Вольтера и нимало не смущался его скептическими воззрениями. Сам, между тем, был набожен, не иначе, как с уважением, говорил о «вещах божественных», ничуть не пренебрегал обрядами церкви. При всяком выдающемся событии в домашнем быту он непременно приглашал священника служить молебен, хотя за это часто нелегко бывало заплатить. На молебнах он всегда с благоговением молился, а вслед за тем опять от души смеялся антирелигиозным выходкам Вольтера, особенно его издевательствам над попами и монахами.
Первые покушения моего отца
водворить правду там, где ее не хотят
После женитьбы отец мой намеревался жить по-прежнему, со своими родителями, но это скоро оказалось невозможным. Его мать никак не могла простить удара, нанесенного ее честолюбию, и как женщина энергическая резко выражала свое неудовольствие. За все платилась, конечно, моя будущая мать. Ни молодость, ни красота ее, ни безусловная покорность — ничто не могло смягчить бабушку Степановну. Отцу приходилось или оставаться безмолвным зрителем незаслуженных обид и оскорблений, ежедневно наносимых его юной подруге, или начать жить собственным домом. Он избрал последнее. Жалованье он получал небольшое; но в Алексеевке все было дешево, а нужды его семьи незатейливы: ему без особенного труда удалось обзавестись маленьким хозяйством. Молодость, относительное довольство, согретый любовью домашний очаг, а главное — удовлетворение малым и вера в будущее делали то, что отец мой на время счел себя счастливым. Этот момент его жизни может быть назван золотым, идиллическим периодом его существования. Но идиллия недолго продолжалась: она быстро перешла в драму, с печальной развязкой на краю могилы.
Характер общественной деятельности моего отца не замедлил определиться. Он с первых же шагов в качестве старшего писаря выступил защитником слабых и врагом сильных. Настал ряд случаев, в которых ярко обнаружилась и его диалектическая ловкость в оспаривании несправедливых притязаний, и стойкость в преследовании злоупотреблений. Это усилило бдительность врагов и разожгло их злобу. Завязалась ожесточенная борьба. К несчастью, отец мой стоял совсем одиноко. Ему и в голову не приходило позаботиться о том, чтобы приобрести себе союзников, образовать нечто вроде партии. Он ровно ничего не понимал в практической мудрости, которая страстями же побеждает и подчиняет себе страсти, но в своей юношеской неопытности думал, что достаточно возвысить голос в пользу правды, и ее торжество несомненно. Уроки опыта и впоследствии не научили его этому.
Был объявлен рекрутский набор. Вотчине надлежало поставить известное число рекрут. Власти так повели дело, что богатые, имевшие по три и по четыре взрослых сына, были, под разными предлогами, освобождены от этой общественной тягости, которая, таким образом, падала исключительно на бедных. Многие семьи лишались последней опоры: лбы забрили даже нескольким женатым. Такая несправедливость возмутила отца. Он горячо вступился за одну вдову, у которой отнимали единственного сына и кормильца. Но протест его остался без последствий. Тогда он решился прямо от себя написать графу и раскрыть ему все злоупотребления.
Поднялась страшная суматоха. От графа явились ревизоры; как водится, уполномоченные исследовать беспорядки и принять меры к их устранении на будущее время. Эти почтенные блюстители нравов, прежде всего, взяли с виновных огромные взятки, а затем объявили их не только правыми, чуть не святыми, а виновника переполоха, моего отца, признали клеветником. Его отрешили от должности и, в ожидании дальнейших распоряжений графа, посадили в тюрьму.
Отец, однако, не смирился, он вздумал перехитрить врагов и предупредить их донесение графу своим собственным. Но как это сделать? Его как важного общественного преступника зорко стерегли и не давали ему ни бумаги, ни перьев, ни чернил. Моя мать нашла средство все это доставить ему. Ей позволили навещать заключенного, и вот она, в одно из своих посещений, снабдила его бумагой, которую принесла, мелко сложенною, под чепцом. Этот головной убор малороссиянок в то время был очень объемистый и с упругим верхом. Туда же спрятала она и перо, а чернильницу скрыла в краюшке хлеба!
Два дня спустя письмо с описанием гонений, претерпеваемых отцом, уже было на пути к графу. Противники не успели опомниться, как явилось строгое предписание приостановить ход дела, освободить отца и отправить его для личных объяснений в Москву. Это произвело на всех действие громового удара, а отцу моему внушило самые отважные надежды. Последние, однако, быстро рассеялись.
Граф, правда, благосклонно выслушал его, но еще благосклоннее отнесся к наветам противной стороны. Отца признали человеком беспокойым, волнующим умы и радеющим больше о выгодах человечества, чем о графских. В заключение беднягу заковали в цепи и привез
Дополнения Развернуть Свернуть
Именной указатель
Абаза Александр Агеевич (1821—1895), государственный контролер — III — 301
Август (63 до н.э.—14 н.э.), древне¬римский император — III — 468
Авдеев Алексей Александрович (1819—1888), археолог — I — 577
Аверкиев Дмитрий Васильевич (1836—1905), драматург — III — 359
Адеркас Эммануил Богданович (1782—1855), член главного правления училищ — I — 458
Адлерберг Александр Владимирович (1818—1888), министр императорского двора (1872—1881) — II — 111, 116, 129, 149, III — 285
Адлерберг Владимир Федорович (1790—1884), граф, министр императорского двора (1852—1872) — II — 23, 59, 60, 102, 167, III — 391
Адлерберг Юлия Федоровна (1760—1839), начальница Смоль¬ного института — I — 363, 404, 405
Айвазовский Иван Константинович (1817—1900), художник — II — 463
Аксаков Иван Сергеевич (1823—1886), публицист — I — 527,
II — 107, 108, 249, 250, 577, III — 57, 62, 183, 214, 215, 235, 241, 242, 363, 398
Аксаков Константин Сергеевич (1817—1860), поэт — I — 551, II — 240, III — 242
Александр I (1777—1825), император — III — 77, 209, 266, 267
Александр II (1855—1881), император — III — 3, 23, 50, 100, 105, 128, 132, 134, 140, 143, 167, 174, 179, 197, 198, 205, 223, 257, 266, 288, 289, 292, 300, 312, 326, 327, 389, 423, 462
Александр Свирский (1498—1533), основатель Александро-Свирского монастыря — I — 335
Александра Николаевна (1825—1844), великая княжна, младшая дочь Николая I — I — 447, 479
Александра Федоровна (1798—1860), императрица, жена Николая I — I — 286, 287, II — 224, 225
Александров Михаил Степанович, помещик — I — 31
Алексеев, сенатор — I — 33, 40
Алексей Александрович (1850—1908), великий князь, младший сын Александра II — III — 142
Алимпиев А.П., педагог — I — 401
Альфонский Аркадий Алексеевич (1786—1869), ректор Московского университета — I — 604
Амадей (1845—1890), испанский король — III — 380
Андреевский Иван Ефимович (1831—1891), профессор Петербургского университета — II — 296, 349, 461, 490, 533, III — 237
Андрианов — I — 401
Андрие, ресторатор — I — 270
Анненков Иван Васильевич (1813—1887), генерал-адъютант — I — 546, III — 109
Анненков Николай Николаевич (1790—1865), генерал-адъютант, директор канцелярии военного министра — I — 444, 453, 454, 533, II — 334, 479, 480, 489, III — 71
Анненков Павел Васильевич (1813—1887), литератор — II — 52, 247, 248, III — 505, 508
Анненкова Глафира Александровна (1831—1899), жена предыдущего — I — 540
Антонелли Джакомо (1806—1876), кардинал — III — 89
Антоний (1782—1848), митрополит — I — 467
Антонович Максим Алексеевич (1835—1907), литератор — II — 520, III — 15, 16, 30
Аполлос (1778—1859), архимандрит — III — 43
Апраксин Александр Александрович (1820—1883), граф — II — 184, 186, 374
Апрелев Александр Федорович (1798—1836), чиновник — I — 371, 372
Апухтин Алексей Николаевич (1840—1893), поэт — III — 293
Араго Эммануил (1812—1896), адвокат — III — 181
Аракчеев Алексей Андреевич (1769—1834), граф, генерал от артиллерии, военный министр с 1808 г. — III — 204, 351, 363
Арапова, классная дама Екатерининского института — II — 538
Аристид (509—467 до н.э.), древнегреческий полководец — II — 489, 490
Аристов, рязанский помещик — I — 515, 516
Аристотель (384—322 до н.э.), древнегреческий философ —
I — 284, 285
Армстронг Иван Адамович, товарищ Никитенко по университету — I — 180, 183, 228, 229, 245, 281, 337, 338, 338, 374
Армстронг Роман Адамович (1791—1865), горный инженер, генерал-лейтенант — I — 337, 338
Арним Генрих (1824—1881),
граф — III — 439
Арсеньев, товарищ председателя Московского окружного суда — III — 192
Арсеньев Илья Александрович (1820—1887), журналист, сотрудник «Северной почты», редактор «Петербургской газеты» — II — 322, 338, 339, 445, III — 183, 184
Арсеньев Константин Иванович (1789—1865), профессор Петербургского университета — I — 459
Арсеньев Константин Константинович (1837—1908), адвокат — III — 404
Арсеньева, воспитанница Смольного института — I — 437
Артемьев Александр Иванович (1820—1874), статистик, археолог и географ — II — 330
Ассандри, певица — I — 467
Ассиер, певица — I — 251
Астафьев Владимир Иванович, помещик Острогожского уезда — I —146, 152, 167, 188, 189
Афанасий, епископ, ректор Петербургской семинарии — I — 481
Ахматов Николай Степанович, казанский помещик, цензор — I — 562, 563, 613
Ахматова Елизавета Николаевна (1820—1904), издательница журнала «Собрание переводных романов, повестей и рассказов» — II — 482, 590
Ахтырский Михаил Григорьевич, преподаватель музыки — I — 87
Бабст Иван Кондратьевич (1824—1881), профессор Московского университета — II — 65, 325, III — 157
Бажанов Василий Борисович (1800—1883), священник, профессор богословия в Петербургском университете — I — 232, 233, II — 79, 546, III — 50, 170, 304
Базен Петр Петрович (1783—1838), генерал, директор института корпуса инженеров путей сообщения — I — 234
Базен Франсуа-Амиль — III — 414, 436
Базилевич Петр, драматург —
III — 359
Базилевская Анна Васильевна (1845—1885) — III — 137
Базили Константин Михайлович (1809—1884), литератор, консул в Сирии и Палестине (1839—1884) — III — 47
Базили, сын предыдущего —
III — 47
Базунов Александр Федорович (?—1899), книгопродавец и издатель — III — 24
Байков Матвей Андреевич (1800—1849), профессор сельского хозяйства и домоводства — I — 405
Баймаков Федор Петрович (1831—1907), финансист и издатель — III — 451, 467, 531
Байрон Джордж-Гордон (1788—1824), поэт — I — 214, 215, 284, III — 4
Байский Порфирий — см. Сомов О.М.
Бакланов Яков Петрович (1809—1873), генерал-лейтенант —
III — 172, 259
Бакунин Василий Михайлович (1795—1863), драматург, полковник — III — 138
Бакунин Михаил Александрович (1824—1876), революционер — II — 367, 407, III — 138, 261, 262
Балашов Александр Дмитриевич (1770—1837), обер-полицеймейстер, министр полиции (1810—1812) — III — 235
Балицкая А.С., знакомая Никитенко — III — 484
Бамберг Генрих (1822—1888), профессор медицинской клиники — II — 182
Банаш, петербургский полицмейстер — II — 494, 495, III — 67
Баранов Эдуард Трофимович (1811—1884), граф — III — 130, 145
Барановский Виктор Иванович (?—1864), друг Никитенко —
I — 414, II — 168, 310, 517, 518
Барановский Степан Иванович (1817—?), профессор русского языка в Гельсингфорсском и Дерптском университетах — I — 563, 564, 566, 567, III — 168
Барант Амабль-Гийом-Проспер (1782—1866), барон, литературовед, критик — I — 574
Баранцов Александр Александрович (1810—1882), граф, генерал-адъютант — III — 288
Баратынский Евгений Абрамович (1800—1844), поэт — II — 474
Барбо, певица — II — 385, 474, 495, 518, 591, III — 70
Бардовский Василий Степанович (1804—1874), педагог, директор первой петербургской гимназии — III — 351
Барклай де Толли Михаил Богданович (1761-1818), князь, военный министр (1810—1812) — III — 197
Барков Иван Семенович (1732—1768), поэт и переводчик —
I — 555, III — 321, 368, 378
Барсуков Николай Платонович (1838—1906), историк — III — 536
Бартенев Петр Иванович (1829—1912), историк, издатель —
III — 377
Баршев Сергей Иванович (1808—1882), профессор уголовного права в Московском университете — I — 604, III — 137
Барятинский Александр Иванович (1814—1879), генерал-фельдмаршал — III — 386
Батте Шарль (1713—1780), аббат — I — 284, 285
Батюшков Константин Николаевич (1787—1855), поэт — I — 345, 488
Батюшков Помпей Николаевич (1810—1892), чиновник — II — 374, 475, III — 253, 255
Бауер Василий Васильевич (1833—1884), историк, профессор Петербургского университета — II — 466, 502—504
Баумгартнер Евгений Карлович (1817—1880), генерал-лейтенант — III — 5
Бахтин Николай Иванович (1796—1869), статс-секретарь — II — 451, III — 122
Башуцкий Александр Павлович (1801—1876), журналист — I — 435
Безак Александр Павлович (1800—1869), генерал-губернатор — III — 141, 142
Безобразов Александр Михайлович (1783—1871), сенатор —
I — 261
Безобразов Владимир Павлович (1828—1889), экономист — II — 594, 600, III — 5, 182, 291, 368, 460, 466
Безобразов Николай Александрович (1816—1867), публицист — II — 94, 95
Безобразов, офицер — I —542
Бейст Фридрих-Фердинанд (1809—1886), государственный деятель — III — 296
Бек Христиан Андреевич (1770—1853), чиновник министерства иностранных дел — III — 209
Бекаревич, помещик — III — 44
Бекетов Андрей Николаевич (1825—1902), профессор Петербургского университета — II — 485
Бекетов Владимир Николаевич (1809—1883), цензор — II — 49
Беккерс Людвиг Андреевич (1831-1862), хирург — II — 343
Беклешов, офицер — I — 264
Белинский Виссарион Григорьевич (1811—1848), критик — I — 462
Беллингсгаузен Фаддей Фаддеевич (1779—1852), адмирал, путешественник — I — 587
Беллюстин Иван Степанович (1820—1890), священник — II — 79
Белосельская-Белозерская, княгиня — III — 146
Беляев Александр Николаевич (?—1877), директор Пятой петербургской гимназии — III — 351
Беляков Михаил Игнатьевич, студент — I — 56—59
Бенардаки Дмитрий Егорович (?—1870), петербургский откупщик — I — 574
Бенедиктов Владимир Григорьевич (1807—1873), поэт — I — 416, 453, II — 244, III — 389, 418, 421
Бениш, доктор — II — 216
Бенкендорф Александр Христофорович (1783—1844), граф, управляющий III отделением (1826—1844) — I —280
Берг Федор Федорович (1793—1874), граф, генерал-фельдмаршал — II — 458, 459, III — 188
Бередников Яков Иванович (1793—1854), академик — I — 341, 342
Березин Илья Николаевич (1819—1896), профессор в Петербургском университете — II — 264, 288, 461, 471, 488, 490
Березовский Антон (1847—1869), террорист — III — 174, 181, 190
Берестневич Е.А., епископ — I — 291, II — 292, 421, 601
Беринг, московский обер-полицеймейстер — I — 604
Берте Александр Александрович (?—1893), цензор — I — 583, 590, II — 85, 148, 256, 282
Бессер Виктор Виллибальдович (1825—1890), врач — III — 246, 375, 526
Бестужев Александр Александрович (1797—1837), поэт — I — 323
Бестужев-Рюмин Константин Николаевич (1829—1897), профессор-историк Петербургского университета — II — 490, 594, III — 143, 369
Бетлинг Оттон Николаевич (1815—1904), академик, санскритолог — II — 571, III — 216
Бетховен Людвиг (1770—1827), композитор — I — 252
Бибиков Дмитрий Гаврилович (1792—1870), киевский генерал-губернатор, министр внутренних дел (1852—1855) — I — 473, 557, 558, 627, III — 375
Бибиков Петр Алексеевич (1832—1875), литературный критик — III — 64, 71, 224
Бильбасов Василий Алексеевич (1838—1904), историк и публицист, профессор Киевского университета — II — 390
Билярский Петр Спиридонович (1815—1876), историк литературы, академик — II — 246, 298, 510, 544, 545, 573, 585, 586, III — 20, 81, 152
Бирон Эрнест-Иоганн (1690—1772), герцог, временщик в царствование Анны Иоанновны — III — 363, 467, 468
Бисмарк Отто (1815—1898), канцлер Германии — II — 535,
III — 108, 274, 279, 290, 294—297, 299, 301, 393, 413, 434, 444
Бичурин Никита Яковлевич (Иоакинф)(1773—1853), начальник русской духовной миссии в Пекине — III — 42, 43
Благовещенский Николай Михайлович (1821—1892), профессор римской словесности в Петербургском университете —
I — 604, II — 513, 523, III — 12, 173, 295, 364, 372, 388, 484
Благосветлов Григорий Евлампиевич (1824—1880), литературный критик, издатель — III — 53, 105, 433, 434
Блаз, музыкант — I — 456
Блессиг Роберт Федорович (1830—1878), врач — II — 523, III — 327
Блудов Андрей Дмитриевич (1817—1886), дипломат — I — 301
Блудов Дмитрий Николаевич (1785—1864), государственный деятель — I — 258, 468, 488, 532, 546, 547, 579, 621, 632—635, II — 17, 24—27, 64, 69, 70, 86, 140, 247, 248, 253, 292, 325, 350, 374, 389, 472, 475, 478, 493, 509, 514, 546, III — 320
Блудова Антонина Дмитриевна (1812—1891), фрейлина — II — 87, 90, 292, 374, 478, III — 97, 103, 206, 208, 231, 292, 301, 423
Блюменфельд, знакомый Никитенко — III — 388
Блюнчли Иоганн-Каспар (1808—1881), швейцарский юрист, профессор — III — 467
Боборыкин Петр Дмитриевич (1836—1920), беллетрист — I — 224, III — 205
Боборыкина Анета — I — 224
Бобринский Владимир Алексеевич, граф — III — 303
Бобринский Владимир Алексеевич, граф, министр путей сообщения — II — 34, 36
Бов — см. Добролюбов Н.А.
Богданова Елена Карловна (1822—1900), ученица Никитенко — I — 306, II — 550, 551, III — 293, 388
Богданович Модест Иванович (1805—1882), генерал-лейтенант, военный историк — III — 359
Богданович Рафаил Осипович, мировой посредник — II — 275, 276
Боголюбов Семен Гаврилович (1780—1842), профессор Петербургского университета по кафедре права — I — 301
Боголюбов Виктор, студент Петербургского университета —
II — 84
Богословский Михаил Измайлович (1807—1884), профессор богословия в Петербургской духовной академии — III — 300
Богуславский, доктор — I — 569
Богушевич Юрий Михайлович (1835—1901), журналист, чиновник цензурного ведомства — II — 350
Бодянский Осип Максимович (1808—1877), профессор Московского университета — I — 510
Бокль Генри-Томас (1822—1862), английский историк — II — 409, 530
Болдырев Алексей Васильевич (1780—1842), ректор Московского университета — I — 349, 377, 379
Борисоглебский, епископ — III — 178
Боровский, епископ — I — 513
Бороздин Константин Матвеевич (1781—1838), историк и археолог — I — 218, 220, 229, 230, 246—249, 257, 258, 261, 265, 266, 314, 387, 547
Бороздина, жена предыдущего — I — 229
Бороздна Николай Петрович, черниговский губернатор —
III — 134
Борх Александр Михайлович (1804—1867), граф, директор императорских театров — II — 440
Боткин Василий Петрович (1810—1869), литератор — II — 103, 235, III — 74
Боткин Михаил Петрович (1839—1914), художник, академик исторической живописи — III — 74
Боткин Сергей Петрович (1832—1889), врач, профессор Медико-хирургической академии — III — 72
Бото, полковник — II — 130
Брадке Егор Федорович (1796—1861), попечитель Киевского и Дерптского учебных округов — I — 588, II — 320, 321, 323
Браун, дачевладелец в Павловске — III — 394
Брезе, графиня — III — 173, 174
Брискорн Максим Максимович (1788—1872), сенатор — II — 33, 34, III — 76
Брок Петр Федорович (1805—1875), министр финансов (1852—1858), член Государственного совета — I — 617,
II — 40, 54
Броневский Семен Богданович (1786—1858), генерал-майор, генерал-губернатор Восточной Сибири, сенатор — II — 142
Броссе Марий Иванович (1802—1880), академик — II — 595
Броун Томас (1605—1682), английский философ — III — 172
Брун Федор Антонович, сенатор, затем министр, статс-секретарь великого княжества Финляндского — III — 293, 454
Бруни Федор Антонович (1800—1875), художник — I — 431
Брюллов Карл Павлович (1799—1852), художник — I — 414, 415, 423
Брянский Яков Григорьевич (1791—1853), актер и переводчик — I — 311, 565
Бубнов, солдат — II — 261
Будберг Андрей Федорович (1820—1881), барон, дипломат — II — 86, III — 167
Булгаков Петр Алексеевич (?—1883), чиновник военного ведомства — II — 54
Булгарин Фаддей Венедиктович (1789—1859), журналист, издатель — I — 198, 199, 236, 237, 243, 250, 269, 288, 293, 394, 451, 453, 468—471, 486, 493, 496, 504—506, 549, 550, 579
Булич Николай Николаевич (1824—1895), историк литературы, профессор Казанского университета — I — 582, II — 230
Бульмеринг — II — 181
Бунге Николай Христианович (1823—1895), профессор политической экономии в Петербургском университете — II — 471, 472, 524
Буняковский Виктор Яковлевич (1804—1889), вице-президент Академии наук — I — 592, 614, 615, II — 493, III — 106, 170, 320, 368, 419, 463—465
Бурачек Степан Анисимович (1800—1876), писатель, издатель — I — 457, III — 155
Бурнашев Владимир Петрович (1809—1888), литератор и журналист — I — 391
Бурнашевы, знакомые Никитенко — I — 440
Бус Джон Уилькс (1839—1865), актер, убийца А.Ликольна —
III — 29
Буслаев Федор Иванович (1818—1897), профессор Московского университета — II — 235
Буссе, воспитанница Смольного института — I — 437
Бутенев Аполлинарий Петрович (1787—1866), дипломат — II — 185
Бутков Владимир Петрович
(1820-е—1881), государственный секретарь — I — 540, II — 46, 98, 487, III — 30
Бутков Петр Григорьевич (1776—1857), сенатор — II —45
Бутлеров Александр Михайлович (1828—1886), химик — III — 287, 291, 322, 458
Бутовский Александр Иванович (1814—1890), журналист, сенатор — II —318, 524
Бутурлин Дмитрий Петрович (1710—1849), военный историк — I — 508, 509
Бутырский Никита Иванович (1783—1848), профессор словесности Петербургского университета, переводчик и цензор — I — 185, 216, 271, 274, 279, 301
Буцковский Николай Андреевич (1813—1873), сенатор — III — 409
Быков Михаил Петрович (1793—1862), генерал, сенатор — II — 557
Быкова Мария Антоновна, невеста М.Н.Любощинского — II — 557
Быковская, помещица — II — 271, 272
Быстроглазов, знакомый Никитенко — I — 306
Быстроглазова — см. Корсини М.А.
Бычков Афанасий Федорович (1818—1899), историк, директор Публичной библиотеки — III — 60, 61, 85, 153, 202, 368, 536
Бэкон Фрэнсис (1561—1626), английский философ — III — 172
Бэн Александр (1818—?), шотландский философ — III — 172
Бэр Карл Максимович (1792—1876), зоолог — II — 385, 570—572, III — 21, 106, 148, 199
Бюлер Федор Андреевич (1821—1896), барон, директор Московского архива иностранных дел — III — 379
Бюхнер Людвиг (1824—1899), биолог, философ — II — 473
Вагнер Николай Петрович (1829—1907), зоолог, профессор Казанского и Петербургского университетов — III — 458
Вагнер Рудольф (1805—1864), профессор университета в Эрлангене — II — 473
Ваксель, член межевого департамента в Москве — I — 211, 212
Валуа В.П., попутчик Никитенко — II — 195
Валуев Петр Александрович (1816—1890), министр внутренних дел (1861—1868), министр государственных имуществ (1872—1879) — II — 58, 253, 308—310, 330—333, 339, 342, 346, 347, 350—352, 357, 363, 364, 382, 397—400, 427, 428, 453, 465, 469, 562, 563, 602,
III — 4, 9, 32—34, 47, 51—58, 65, 66, 78, 79, 89, 90, 100, 102, 107, 122, 125, 129, 130, 133, 134, 136—138, 141, 143, 144—148, 154, 158, 161, 164, 165, 193, 203, 205—207, 214, 333, 400—403, 419, 420, 442, 446, 472
Вальтер, доктор — II — 161, 183, III — 4
Вальц Вильгельмина (1812—1895), жена И.Г.Вальца —
III — 111
Вальц Иоганн-Георг (1814—1898), врач — II — 237, 316, 334, 465, 492, III — 60, 71, 111, 148
Варадинов Николай Васильевич (1817—1887), журналист, помощник Никитенко по редакции «Северной почты» — II — 312, 339, 435, 437, 502
Варнек Николай Александрович (1823—1876), профессор Московского университета по кафедре сравнительной анатомии и физиологии — I — 513, II — 95
Василий, архиепископ — III — 451
Василий Иоаннович (1505—1533), великий князь — I — 339
Васильев Василий Павлович (1818—1900), профессор Петербургского университета — II — 488, III — 113
Васильев Иосиф Васильевич (?—1881), русский священник в Париже — II — 376, III — 312, 415, 416
Васильчиков Александр Иллари¬онович (1818—1881), публицист — III — 473
Васильчиков Виктор Илларионович (1820—1878), генерал-адъютант, управляющий военным министерством — II — 55
Вахлер Иоганн-Фридрих-Людвиг (1767—1838), немецкий историк литературы — I — 574
Введенский Иринарх Иванович (1813—1855), литературный критик и переводчик — I — 540
Ведров Владимир Максимович (1824—1892), историк — II — 450
Вейнберг Петр Исаевич (1830—1906), поэт и переводчик —
II — 343
Beликопольский Иван Ермолаевич (1798—1868), поэт и драматург — I — 420, II — 519, 520
Вельяминов-Зернов Владимир Владимирович (1830—1904), уче¬ный-ориенталист — III — 106
Вениамин, архимандрит — I — 339
Венюков Михаил Иванович (1832—1901), публицист и мемуарист — III — 386
Верди Джузеппе (1813—1902), итальянский композитор —
II — 385, 474, 488
Веревкин, знакомый Никитенко — II — 193, 194
Верещагин Василий Васильевич (1842—1904), художник — III — 426, 427
Верещагин Ираклий Петрович (1845—1888), педагог-математик — III — 398
Вернадский Иван Васильевич (1821—1884), преподаватель политической экономии в Киевском университете и Главном педагогическом институте —
II — 147, 148, 243, 245, 481, 532, 533
Веселовский Константин Сергеевич (1819—1901), академик по статистике и политической экономии, непременный секретарь Академии наук — II — 571,
III — 7, 126, 148, 259, 293, 320, 323, 324, 328, 466
Веспасиан Тит Флавий (9—79 гг. н.э.), древнеримский император — I — 454
Вессель Николай Христианович (1834—1906), педагог и журналист, редактор — II — 436
Виардо Полина (1821—1910), певица — I — 464, II — 581
Вигель Филипп Филиппович (1786—1856), вице-директор, потом директор департамента иностранных исповеданий —
II — 600
Виельгорский Михаил Юрьевич (1788—1856), камергер, хозяин музыкального салона в Петербурге — I — 315, 434, III — 98
Виктор, священник — III — 312
Виктор-Эммануил II (1820—1878), король Италии — II —580, III — 188
Викторин (?—1883), инспектор Петербургской духовной академии — II — 87
Вилламов Григорий Иванович (1771—1842), статс-секретарь; управляющий благотворительными учреждениями — I — 282, 309
Вилламова А. В, знакомая Никитенко — II — 179
Вильбен, содержательница пансиона в Булони — II — 369
Вильгельм I (1797—1888), король прусский, германский император — III — 389
Вильские, знакомые Никитенко — II — 478
Виртембергский Евгений (1788—1857), герцог, генерал — III — 232
Висковатов Александр Васильевич (1804—1858), генерал, военный историк — I — 593
Витгенштейн Петр Христианович (1768—1842), фельдмаршал — I — 263
Витгенштейн Эмилий-Карл Людвигович (1824—1878), генерал-лейтенант — II — 418
Виткин, знакомый Никитенко — II — 432
Витте Федор Федорович (?—1879), сенатор, попечитель Киевского учебного округа, затем директор народного просвещения в Царстве Польском — III — 156
Вицын Александр Иванович (1834—1900), профессор гражданского права в Петербургском университете — II — 502
Владимир Александрович (1847—1909), великий князь — III — 142, 187
Владимирова Елизавета Васильевна, актриса Александрийского театра — III — 158
Владимирский Виктор Александрович (1812—1877), драматург и публицист — III — 12
Владислав IV (1595—1648), польский король — I — 339
Владиславлев Лев, товарищ Никитенко по университету — I — 245
Владиславлев Михаил Иванович (1840—1890), профессор философии в Петербургском университете и Историко-филологическом институте — III — 112, 113, 322
Власов Александр Николаевич (1807—1867), чиновник канцелярии Академии наук — I — 182, 183
Вовчок Марко — см. Маркович М.В.
Воейков Александр Федорович (1778—1839), поэт, журналист — I — 269, 287
Воейков Николай Васильевич (1832—1898), генерал-адъютант — II —389, III — 74
Воейкова Александра Александровна (1816—1893), фрейлина — I — 279, 287, II — 514, III — 157, 378
Вожинский, инспектор Римско-католической академии — II — 601
Войцехович А. И., сенатор — I — 481, II — 27, 28, 76, 593, III — 106
Волков Егор Егорович (1809—1885), чиновник особых поручений при министре народного просвещения, цензор Петербургского цензурного комитета — I — 590
Волкова Анна Федоровна, химик, ученица А.Н.Энгельгардта — III — 290
Волконский Григорий Петрович (1808—1882), князь, попечитель Петербургского учебного округа — I — 403, 404, 441, 454, 468—471, 475, 484, 485, II — 367, III — 404
Волконский Дмитрий Петрович (1805—1859), князь — I — 441
Волконский Петр Григорьевич (1843—1896), князь — II — 367
Волькенштейн Петр Ермолаевич, заведующий типографией —
II — 351
Вольф Маврикий Осипович (1826—1883), издатель и книгопродавец — II — 529
Вольф Юлия — см. Татарчукова Юлия
Вольфсон Вильгельм (1820—1865), немецкий драматург и журналист, издатель журнала “Russische Revue” — II — 367, 546
Воронов Андрей Степанович (1819—1875), педагог и журналист; занимал ряд видных постов в министерстве народного просвещения — II — 314, 388, 467, III — 36, 128, 166, 167, 364, 395, 397, 435, 478—481
Воронцов Михаил Семенович (1782—1856), генерал-фельдмаршал — I — 483
Воскресенский Александр Абрамович (1809—1880), профессор Петербургского университета — II — 604, II — 573, III — 113, 238
Востоков Александр Христофорович (1781—1864), филолог —
I — 602, II — 298, 509—512,
III — 110
Вронченко Михаил Павлович (1801—1855), переводчик — I — 267, 378, 379, 451, 588
Вронченко Федор Павлович (1780—1852), министр финансов (1844—1852) — I — 548
Вульф — см. Коген Фердинанд
Вышнеградский Николай Алексеевич (1822—1872), профессор педагогии в Главном педагогическом институте — I — 552, 612
Вяземская Вера Федоровна (1790—1886), княгиня, жена П.А.Вяземского — II — 354
Вяземский Павел Петрович (1820—1888) князь, попечитель Казанского учебного округа, председатель комитета иностранной цензуры — II — 320
Вяземский Петр Андреевич (1792—1876), князь, поэт и критик, товарищ министра народного просвещения и член Главного управления цензуры — I — 269, 284, 392, 625, 627, 628, 632, II — 16, 17, 36, 56, 57, 60, 61, III — 34, 35, 61, 120, 179, 224, 225, 231, 338, 427, 439, 478
Гагарин Павел Павлович (1789—1872), князь, председатель Государственного совета — III — 113, 122, 309
Гагемейстер Юлий Андреевич (1806—1878), историк, статс-секретарь — III — 102
Гаевский Виктор Павлович (1826—1888), юрист — III — 418
Галанин Иван Дмитриевич (1817—1873), старший помощник редактора «Журнала министерства народного просвещения» — III — 405
Галахов Александр Дмитриевич (1807—1892), историк литературы, педагог — III — 31
Галич Александр Иванович (1783—1848), философ, профессор Петербургского университета — III — 25, 38, 114
Галл Роман Романович (1761—1844), адмирал, архангельс